4 минуты с театром - 1999-09-24
...Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.
Это - любовь. Любовь-отвага, любовь - полет, любовь - наваждение, любовь - смерть. История двух семей перемешалась в одну пульсирующую массу, посылающую в мир сигналы бедствия и предостережения.
Таню Егорову я впервые увидела на похоронах Марии Владимировны Мироновой - стройная женщина, забранные назад волосы, темные спокойные глаза. Рядом - Маша Миронова, чем-то похожая на нее, может, этой спокойной печалью в глазах. Я спросила шепотом - Кто это? И мне так же шепотом ответили - Тайная жена Андрея.
И вот теперь она сама вышла к освещенной рампе, оставив позади себя группу близких друзей, родственников, жен и женщин. И все перевернулось, все встало на свои места, , все названы своими именами - правильно это или нет, но тайная жизнь Андрея Миронова раскрыта перед нами - судите! В этой жизни много моцартианства и мистики, в ней нет ничего случайного, в ней явственно прослеживается Судьба - которая преследует, как Сумасшедший С Бритвою В руке - и в этой глухой закономерности бьется отчаянно мотылек, пытающийся прорваться сквозь пуленепробиваемое стекло Времени и Места.
Все пре-до-пре-де-ле-но! - завывает ветер за окнами. Поцелованный Богом получает в награду стремительную и яркую жизнь на сцене и в наказание - невозможность счастливой любви. Вот они, двое, мечутся то под дождем, то под солнцем, то под снегом - они смеются и плачут, читают друг другу стихи и поют серенады, они сплетаются в объятьях и бьют друг друга наотмашь - и кровь хлещет из разбитого носа, а потом - из разбитого сердца, и исчезают в небесах не рожденные дети , и женщины переживают своих возлюбленных, и матери переживают своих сыновей, и снятся пророческие сны, которые разгадываются через десятилетия - и рядом хохот, смерть, удача, зависть и проклятья, и нет сил быть рядом, и нет сил расставаться - как две скоростные кометы, мчатся они сквозь время и огненные их хвосты то касаются друг друга, то разлетаются в разные стороны, искря и взрываясь.
Я не знаю, какая она актриса , но талантом любви она, безусловно, отмечена - и это тоже крест, не менее, а может, и более тяжкий, чем талант творца.
Убийственная , опрокидывающая откровенность этого романа (Романа! Романа!) срывает маски с актерских лиц и топчет воздвигнутые ими мифы.
Ах, какое право она имела! Ах, это же прочтут их дети! Дети прочтут и проклянут эту правду вместе с ее автором, но у их родителей появится уникальная возможность расплатиться с долгами при жизни, не таща с собой в небытие этот грязный скарб - грехов, предательств и вранья. Им повезло. Все субъективно и оборвать волосок может только тот, кто его подвесил. Но никто и не берется судить, Таня Егорова такой же участник этого циничного актерского карнавала, и в этой смертельной пляске она не жалеет себя и в сотый раз повторяет - ах, если бы. . . если бы. . . если бы. . .
Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья. . .
Суета, лицедейство, провоцирующее, соблазнительное, убивающее.. . Глаза пусты и прозрачны, движения бесконтрольны, слова ничего не значат. Суета.
Настоящее - солнечные зайчики от маленьких зеркал на предсмертном костюме Фигаро. Вот они бегают по лицам, соединяя объекты с отображениями - какая нищета . История КПСС, искорененная вместе с шестой статьей, живет и здравствует в истории советского театра. Мифы, мифы. . .
Бездарность названа бездарностью, подлец подлецом , вор вором. Таня Егорова скрылась в имении, словно испугавшись звука лопнувшей струны от вброшенной ею бомбы. Издатели перестраховались, сняв с себя ответственность за публикуемые в книге мнения и оценки (это крупно и вначале) и за сомнительную достоверность текста на стр. 441 (это мелко - и в конце). А на странице 441 - действующие лица и исполнители. Всего-то!
Она не одна - против всех. Рядом с нею - ее Андрей, его мать и отец, его сильная талантливая дочь. И, кажется. сам Марк Анатольевич Захаров - бывший когда-то Великим Магистром.
Так баловень судьбы, растиражированный на пленках и открытках с застывшей улыбкой благополучного обаяния обрел плоть и кровь, в него вдохнули жизнь, дыхание стало ровным, а взгляд - спокойным.
Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет.