4 минуты с театром - 1999-12-17
Итак, купец венецианский. Человек пожилой, приличный и богатый, да в долг решил взять миллиончик у местного венецианского же жида по имени Шейлок.
Шейлок трудолюбив, умен, законопослушен , но обидчивый очень. И кровожадный, как выяснилось впоследствии. Кусок мяса от венецинского купца потребовал он , если тот в срок долг не вернет. Как говорится, долг платежом красен. А купец возьми, да и попади в аварию - товар потопился, деньги испарились - а сроки поджимают.
Всем миром венецианским молят жида о прощении да о милосердии. А он, гад , ни в какую - подавай ему кусок мяса, а лучше - сердце из горячей купеческой груди. Судья , учитывая законопослушность Шейлока, предлагает им вырезать кусок мяса, не пролив при этом ни капли крови. А если не получается - в наказание отписать все свои богатства муниципалитету и купцу и принять христианство. Шейлок падает без чувств. Конец - всему делу венец.
А дальше начинается совсем другая история с мольеровскими переодеваниями, пропадающими перстнями, со служанками и госпожами, с финальными поцелуями под мелодии и ритмы зарубежной эстрады. А уж совсем в финале - после этой детской елки мелодии и ритмы зарубежной эстрады неожиданно сменяются мелодиями скорбящей еврейской души. Опять конец - всему делу венец.
Может, конечно, Шекспир был тайным масоном и антисемитом. А может, просто пьеса плоха - сляпанная по-нашему, по-советски на скорую руку - чтоб вопросы бытия и сознания легко сменялись вопросами семьи и брака, и чтоб все это весело, с огоньком. Так не бывает. Видать, и на Шекспира бывает проруха. И вряд ли печальная сценическая судьба Венецианского Купца объясняется опасными тенденциями, заложенными в его содержании. Скорее всего, не ставили - потому что играть невозможно.
Михаил Козаков блестящий актер. Умный актер. Чувствующий слово и ритм. Умеющий мыслить на сцене, а не просто кидаться словами , как резиновыми мячиками. Потому странно видеть его в недрах этой вампуки, обряженного то черную вычурную тройку, то в камуфляж, то в темные очки с высокими армейскими сапогами, то в тщательно вычищенные французские ботинки идеального пошива. Странно видеть его в рыжем парике и с мобильным телефоном в руках, по которому он разговаривает о делах своих скорбных. За всем этим камуфляжем пропадает так уважаемое артистом Слово - о ненависти, о мести, о страданиях. Пропадает простая мысль, которую так проповедовали авторы спектакля в интервью, предшествующих премьере - о том, что ненависть порождает ненависть. Хорошая мысль. Очень своевременная. И современная. Но столько на нее навешали мишуры, столько хлопушек и фонариков, разноцветных цацек и пецок, что рассмотреть и услышать ее за всей этой требухой практически невозможно.
Актеры театра Моссовета, так умело и раскованно чувствующие себя в других спектаклях того же режиссера - в этой работе ведут себя странновато - кричат, мечутся , смешат или содрогаются от рыданий - приемы, годящиеся для детских утренников, мало напоминают те самые пресловутые шекспировские страсти. А Шейлоку - Михаилу Козакову очень идут монологи - это единственный костюм, который не мешает актеру.