4 минуты с театром - 1999-12-25

От провинциальности остались следы застенчивости. Особенно проявляются в незнакомой обстановке, на чужой территории. Но при постепенном осваивании пространства быстро исчезают, с первыми всполохами дорогой трубки. Вообще трубка - вещь необходимая - ты, как осьминог чернилами, заполоняешь окружающий мир своим запахом, подчиняешь его себе вместе с мебелью, цветами в горшках и людьми, его населяющими.

Янковский стареет. Он стал болезненно воспринимать разговоры о возрасте, тем паче - шутки. Ему больше нравится кокетничать с юными девушками, вытягивая губы трубочкой, чем вести умные разговоры со светскими интеллектуалками. И, тем не менее, возраст придает ему особый шарм - самое время играть Джакомо Казанову.

Он прошел блестящую школу. Режиссеры его любят - его присутствие в кадре - гарантия актерского профессионализма и режиссерского успеха. В отличие от своих коллег по театру, он никогда не играет в плохих фильмах. Потому что умеет подчинять середняков и подчиняться гениям - эта способность дана немногим. Опять же - результат опыта, тот самый случай, когда количество переходит в качество. Янковский - один из самых снимаемых артистов. И до сих пор не перешел возрастную грань, потому что никогда не был мальчиком - даже в фильме Щит и Меч, в своей первой работе.

Крупные планы - его главное оружие. С обьективом камеры он общается, как с любимой девушкой - соблазняя и очаровывая. Знаменитый прищур раскосых глаз, чуть кривоватая полуулыбка, слегка ленивые интонации, причем текст всегда подается затакт - в чисто джазовой манере, пришедшей к нам, как это ни странно, не от американского кино, а от европейского от Лелуша и Фассибиндера.

Самцовый цинизм сочетается в нем с романтической незащищенностью, что в наибольшей степени проявилось в культовой работе Полеты во сне и наяву. Впрочем, эту палитру он использовал не один раз и никогда не проигрывал - ни в роли обманутого мужа у того же Балаяна в фильме Храни меня, мой талисман, ни в ролях обаятельных неудачников Влюблен по собственному желанию и Мадо До Востребования.

Роль уровня Ностальгии он пока не сыграл. Повторить этот взлет невозможно. Двадцать лет назад ему суждено было постичь высшую мудрость, которая разделила его жизнь на До и После. Шагнуть в бездну с обложки Советского Экрана - и не сорваться в пропасть- это был безусловно режиссерский риск и актерский подвиг. После того все можно делать играючи - Николая Второго и Гамлета, президента фестиваля в белом костюме и бессмертного Мюнхаузена, взмывающего под купол цирка.