4 минуты с театром - 2000-09-10

9 сентября 2000 года.

В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" передача "4 минуты с театром".

Ведущая - Ксения Ларина.

В Челябинске было две достопримечательности: два Морозовых. Один основал и прославил театр "Манекен", а другой стремился на большие столичные площадки. Борис Морозов - среди учеников Андрея Попова, рядом с Анатолием Васильевым и Иосифом Райхельгаузом. Именно они осветили своим присутствием скромный и незаметный театр имени Станиславского, где в один сезон прогремели "Взрослая дочь молодого человека" и "Брысь, костлявая, брысь!". Спектакль Васильева впервые произнес слово "стиляга" в превосходной степени, а спектакль Морозова предложил советской стране героя ее времени - конца 70-х. Эстетика Феллини смотрелась на столичной сцене угловато и нахально. Это в ту пору, когда "Восемь с половиной" и "Сталкер" шли по тихим окраинам Москвы в третьеразрядных кинотеатрах и клубах. Все привязанности Морозова-художника были видны, как на ладони. Молодой человек воспитывался на итальянском неореализме, на подпольном поп-арте и примитивизме Модильяни. Потом был "Сирано де Бержерак", спектакль романтический и мелодичный. Сергей Шакуров отстукивал ногой ритм и скрипучим голосом произносил простые и великие рифмованные истины. Блистала рыжая Роксана-Балтер, растрачивал останки красоты поджарый Кристиан-Виторган. Было красиво, было по-ненашему. Эпоха возрождения театра Станиславского завершилась довольно быстро. Единомышленники разбежались, и, кажется, до сих пор их связывает только портрет учителя в рабочих кабинетах. "Смотрите, кто пришел" в театре Маяковского стал культовым спектаклем загнивающей советской эпохи. История о парикмахере Кинге, стремящемся во что бы то ни стало завоевать место в ряду элитной интеллигенции, зеркально отразила наши кухонные разговоры о быдле и о власти. Игорь Костолевский, уставший от амплуа кудрявого безусого юнца, получил шанс на второе дыхание и отыграл его по высшему разряду. Именно Морозову он обязан этим удивительным взлетом через сто ступенек на совсем иной уровень мастерства и мысли. А Борис Морозов получил кресло главного режиссера театра Пушкина. Репертуар заглохшего и проклятого театра предельно быстро менял свои очертания. Появился Мережко со своей ультрасовременной драматургией про советских женщин, которые не занимали ответственных постов и жили исключительно любовью, наплевав на производственные проблемы и общественные мнения. Появился дьявольский ранний Булгаков с развевающимися занавесками и нехорошей квартирой, странный и чувственный спектакль "Луна в форточке", который поверг в недоумение критиков и в восторг бывших диссидентов. Музыка играла недолго, и грянувшая перестройка первым столкнула в кювет именно Морозова. Собрание коллектива под руководством климактерических, но сугубо партийных актрис, отказалось от руководства главного режиссера. Началась полоса забвения. Он работал очередным в Малом театре, ставил за рубежом, преподавал и после скандальной отставки Леонида Хейфеца возглавил наконец огромный крейсер Театра Российской Армии, где служит по сей день. Чтит традиции Алексея и Андрея Поповых, бережет сохранившихся гениев: Зельдина, Сазонову, Пастухова, Касаткину, Покровскую и многих других. Он стал более осторожен и не кидается в альтернативную драматургию, как в омут. Малый театр воспитал в нем стойкую приверженность к классике, хотя дух авантюризма ему по-прежнему не чужд. В политику не лезет, женщинам нравится, ориентация гетеросексуальная, жена японка - в общем, остроумный, шумный, размашистый русский мужик. Не слишком тщеславный, но слишком гордый.