Особое мнение Сергея Пархоменко
Если у Путина бывают кошмары, если у него бывает страшный сон, то этот страшный сон должен заключаться в том, что он нажимает на кнопку, а оно не запускается…
Сегодня в прямом эфире своё Особое мнение выскажет журналист Сергей Пархоменко. Ведущая: Ольга Бычкова.
Поддержать Живой Гвоздь
О. БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день. Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». Ольга Бычкова с вами. И с особым мнением – Сергей Пархоменко. Привет.
С.ПАРХОМЕНКО: Здрасьте. Надеюсь, что все хорошо видно и слышно. Привет, Оля. Очень рад.
О. БЫЧКОВА: Да, нам, конечно, тут всем все хорошо видно и слышно. Я напомню только нашим зрителям, зрителям нашей трансляции, чтобы они активней участвовали в чате, который тут есть, ну и не забывали, конечно, ставить лайки, всячески реагировать и писать вопросы, реплики, свои мнения и так далее. Да, спасибо всем. Приветы тут, я вижу, из самых разных мест.
С.ПАРХОМЕНКО: Да. Вообще-то, спасибо тем, кто присылает свои вопросы и темы ко мне в Телеграм-канал «Пархомбюро». Это самый надежный способ связи со мной. И я всегда за несколько часов до эфира выкладывают там анонс ровно для того, чтобы получить от вас какие-то предложения по поводу того, о чем говорить в этот раз. Хотя, по-моему, мы приговорены к тому, чтобы говорить на несколько тем, которые, конечно, все сметают на своем пути и с которыми ничто не может конкурировать в нашей новостной повестке, а на самом деле в нашей жизни.
О. БЫЧКОВА: Да, конечно. Не меньше трех сотен тысяч человек, судя по всему, за последние несколько дней покинули Россию. В основном это мужчины, которые теоретически и практически могут оказаться с повестками о мобилизации. Но знаешь, я хотела с чего начать? Вот на меня произвели огромное впечатление новости о том, что в нескольких странах, в нескольких городах, в нескольких столицах российские активисты идут к посольствам стран, которые принимают сейчас россиян, пытающихся избежать этой самой мобилизации: Казахстана, Узбекистана, Финляндии, чего-то еще.
С.ПАРХОМЕНКО: Таджикистан, Монголия.
О. БЫЧКОВА: Монголии, конечно, да. Тех стран, которые открыли свои границы. Грузии, безусловно. И принимают российских людей. Мне кажется, что это какая-то невероятно красивая акция благодарности. И будет очень здорово, если действительно она будет больше и шире происходить в разных местах.
С.ПАРХОМЕНКО: Ну да. Раз ты с этого начала, давай начнем с этого аспекта. Хотя, может быть, он я не скажу не самый главный (конечно, он чрезвычайно важный), но, может быть, просто следовало бы попозже про это говорить.
Что касается вот тех людей, которые спешно пытаются уехать из России. Происходит, конечно, такая война цифр. Огромное количество всякой статистики на нас обрушилось из всех этих стран относительно того, сколько приезжает, сколько уезжает.
Надо сказать, что в некоторых странах (например, в Грузии) официальные власти как-то призывают сохранять какое-то спокойствие и не впадать ни в какое преувеличение, говорят о том, что, в сущности, эти цифры не такие уж невероятные, не такие уж громадные относительно въезда со стороны Российской Федерации, что, вообще, в туристический сезон бывает и больше.
Другое дело, что в туристический сезон не бывает в такое короткое время, не бывает в течение одного, двух, трех дней. И кроме того, конечно, нагрузка на тот единственный сухопутный переход, поскольку, разумеется, никаких самолетов ни на кого не хватает, а водного сообщения с Грузией никакого нет, как я понимаю, вот, значит, те, кто хотят попасть в Грузию, бросились через сухопутный переход Верхний Ларс. И там происходят совершенно какие-то душераздирающие события, потому что понятно, что он совершенно не предназначен для такого наплыва. И там гигантские очереди и прочее и прочее.
Понятно, что какое-то количество людей вернется оттуда, и в результате баланс будет выглядеть не совсем так, как он выглядит, когда смотришь просто на цифры уезжающих. Понятно, что представление о том, что Грузия сейчас переполнится этими людьми, и что прямо как-то люди будут спать на лавочках в парках и как-то им будет нечего есть и нечем мыться – тоже это все сильно преувеличено, потому что понятно, что весь этот поток до сих пор двигался в Тбилиси. Тбилиси – большой город, но, в конце концов, не бесконечно большой. А есть еще вся остальная страна. И понятно, что если будет действительно много приезжих, то они просто начнут как-то распределяться по другим городам, по другим регионам грузинским.
Но это, конечно, вторичная история. И вот эти разговоры про то, кто – принимает, кто – не принимает. Казахстан делает довольно успокаивающие и очень взвешенные заявления и выглядит очень хорошо в этой ситуации. Несколько европейских стран, главным образом балтийские страны, прилегающие к России, заявили о том, что они будут противодействовать этому потоку. Есть, как всегда, позиция Германии, которая придерживается очень взвешенного подхода и говорит о том, что да, они готовы оказывать помощь людям, которые не хотят оказаться участниками войны, не хотят попасть в эту мобилизацию.
Есть даже сообщения из Соединенных Штатов. Вот я вижу, что меня в Телеграм-канале просят их прокомментировать. Там пока несколько сугубо политических заявлений о том, что да, мы готовы оказывать поддержку, мы готовы открыть программу помощи и так далее. В чем в точности это будет заключаться, пока совершенно неизвестно. Понятно, что это займет довольно много времени, пока эти общеполитические решения примут какую-то техническую форму, какую-то процедурную форму.
Но, впрочем, мы здесь можем вспомнить какие-то драматические моменты. Например, я помню, как я был в Соединенных Штатах ровно в тот момент, когда Трамп, едва пришедший к власти, принял тогда такой декрет, запрещающий въезд выходцам из нескольких мусульманских стран. Это было такое чисто дискриминационное решение. Оно касалось очень многих людей, которые просто жили в Соединенных Штатах, у которых были семьи, работа, виды на жительство, жилье и все остальное. И некоторые из них прямо в момент принятия этого решения летели в самолете.
Почему я про это вспоминаю? Я вспоминаю потому, что я тогда стал свидетелем очень мощной и очень впечатляющей волны волонтерской помощи этим людям, которые оказались вдруг в тяжелом положении и просто в международных аэропортах разных американских городов, куда прилетают самолеты из Европы, с Ближнего Востока и из остального мира просто в аэропорту сидели сотни адвокатов, которые добровольцами туда поехали, для того чтобы встречать этих людей, помогать им как-то оформлять свои документы, свой въезд, оказывать им помощь, консультировать их, объяснять им, как они должны себя держать и как они должны отвечать на вопросы пограничников и так далее и так далее.
Мне кажется, что такой рефлекс, вот эта очень быстро поднимающаяся в Штатах волонтерская помощь в этой ситуации тоже может оказать какое-то существенное значение, в случае если туда направится какой-то более или менее значимый поток людей, которые не хотят участвовать в этой мобилизации, не хотят участвовать в войне. Впрочем, я не думаю, что этот поток направится туда в ближайшее время. Но об этой возможности тоже надо думать.
Что касается этой мобилизации, есть гораздо более принципиальные вещи, которые надо обсуждать первыми. И прежде всего то, почему и зачем была объявлена эта мобилизация. По тем разъяснениям, которые поступают и в официальном, и в неофициальном порядке от российских властей в последнее время, совершенно очевидно, что она никакая не частичная. Уже как-то укоренилось правило называть ее «ползучей» в том смысле, что она будет как-то развиваться по какой-то своей внутренней логике и по мере надобности.
Не существует никаких формальных ограничений – вот это важно понимать. Никаких формальных ограничений, которые отделяли бы вот эту, так сказать, частичную мобилизацию от всеобщей. Никто не сказал, что такие-то категории. Ну, за исключением определенных предприятий, которые получили… И сейчас, я думаю, очень многие и директора государственных предприятий промышленных, и владельцы частных компаний, работают над тем, чтобы каким-то образом договориться с местными властями, а через них с местными военными властями, с военкоматами о том, чтобы именно их предприятиям и их сотрудникам были выданы какие-то освобождения.
И это сейчас становится предметом ловкости и изворотливости конкретного администратора и конкретного менеджера, который может попытаться это сделать и доказать, что именно его предприятие, его компания и его сотрудники – это те самые люди, которые должны получить освобождение.
О. БЫЧКОВА: А ты заметил, что теперь снова появилось это слово «бронь»?
С.ПАРХОМЕНКО: Да, да, ну конечно. А куда же оно денется?
О. БЫЧКОВА: Прошлого века, да.
С.ПАРХОМЕНКО:Язык велик. Язык вспоминает эту бронь, броню и все прочее. И все всегда начинают спорить, как правильно это слово произносить.
Но вот что я хочу сказать. Не существует сразу глобально никаких отсечек, никаких ограничений, что вот такие-то категории людей не подлежат: такого-то возраста, таких-то специальностей, живущие в таких-то местностях или находящиеся в таком-то социальном или семейном положении, или с такими-то заболеваниями. Надо сказать, нет никаких ограничений таких явных, на поверхности по медицинской части. Есть вот эти общие разговоры, что вот первая очередь, вторая очередь. Но это все на усмотрение военкомов. Они это понимают как хотят. И они это применяют как хотят.
Короче говоря, никаких нет ограничений для этой мобилизации. И за этой условно объявленной волной в 300 тысяч, происхождение которой тоже не очень понятно… Потому что до сих пор никто не видел своими глазами этого пресловутого 7 пункта из указа президента. Что там в точности написано, мы не знаем, опираемся на какие-то полуофициальные сообщения разных военных деятелей. Но в любом случае, за этой волной, даже если ей поверить, в 300 тысяч, может последовать вторая такая, третья, пятая, двадцатая, сколько там у них влезет в целом в статистику. Сколько хотят, столько и применят.
Что нужно понимать про эту мобилизацию? Во-первых, она объявлена вынужденно. Это, собственно, главное на сегодня и самое яркое, самое красноречивое и самое неопровержимое признание российской власти и самого российского диктатора в том, что военная кампания в Украине провалилась, что она не идет ни по какому такому плану, про который они все это время говорили.
Можно собирать огромную коллекцию заявлений разных официальных лиц о том, что никакой мобилизации не будет, о том, что резервисты воевать не будут, о том, что призывники воевать не будут, что будут воевать только профессионалы, что мы воюем только какой-то небольшой очень специфической частью нашей армии. Уже как-то надоело цитировать это вранье. Вранья было грандиозное количество – вот это все, что надо про это знать.
И сегодня все это отринуто, все это объявлено никогда не сказанным, никогда не заявленным, не существовавшим. Никто не хочет нести ответственность за это. Таким образом, полностью поменялось представление о том, каковы планы этой войны и каковы теперь ее замыслы – они совершенно другие и не похожие ни на что предыдущее. Это первое.
Второе. Это, конечно, тяжелейший удар по лояльности больших масс людей, которые до сих пор главным образом, на самом деле, не то чтобы поддерживали эту войну, но надеялись, что эта война их не касается. Вот это знаменитое «я вне политики», это знаменитое «у них там идет какая-то война, пусть разбираются с войной те, кто в этой войне участвует, а я не участвую». Это тот самый случай, когда в тот момент, когда к вам приходят из военкомата с повесткой, в этот момент скажите им, что вы вне политики. Давайте объясните им, что вы вне политики, поэтому эта повестка и эта мобилизации вас не должна коснуться.
Огромное количество людей теперь начали это понимать и будут это понимать с каждым днем. И делать какие-то выводы после нескольких дней этого процесса, несомненно, еще не нужно, потому что это длинное событие, оно не заканчивается в несколько дней. Эта эволюция будет происходить, эта волна будет идти по стране и проникать в каждый дом, в каждую семью, в каждую голову.
И дальше люди в зависимости от того, что у них в этой голове есть, и как они умеют анализировать даже не информацию, которая к ним поступает, а те события, которые с ними происходят в их собственной жизни, в зависимости от этого они будут менять свою позицию. И это длинная история, которая будет продолжаться и развиваться. Нас ожидает какая-то большая эволюция по этой части.
И я думаю, что вот здесь появляется работа для социологов, которые, конечно, до сих пор находились в чрезвычайно стесненном положении и часто, в общем, довольно анекдотическом, когда они должны были спросить у человека: «Вы поддерживаете специальную военную операцию или хотите, чтобы вас немедленно посадили в тюрьму за дискредитацию действий российской армии?» Вот, собственно, так звучал, по существу, вопрос, который задавали эти социологи. А потом они с умным видом анализировали результаты и говорили: «Оу, смотрите, довольно много народу поддерживает эту войну. Они хотят, чтобы им оторвали голову. Какой интересный и неожиданный результат».
Теперь появляется возможность спросить людей об отношении к мобилизации, и им как бы за это ничего не грозит. В принципе, не существует такой прямой угрозы, что вот кто скажет, что мне кажется, что мобилизация объявлена не вовремя, и что, может быть, мне не надо идти на войну, тому сразу отрывают голову и судят его за дискредитацию. Вот это пока нигде не сказано. Возможно, мы это увидим.
Вполне возможно, что мы увидим в ближайшее время поправки к этим цензурным законам. У нас же в стране установлен режим военной цензуры. Мы увидим поправки к цензурным законам, которые внесут в перечень этих злодеяний, которые, между прочим, караются сегодня в соответствии с российским Уголовным кодексом тяжелее, чем убийство с особой жестокостью или что-нибудь вроде этого. Слова по поводу специальной военной операции, которую нельзя называть войной, или слова по поводу армии и ее действий на чужой территории, или слова по поводу последствий этого всего – это все тяжелейшие уголовные преступления, преступления против Российского государства.
Так вот вполне возможно, что мы увидим добавление к этому, и там какое-то неуважение к мобилизации или какая-нибудь дезинформация по поводу мобилизации, или распространение каких-нибудь заведомо ложных сведений по поводу мобилизации попадут ровно в этот же разряд. Тогда опять станет тяжело понимать, что люди думают на самом деле, потому что люди начнут бояться вообще про это разговаривать.
Пока не боятся, как мы видим по всяким социальным сетям. Видим большой взрыв разговоров и обсуждений. И в частности, – я уж много раз про это говорил, но скажу про это еще раз, – на мой взгляд, чрезвычайно важно, что это происходит в бытовой среде, что это не только в каких-то социальных сетях, где люди специально приходят обсуждать политику, спорить о международном положении и всякое такое, но это происходит там, где люди обсуждают свою обычную повседневную жизнь: в чатах соседей по кварталу, по дому, в чатах родителей, дети которых учатся в одном классе, в сообществах каких-то сослуживцев, коллег и так далее. Там, откуда обычно изгоняется всякая так называемая политическая тематика.
Стоило там появиться кому-нибудь со словами не по поводу каких-то хозяйственно-бытовых проблем, на того немедленно все кидались с криками: «Уйдите, уйдите отсюда. Здесь не про это, здесь не про это. Не пугайте. Не портите наш здесь разговор». Все, этого больше не происходит.
О. БЫЧКОВА: А теперь про это, да.
С.ПАРХОМЕНКО: Теперь, несомненно, про это. Во всех этих чатах, в которых участвую лично я, – обычно я участвую молчаливо, просто поглядываю на то, как это происходит, – я вижу этот разговор. И это, конечно, очень большой контраст. И это чрезвычайно хорошо. Хорошо в том смысле, что люди начали обсуждать это, начали думать, говорить об этом, высказываться, спорить, они не боятся продемонстрировать свое отношение. Ну, некоторые – осторожнее, некоторые – менее осторожно. Но тем не менее это очень большой прорыв. И это, конечно, тот побочный эффект и большой риск для российской диктаторской власти сегодня, который сопровождает эту мобилизацию.
Теперь возникает, собственно, вопрос в непосредственном смысле этой мобилизации. Зачем в точности она понадобилась? Понятно, что это признание того, что российская армия вопреки всем заявлениям и военных, и всякого политического руководства испытывает огромные сложности с личным составом.
И это ярче всего проявилось, конечно, в ходе вот этого украинского наступления, которое происходило в сентябре. И все военные аналитики говорили о том, что там наблюдалась совершенно невиданная картина, которая заключалась в том, что довольно массированное наступление украинских войск, которое было довольно многочисленным, довольно хорошо укомплектованным, хорошо продуманным, разработанным и так далее, встретилось там фактически с какой-то точечной, пунктирной, очень несерьезной, не то что неглубокой, а просто-таки несплошной обороной.
В Харьковской области, во всяком случае, и на границе с Луганской областью, куда потом направилось это украинское контрнаступление, речь шла о том, что российские войска буквально присутствуют в каких-то отдельных населенных пунктах с очень большими разрывами между ними, что привело к тому, что эти населенные пункты стало возможно обходить и поглощать этим самым фронтом, не нужно было прорывать никакую серьезную оборону, потому что нечего было прорывать там. Собственно, она вся состояла из одних сплошных дырок.
Короче говоря, совершенно очевидно, что российская армия не справлялась с теми самыми военными действиями, которые сама навязала, которые сама попыталась организовать на очень длинном фронте одновременно. Вот просто если вы посмотрите по карте, вы увидите, что вот эта дуга фронта, которая простирается от самого северо-восточного угла Украины от Харьковской области до, по существу, самого юго-западного, вот такой огромный-огромный сектор, удержать это, оказывается, теми силами, которые есть, совершенно невозможно.
И весьма вероятно, действительно, что люди, которые сейчас будут мобилизованы, они будут отправлены просто для того, чтобы набить ими, как какой-то ветошью, как тряпками, набить ими это пространство. Это полностью согласуется с той информацией, которая уже сейчас поступает, что призванные люди отправляются туда абсолютно неподготовленными, иногда после одного дня, в течение которого их как-то накапливают, концентрируют на каких-то базах. Никакого обучения, никакого снаряжения, никакого обмундирования. Ничего абсолютно с этим не происходит. Они отправляются туда, для того чтобы просто заполнить ими этот фронт, заполнить ими как мясом.
Это, конечно, чревато громадными жертвами, это чревато колоссальным количеством потерь среди вот этого необученного войска. При этом мы, в общем, ничего не знаем на сегодня относительно того, как эти люди вооружены, вообще вооружены ли они как-нибудь, снабжены ли они какой-то техникой, на чем они едут или они идут пешком, в каких условиях они проводят свою ночь, есть ли у них палатки, есть ли у них печки, есть ли у них еда и вода, есть ли у них медицинское какое-то хотя бы минимальное обслуживание. Ничего этого, никакой этой информации у нас нет.
Разумеется, никакие военные корреспонденты не предоставляют эту информацию. Они не для этого там оказались. Они отправлены были туда для того, чтобы рапортовать о победах, а не для того, чтобы сообщать о том, в каких реальных обстоятельствах находятся эти люди.
Но я совершенно не сомневаюсь, что русская репортажная журналистика, которая продемонстрировала свою полную состоятельность и свои необыкновенный профессионализм и мастерство на этой войне… Мы видели огромное количество разных репортажей в начале войны. Я думаю, что мы получим эту информацию достаточно быстро, и мы увидим людей, которые сумели туда проникнуть и оттуда сообщить нам об этой ситуации.
Хотя, конечно, делаются для этого очень серьезные, как мы видим, усилия, для того чтобы этого не допустить. И во всяком случае, у всех этих людей, которых отправляют туда, им категорически запрещено иметь какие-то телефоны, имеющие выход в интернет, а только кнопочные телефоны.
Что это означает? Это означает, что а) никаких координат и б) никаких изображений. Никаких фотографий невозможно оттуда отправить. А фотография все-таки в современных условиях – это свидетельство того, что информация достоверная. Если мы видим картинку, мы понимаем, что по меньшей мере тут есть о чем говорить. Никаких фотографий и никакого геопозиционирования (никак не привязаться к окружающей местности). Вот зачем это нужно.
Понятно, что в интересах сегодня российской диктатуры и российского командования эту информацию не просто лимитировать, а полностью уничтожить. Никто не должен знать, что будет происходить с этими людьми. И тогда мы узнаем об этом только постфактум. Мы узнаем тогда, когда в Россию начнет поступать то, что от этих людей осталось. Это, конечно, рано или поздно произойдет. Хотя и тут мы помним ситуацию 2014 года, когда эти потери были засекречены, когда даже специальные были организованы кладбища безымянные, где этих людей хоронили. Ну, я думаю, что, во всяком случае, количество совершенно несопоставимо будет этих потерь.
О. БЫЧКОВА: Да, масштаб совершенно другой. Давай еще добавим такое соображение по поводу этой мобилизации, что она же удивительная сама по себе в теоретическом смысле, потому что мобилизацию объявляют тогда, когда на страну нападает внешний враг, когда происходит агрессия, и стране нужно защищаться всеми силами.
С.ПАРХОМЕНКО: Да. И вот это ровно следующий сюжет, о котором я хотел говорить. О том, что сейчас в это во все вступит вся пропагандистская машина, задача которой совершенно понятная, задача которой будет заключаться в том, чтобы обернуть ответственность за гибель этих людей на тех, на кого эти люди были брошены. Мы увидим с вами массированное давление российской пропаганды, которая будет объяснять, что вот украинцы убили наших людей, украинцы отняли у нас наших отцов, наших мужей, сыновей и всякое такое, они погибли от рук украинцев, как-то украинцы лишили нас того и сего.
И вот это вот маленький кусочек в этой логике, который выдергивается оттуда и удаляется, кусочек о том, что эти люди для начала отправились туда, куда их убили, что сначала они были здесь собраны, потом они были туда посланы, они приехали туда, на ту землю, и там они были лишены жизни. Через этот этап в этом рассуждении пропаганда легко перепрыгивает и объясняет, что все эти люди погибли от рук украинцев, вот это все, граждане, что вам следует про это знать.
И в какой-то мере я допускаю, что это является некоторой еще побочной задачей этой мобилизации. Я думаю, что в извращенном сознании российского фараона и людей, которые его окружают и которые держат его в этом взвинченном состоянии, в котором он, судя по тому, что мы видим, когда он появляется где-то на публике, находится, в этом их воспаленном мозгу эта логика может родиться, что давайте мы таким образом поддержим патриотические настроения, пусть будет больше ненависти, пусть люди как-то воспылают яростью в отношении тех, кто убил их близких: «Это же они убили. Значит это они виноваты. Кто их просил убивать? Они что, не могли сдаться что ли?»
Мы же с вами видели эту чудовищную логику на в этом смысле относительно – все относительно – безобидной тематике как территории. «Что они, собственно, уцепились за эту свою землю? Что, им трудно ее отдать что ли? Что они сопротивляются-то, собственно? Ну уже отдали бы, согласились бы. Давно все бы кончилось, было бы хорошо, никто бы не воевал, все было бы нормально». Мы же слышали это.
О. БЫЧКОВА: Конечно. Маргарита Симоньян прямо так и пишет: «Как закончить эту войну? Нужно просто украинской стороне перестать воевать. И сразу все будет хорошо».
С.ПАРХОМЕНКО: Конечно, сразу все будет хорошо. Так и тут. «Что нужно сделать для того, чтобы не гибли российские мужчины, мобилизованные в России? Что для этого нужно сделать? Нужно украинцам перестать их убивать. А что нужно, чтобы украинцы перестали их убивать? Да ничего! Просто чтоб перестали и все. Потому что они их убивают для удовольствия, они их убивают просто так». Вот я думаю, что мы эту работу увидим. Собственно, это и будет дальше какой-то основной линией.
Между прочим, были бы неполными мои рассуждения на эту тему, если б я не сказал бы еще об одной стороне дела.
О. БЫЧКОВА: Давай ты о ней скажешь через полминуты.
С.ПАРХОМЕНКО: Окей, давай прервемся, да.
О. БЫЧКОВА: Мы прервемся, чтобы нашим зрителям напомнить, что есть хорошего на канале «Живой гвоздь», чтобы они ни в коем случае этого не дай бог не пропустили.
О. БЫЧКОВА: Мы продолжаем наше «Особое мнение» на «Живом гвозде». Ольга Бычкова с вами. Сергей Пархоменко тоже с вами и со своим особым мнением. Ты хотел высказать еще одно соображение.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, да, да. Собственно, для финала, для того чтобы иметь какую-то полную картину мотивов того, что привело к этой мобилизации. Вот мы говорили о том, что есть просто конкретная военная нужда, нужно затыкать огромные дыры на фронте, нужно поднимать ярость населения, обращая гнев людей на тех, кто убил их сыновей, мужей, отцов и так далее. А это, разумеется, украинцы, которые всех их поубивали. Это, значит, они виноваты и давайте мы будем их больше ненавидеть.
И третье, о чем нельзя не упомянуть. Может быть, многим это покажется какой-то несколько фантастической стороной дела. Я все-таки, все время рассматривая то, что делает российский диктатор и его окружение, помню о том, что он является мистиком, религиозным фанатиком и человеком каких-то самых дремучих языческих убеждений. И я абсолютно не исключаю, мне совершенно не кажутся преувеличениями разговоры о том, что в этом во всем есть еще и какой-то мотив жертвоприношения, мотив заклания, какие-то мистические, абсолютно дремучие, какие-то полуколдовские мотивы, которые в голове этого человека, несомненно, живут и, несомненно, имеют для него значение.
Мы слишком часто в этом убеждались, мы видели связь с этим много раз, когда решения принимались парадоксальным образом, исходя из каких-то суеверий и прочего. Я абсолютно этого не исключаю. И все разговоры про то, что там Путин время от времени куда-то исчезает, что он проводит время в каком-то странном обществе каких-то людей. Короче говоря, не думать про это тоже нельзя. Нам будет стыдно, когда однажды выяснится, что из-за этого-то все и было устроено: из-за каких-то вот этих безумных взаимоотношений с каким-то небесным начальством, в которых этот человек состоит.
Этот человек тяжело больной. Это, несомненно, так. Это человек, свихнувшийся на почве собственного одиночества и на почве экзотических, абсолютно не имеющих никакого отношения к действительности представлений об окружающем мире. Человек, который живет в каком-то своем собственном непроницаемом, я бы сказал, смыслонепроницаемом коконе. И в этих обстоятельствах возможно абсолютно все что угодно.
О. БЫЧКОВА: В этой голове есть еще одно соображение. В этой голове есть еще соображение про…
С.ПАРХОМЕНКО: Ядерное оружие и ядерный удар.
О. БЫЧКОВА: Ядерное оружие.
С.ПАРХОМЕНКО: Ну вот видишь, как мы с тобой как-то одновременно.
О. БЫЧКОВА: Ты знаешь, я боюсь, что не только мы с тобой, а миллионы людей.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, несомненно. Тем более, что это было прямо сказано. Тем более, что в заявлении об этой мобилизации это был важнейший содержательный мотив, на который все обратили внимание. И никто не хочет забывать этого. И с того момента ежеминутно поступают какие-то комментарии и последствия на эту тему. Вот новость самых последних часов – это то, что, скажем, те же Соединенные Штаты решительно рекомендовали гражданам Соединенных Штатов и всем, кто находится на территории России и имеет в кармане американский паспорт, покинуть эту территорию. Но они не выводят пока, как я понимаю, свое посольство. Точнее, остатки своего посольства. Там очень мало что осталось от американских дипломатических миссий в России.
Понятно, что это такое, в общем, автоматическое действие. Это некоторый такой протокол, который вступает в действие почти в таком механическом режиме: когда появляется вот эта дополнительная угроза, дополнительная опасность, то делаются такие заявления.
Отчасти еще и потому, что чиновники, государство не хотят нести ответственности в случае чего. Просто прямой судебной ответственности. Они понимают, что если люди окажутся в какой-то сложной ситуации, они могут – и в Соединенных Штатах это довольно просто сделать, и люди это делают довольно энергично и решительно – могут просто подать в суд и на государство, и на конкретных чиновников, и на конкретных должностных лиц о том, что вы нас вовремя не предупредили, вы нам вовремя не дали знать и несите теперь ответственность. Поэтому на всякий случай они предупреждают, дают знать, для того чтобы от этой ответственности в дальнейшем защититься.
Тем не менее обсуждается реалистичность того, что сказал российский диктатор по поводу возможных ядерных ударов, по поводу того, что он считает себя вправе. Через некоторое время к этому еще добавил совершенно безумных речей Медведев, над которым, конечно, можно долго смеяться, над тем, какой он смешной, какой он пьющий, какой он безграмотный, какой он нелепый и так далее, но он занимает довольно высокий пост, полномочия которого, между прочим, совершенно неясны, что это такое у него там в Совете безопасности, но звучит довольно громко. И совершенно не исключено, что в целом там у него есть какие-то полномочия, о которых мы просто не знаем.
Есть много разговоров о том, что, собственно, делает Медведев, почему он ведет себя именно таким образом. И чаще всего это сводится к тому, что он ведет какой-то своей очень специальный диалог, по существу, с одним человеком (с Путиным) и ориентируется исключительно на него в качестве аудитории.
И ему совершенно все равно, точнее, не все равно, но он как бы пожертвовал свою публичную репутацию и как бы заранее согласился с тем, что весь мир будет смеяться и издеваться над ним. Но исходя из каких-то внутренних тактических соображений, для того чтобы сохранять свою связь с хозяином и для того чтобы удерживаться на том месте, на котором он удерживается, он хотел бы удержаться, вот для этого он ведет себя таким образом.
Вполне возможно, что это сугубо внутренняя какая-то песня. Но тем не менее мы не можем не обращать совсем на это внимание. Мы не можем не говорить, что человек, который формально занимает достаточно высокий пост в российской государственной иерархии, выступает с какими-то абсолютно свирепыми, явно безумными, сумасшедшими заявлениями по поводу того, что мы имеем право и всякое такое.
Есть одно важное обстоятельство в этом во всем. Никто не может в точности знать, но есть надежда, что про это кое-что знают западные разведки (американская разведка, британская, может быть, натовская разведка и так далее), но никаких не существует гарантий, что кому-то доподлинно известно, в каком состоянии находится этот ядерный потенциал, эта штука, вообще, работает или нет, это все функционирует ли, это все боеготово ли, это содержалось ли в правильных условиях, есть ли люди, которые это способны обслуживать, что эти люди думают по этому поводу, насколько они готовы выполнять любой приказ, который поступит сверху, есть ли у них в руках полномочия и техническая возможность остановить преступный приказ и так далее. У нас точно нет на этот счет никаких сведений.
Лично мне кажется, что в этом не уверен и сам Путин. И я сам для себя объясняю то, что он до сих пор не попытался применить какой-то элемент ядерного потенциала. Такая возможность у него была на протяжении всех этих месяцев. Можно было что-нибудь такое выстрелить и взорвать в таком каком-то демонстративном смысле в относительно безопасном месте: не знаю, по центру Черного моря, где-нибудь над Северным Ледовитым океаном, над Тихим океаном или что-нибудь вроде этого. Проделать какой-то демонстрационный пуск, для того чтобы показать как-то свою решимость, готовность и так далее и так далее.
Но я думаю, что для Путина самым страшным… Вот если у него бывают кошмары, если у него бывает страшный сон, то этот страшный сон должен заключаться в том, что он нажимает на кнопку, а оно не запускается. И рисковать таким образом раньше времени он не хочет. Для него это моментальный конец.
О. БЫЧКОВА: И оно летит в обратную сторону.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, оно летит в обратную сторону или в конце концов просто никуда не летит.
Я думаю, что он сам не может быть сегодня в точности в этом уверен. Тем более, что он видел, как бы он ни был безумен, через какие бы странные светофильтры он ни видел окружающий мир, но он не может не понимать, что реальность, которая находится у него в руках, сколько бы опять же ему ни врали сегодня и сколько бы ни приукрашивали ситуацию сегодня, он все равно не может не понимать, что реальность оказалась очень сильно отличающейся от того, что он предполагал по ее поводу раньше, что его много раз обманули по многим разным поводам, что его предположения относительно состояния его собственной армии, относительно способностей этой армии занимать территории, относительно населения этих самых территорий и отношения к этой армии, относительно позиции окружающего мира и так далее, все оказалось не соответствующим той действительности, которая жила у него в голове.
Все оказалось не таким. Все ожидания не состоялись. И, собственно, этим и описывается то, что с ним произошло. Он ошибся во всех случаях. Вот все решения, которые он принял на сегодня, они все оказались ошибочными в конечном итоге. Ничего не сбылось, ничего не состоялось.
Поэтому он должен понимать, что никакие доклады в этой ситуации, никакие отчеты, никакие сообщения о тестах, испытаниях, никакие клятвы и заверения ровно ничего не стоят. И в конце концов, пока не попробуешь – не поймешь. А пробовать он боится. И это очень хорошо, что он боится пробовать.
Есть много сведений в последние дни о том, как западный мир готовится к ответу на случай, если все-таки какие-то такие поползновения случатся. На самом деле у нас нет ясных надежных источников относительно конкретных параметров этого ответа. Я читал очень много разных размышлений на эту тему, что вот Байден пообещал то и се, а Блинкен пригрозил тем и сем. Нет у нас на это источников. Не знаю, я много времени потратил на то, чтобы это все отыскать. Я отыскал только общие сообщения, которые касались того, что ответ будет, ответ будет ужасен, нельзя рассчитывать никому на то, что такого рода действия останутся без возмездия, и мы применим все те силы, которые у нас есть.
Но здесь нужно просто опереться на мнения серьезных военных аналитиков, которые, в общем, имеют достаточно ясное представление о том, какие силы есть в распоряжении Соединенных Штатов. И здесь нет никаких оснований считать, что там что-то не работает, поскольку это гораздо более надежно с точки зрения испытаний, с точки зрения информации и существуют специальные механизмы для того, чтобы информация была достоверна.
В конце концов, извините, пожалуйста, сама демократия предназначена ровно для того, чтобы не возникало вот таких эксцессов, которые произошли в России, когда страной управляет человек, который лишен реальной информации и реального представления об окружающей действительности. Именно за этим происходят выборы. Именно за этим вслед за выборами происходит бесконечная смена руководства и в военных ведомствах, и в разведывательных, и во всяких технических и так далее и так далее. И в контрразведке, и в тех спецслужбах, которые наблюдают за этой разведкой и контрразведкой. И там очень большая конкуренция внутри этого всего.
Не зря, скажем, в отношении Соединенных Штатов всегда говорят о разведывательном сообществе, потому что это десятки организаций, которые служат друг другу противовесами и служат друг другу контролерами. Это очень важная вещь. Именно это является залогом достоверности информации, которая в конечном итоге у руководства страны есть. Я уж не говорю о медиа, о прессе, которые поддерживаются в том состоянии опять-таки, где они способны эту информацию требовать от должностных лиц, способны распространять эту информацию. Это еще одна система защиты от ошибки, от той самой ошибки, которую допускает сегодня российское начальство.
Так вот, анализируя то, чем располагает НАТО и чем располагают Соединенные Штаты, можно предположить, что задача ответного удара, которая ставится, – это задача очень быстрого уничтожения собственно вооруженных сил в зоне уже существующего конфликта. Вот это очень важная вещь, которую можно заключить, если читать все эти заявления и как-то сравнивать их между собой.
Все, в общем, говорят о том, что они не хотели бы никаких образом послужить расширению территориальному этого конфликта. То есть вынести противостояние, вынести военные действия за пределы той зоны, где они происходят уже сейчас. Вот в этом никто, кроме Путина, не заинтересован. Это Путин мечтал превратить эту войну в общеевропейскую, а в дальнейшем – общемировую. Именно поэтому он ведет себя таким образом. Именно поэтому он угрожает и Польше, и Балтии, и другим странам НАТО и так далее. Но противоположная сторона, наоборот, заинтересована в том, чтобы сохранить этот военный конфликт в тех границах, в которых он есть сейчас.
Таким образом, следует рассчитывать на то, что, если произойдет встречный удар, этот встречный удар произойдет там внутри зоны боевых действий. То есть он придется по тем армейским частям, которые находятся на украинском фронте, он придется по черноморскому флоту, который является косвенным, но тоже участником этих событий. Он играет, как я понимаю, такую более-менее вспомогательную роль в этой войне, но тем не менее он тоже, в общем, часть этой войны. И плюс пути снабжения, пути пополнения, какого-то обновления тех воюющих сил, которые есть в Украине. Вот это та цель, на которую будет направлен встречный удар.
На мой взгляд, такой вывод мы должны сделать. Я подчеркиваю, это именно вывод. Я не могу вам процитировать конкретных слов людей, которые вот это заявляют. Но мне кажется, что логика именно такова. Поэтому не следует думать, что этот удар будет направлен на российские города или на Кремль, или на что-нибудь еще, или на какие-то бункеры, в которых теоретически может оказаться российский диктатор или что-то вроде этого. Нет, речь идет об ударе по воюющей России там, где она воюет. А воюет она сегодня на территории Украины.
Но, в общем, мы должны с вами отдавать себе отчет, что мы с вами сейчас сидим и обсуждаем это как вполне реальное развитие событий. И это и есть результат той эволюции, того пути, который мы с вами, весь мир проделал с 24 февраля 2022 года. Вот это то, к чему мы пришли в результате того решения, которое 24 февраля было принято.
О. БЫЧКОВА: Я хочу в оставшиеся 10 минут успеть обсудить с тобой два сюжета. Один из них – это сюжет про гражданина Пригожина.
С.ПАРХОМЕНКО: О, да. Обязательно. Без этого мы не обойдемся.
О. БЫЧКОВА: Да. Прекрасно нам пишет Алексей как раз в чате твоего Телеграм-канала «Пархомбюро». Он говорит: «А ведь Пригожин сознался не только в создании наемнической структуры, но и в лжесвидетельствовании в суде, где он этот факт много раз отрицал».
С.ПАРХОМЕНКО: Ну, он сам никогда ничего не отрицал. Он для этого отправляет каких-то специально обученных людей, чтобы они за него отрицали. Он в этом смысле человек очень трусливый и всегда прячется за спинами каких-то своих сотрудников. Или людей, которые выдают себя за этих сотрудников. Не знаю. Но почему это важный сюжет? Не только из каких-то злорадных соображений, не только из тех соображений…
О. БЫЧКОВА: Потому что это касается «Эха Москвы».
С.ПАРХОМЕНКО: Конечно. Огромное количество журналистов и в том числе журналисты «Эха Москвы» вынуждены были судиться с этим человеком по его инициативе. Он их обвинял во лжи, он обвинял их в клевете, он обвинял их в том, что они его оскорбляют, наносят ущерб его чести, достоинству и деловой репутации. Теперь, значит, выясняется, что все это было абсолютным лицемерием, и в действительности все происходит ровно так, как эти журналисты по этому поводу сообщали.
А ведь помимо случая «Эха Москвы», по которому дело еще не закончено… Оно, как я понимаю, на уровне апелляции и еще там теоретически возможно. Я в это не верю, на самом деле. Я думаю, что в логике российского суда сказать: «Тем не менее, у нас нет никаких оснований не доверять мнению истца. Раз истец говорит “не было”, значит не было. А что он говорил с тех пор другими словами в другом месте – это нас не касается». С них станет, что называется, с российского суда не обратить внимание на эти вновь открывшиеся обстоятельства. И, разумеется, никто не станет вызывать того же Пригожина свидетелем в суд и устраивать ему очную ставку или еще что-нибудь вроде этого.
Но дело не только в случае «Эха Москвы», а дело в огромном количестве случаев, которые уже закончены, когда решение уже вступило в законную силу, будучи, как мы теперь понимаем, полностью незаконным, когда с людей получили эти штрафы, заставили их сделать эти опровержения и так далее и так далее. Таких случаев чрезвычайно много.
Но почему это важно? Почему смысл этот выходит далеко за рамки этих судебных обстоятельств? Потому что это очень серьезный удар по главной политической логике этой войны. Потому что нам с вами на протяжении всего этого времени… И не только нам с вами, но и всему миру.
Последний раз вы могли это видеть, наблюдая пресс-конференцию министра иностранных дел Российской Федерации Кисы Воробьянинова в Нью-Йорке, когда он в свойственной ему манере надувал щеки, говорил: «Торг здесь неуместен», а также объяснял в очередной раз, что на нас напали, что первой начала Украина, что Украина 8 лет издевалась над кем-то в Донбассе, что Украина устроила там гражданскую войну, то Украина спровоцировала насилие над невинными людьми, которые ничего такого не хотели, а мы никакую войну не начинаем, а мы войну заканчиваем.
Это то, что вы тысячу раз слышали от самого фараона, от людей, которые его поддерживают, от людей из Государственной думы, от Министерства иностранных дел, от всех от всех: «Во всем виновата Украина, это Украина начала, она устроила там гражданскую войну, а мы теперь спасаем людей».
То, что заявил Пригожин на этой неделе, является очередным прямым, лобовым опровержением этого тезиса. Потому что он объясняет там хладнокровно и нагло, что это созданные им вооруженные формирования. Хотите – называйте их наемническими, хотите – не называйте, если вы как-то так уж хотите следить за тонким соблюдением юридической терминологии. В любом случае, это вооруженные формирования, которые находятся вне закона и которые не подчиняются государству, и которые не являются частью регулярной армии, явились на территорию иностранного государства и там организовали войну, там устроили агрессию.
До сих пор мы с вами слышали это много раз от людей типа Гиркина (он же Стрелков) и так далее. Есть знаменитые его интервью, до сих пор легко достижимые в интернете. Погуглите и вы узнаете. Главное его интервью, по-моему, газете «Завтра» – гигантский текст, где он хвастается тем, как он пришел на Донбасс и организовал там войну.
Вот теперь мы имеем второго пришедшего на Донбасс и организовавшего войну. И мы теперь прекрасно уже с их слов можем понимать, как в действительности это было устроено. Ничего не было на этой территории до тех пор, пока Россия и российский диктатор на волне безумной уверенности в том, что все можно, на волне абсолютной убежденности в собственной безнаказанности и подогреваемый безумными, сумасшедшими амбициями не бросился на эту территорию и не начал там убивать людей, уничтожать целые города, брать миллионы людей в заложники, организовывать там фронты, отторгать куски территории и так далее. Это началось из России, силами России, в интересах России и по замыслу России. И больше никак.
И вот очередное еще одно прямое свидетельство. Однажды это свидетельство, несомненно, войдет в материалы международного трибунала. Однажды все эти слова будут Пригожиным или кем-то, кто от него останется и кто сможет говорить от его имени после него, будут повторены в зале судебного заседания о том, как Россия в 2014 году начала эту войну, которая в конечном итоге перешла в ту страшную стадию, которую мы видим в феврале 2022, и поставила мир на грань ядерного конфликта к сентябрю 2022 года. Вот это прямая эволюция, это прямая логика. Она началась оттуда, и она закончилась (или заканчивается) здесь и будет продолжаться дальше в том виде, в котором мы увидим.
Вот почему это важно или вот почему это серьезное мировое политическое событие. Это признание Российской Федерацией в том, что в действительности это она начала войну на Донбассе и в целом в Украине.
О. БЫЧКОВА: Быстро расскажи мне про «Последний адрес» в Париже.
С.ПАРХОМЕНКО: Да.
О. БЫЧКОВА: Потому что не думала в первую очередь я, что эта активность до сих пор может сохраняться.
С.ПАРХОМЕНКО: Послушай, да. Отчасти это объясняет тот интерьер, в котором я нахожусь. Постоянные зрители наших с тобой разговоров видят, что я в каком-то немножко непривычном помещении. Да, я не дома. Я нахожусь сейчас во Франции, в Париже, куда я приехал по совершенно специальному делу, по делу, которое я ждал много лет.
Дело в том, что «Последний адрес»… Вы знаете, что это такое. Это движение такого «народного мемориала» жертвам политических репрессий в России и Советском Союзе. В основном сталинского времени, хотя не только сталинского. Все это продолжает развиваться в России. Я подчеркиваю, продолжает развиваться. Почти каждое воскресенье в России в Москве, в Санкт-Петербурге, в Екатеринбурге, в Перми и в других городах мы устанавливаем вот эти памятные знаки. Это продолжается по-прежнему. Это никуда не делось. Эта деятельность не остановилась.
И даже уничтожение «Мемориала», рука об руку с которым и в теснейшем сотрудничестве с которым происходила вся эта работа на протяжении многих лет, даже это не остановило этого движения. Тем более, что люди «Мемориала» никуда не делись. Вот они рядом. Они продолжают свою работу. Они лишились, так сказать, своего общего имени, они лишились структуры, но работа эта, несомненно, продолжается.
И одним из воплощений этой работы является работа «Последнего адреса», которая продолжает идти вот так от дома к дому и отмечает этими памятными знаками те дома, в которых жили люди, которых забрали из этих домов и невинно уничтожили, обвинив их по разного рода абсурдным и совершенно безумным фальсифицированным судебным обвинениям.
Так вот, «Последний адрес» давно уже сделался международным движением. Я подчеркиваю, это не российский проект, который действует где-то за пределами России. Это самостоятельные национальные проекты такие же точно, абсолютно по тем же принципам, на тех же идеях организованные, которые размещают такие же точно знаки. Это существует сегодня в Грузии, в Чехии, в Германии, в Молдове. И в Украине. Понятно, что тут на протяжении последних нескольких месяцев не происходило новых установок, но люди эти есть. И я нисколько не сомневаюсь, что этот проект после войны продолжится и продолжится, скорее всего, с какой-то новой силой.
Так вот, собственно, в это воскресенье к этой семье, к этому сообществу этих проектов, существующих в разных странах, присоединилась еще одна страна – и это Франция. Во Франции теперь тоже есть «Последний адрес». Есть пока один такой дом, но их, несомненно, будет больше, потому что речь идет о людях, которые здесь во Франции подверглись так или иначе репрессиям со стороны советских спецслужб.
В данном случае речь идет о генерале Миллере. Евгений Миллер – один из лидеров белого движения, в какой-то период времени глава общевоинского союза наиболее влиятельной офицерской организации белой эмиграции. Он был похищен агентами НКВД здесь в Париже из своего собственного дома, вывезен из Франции, привезен в Советский Союз, оказался в результате на Лубянке, там пережил несколько недель допросов, там же был расстрелян и похоронен на Донском кладбище.
Таких людей есть несколько. Ближайший такой случай – это генерал Кутепов. Фактически та же учесть его была. С той только разницей, что его не довезли до Советского Союза. Его похитили и, по всей видимости, убили. Или он умер просто в процессе этого переезда. Может быть, они там передозировали снотворное, которым они его усыпили для того, чтобы перевозить. В общем, вот еще один случай. Таких случаев будет несколько.
На мой взгляд, это чрезвычайно важная вещь. И она чрезвычайная именно сегодня, потому что это проект, посвященный ценности человеческой жизни. Это проект, который говорит о том, что никакие государственные затеи, никакие цели, которые ставит перед собой государство, не могут оказаться более высокими, чем ценность жизни человека. Иначе – трагедия. Вот такая трагедия, как сегодня.
Именно поэтому мне представляется, что этот проект и эта работа чрезвычайно своевременны, именно сейчас нужно это все продолжать. Потому что то, что происходит сегодня в Украине, и то, что происходит сегодня в мире на почве этой украинской войны, – это прямое последствие, прямое наследие вот этого отношения Советского, а теперь Российского государства к человеческой жизни и к ее ничтожности, с их точки зрения.
О. БЫЧКОВА: Спасибо большое. Закончим на этом.
С.ПАРХОМЕНКО: Спасибо тебе.
О. БЫЧКОВА: «Особое мнение» с Сергеем Пархоменко на «Живом гвозде». До встречи через неделю. Лайк, пожалуйста, не забудьте поставить.
С.ПАРХОМЕНКО:Обязательно. И подписывайтесь на «Пархомбюро».
О. БЫЧКОВА: Подписывайтесь на все, да.
С.ПАРХОМЕНКО:Для того чтобы разговаривать на темы, которые вам интересны в этих программах.
О. БЫЧКОВА: И приходите к нам еще. Счастливо. Пока.
С.ПАРХОМЕНКО:Счастливо. Всего хорошего. До свидания.