Максим Покровский - Разбор полета - 2017-10-30
С.Крючков
―
21 час, 4 минуты в российской столице. Мы начинаем программу «Разбор полета». Ведут ее сегодня Станислав Крючков и Андрей Ежов. И гость программы – музыкант Максим Покровский. Здравствуйте!
М.Покровский
―
Станислав, Андрей, и все глубокоуважаемые мной дамы и господа, здравствуйте!
А.Ежов
―
Добрый вечер! Напомню, что программа «Разбор полета» - это программа о людях и прежде всего тех решениях, которые они принимали и мотивах, которыми руководствовались. Максим, традиционный вопрос, который мы задаем всем гостям нашей программы: Каким было ваше самое сложное решение в жизни, о котором вы долго думали, не один день или месяц, котором пожалели, может быть, и вообще, были ли такие решения, которые можно называть тяжелыми?
М.Покровский
―
Я очень боюсь оказаться тривиальным, но при это я еще больше боюсь оказаться неискренним.
А.Ежов
―
Не бойтесь.
М.Покровский
―
Во-первых, таких решений было несколько, во-вторых, они еще не все приняты. Все эти решения касались моих музыкальных планов. Я думаю, что первое решение – это было решение заняться, собственно, тем, чем я занимаюсь. Не имея никакого музыкального образования, не имея никаких перспектив, издавая эти звуки, которые я издавал, я имел, в общем, достаточно малое количество шансов.Следующие решения были очень и очень унылые по отношению к первому решению, и они были связаны с моей чрезвычайной консервативностью, так скажем. Я очень много позволял себе быть с теми, с кем я не должен был быть.
С.Крючков
―
Давайте вот об этом решении, собственно, и поговорим. С чего начиналась музыка в вашей жизни? Это московское детство, да? Вы родились в семье спортивного журналиста.
А.Ежов
―
Как я понял, семья совсем не музыкальная, поэтому какая-то династическая история, как у многих музыкантов, здесь явно не ваш случай.
М.Покровский
―
Да, мой папа является спортивным журналистом. Я обожаю своего папу, но они с мамой развелись, когда мне было 7 лет, но при этом я был очень много с папой, я присутствовал на его репортажах в те моменты, когда он был профессионалом. Он всегда им был, я имею в виду… вы меня поняли. Ну, не музыкальный абсолютно.
А.Ежов
―
Газетный журналист был или, может быть, радио, телевидение? Освещал спорт – я правильно понимаю?
М.Покровский
―
Да, мой папа Сергей Юрьевич Покровский, и он в свое время – я уж не помню, когда это было, наверное, когда я был либо в начальной школе, либо еще до школы – был период времени, когда он, простите меня за казуистику, вел спортивную страничку в программе «Время». Папа там долго не работал. Я не знаю… потому что телевидение - вещь весьма специфическая.
А.Ежов
―
По его стопам не было желания пойти?
М.Покровский
―
Было.
А.Ежов
―
А почему не сложилось? Или просто на уровне мысли, ощущений это было, а вот так, чтобы приступить к реализации этого плана, вы как-то не дошли?
М.Покровский
―
По двум причинам. Первая причина – это то, что я этого никогда не хотел безумно, но я этого хотел. А вторая причина была в том, что, когда я заканчивал школу и готовился поступать институт, на совке было принято не любить вот эту преемственность: вот если папа работает на телевидении, то сына уже не возьмут. Если вы меня сейчас даже попросите как-то это конкретизировать, я скажу: ой, братцы, нет-нет, я не знаю. Но вот такое было. Мне мама постоянно говорила: «Сынок, ты туда не стремись. Твой отец уже там работает. Тебе там места нет».
А.Ежов
―
Вы стремились еще – я вычитал – стать пилотом гражданской авиации и впоследствии оказались в авиационном институте. Как так получилось, в чем эта магия неба, что вас так это захлестнуло, увлекло и привело в результате в Московский авиационный институт? Что это было?
М.Покровский
―
Три не связанные между собой вещи. То есть увлечение журналистикой, которое было несерьезным увлечением. Увлечение авиацией, которое тоже не было серьезным увлечением, но я могу сразу ответить на вопрос, как прекрасен гражданский самолет, именно гражданский, потому что он такой брюхатый и так далее. Как абсолютно далек от этого оказался в итоге Московский авиационный институт, потому что я там оказался выпускником по системам информации испытаний летательных аппаратов. Разумеется, что авиационная специфика во всем моем авиационном обучении присутствовала, но это не было таким доминирующим.
М.Покровский: Меня никогда не тяготило и не будет тяготить сотрудничество с Гуцериевым. Я горжусь, что дружен
А.Ежов
―
Очень косвенная. А почему не в летное училище, чтобы прямо соприкоснуться со штурвалом?
М.Покровский
―
А у меня сердечко шалило.
А.Ежов – А
―
а, то есть по здоровью не прошли.
М.Покровский
―
Да. Я сейчас могу назвать, это звучит кошмарно: Миокардический кардиосклероз с пролапсом митрального клапана, в общем, это звучало страшно. Папа был в спорте. Мне очень помогло. Я занимался академической греблей. Все мои занятия проходили на стадионе «Труд» в Серебряном бору. И вот я как-то прошел медосмотр, потому что у меня нехороший был то ли пульс, то ли кардиограмма. Причем пульс и давление у меня были плохие всегда, потому что я нервничал. А кардиограмма у меня была какая-то неправильная.Я пошел в институт физкультуры. Я садился на велотренажеры… Мне сказали: «Чувак, ты можешь заниматься, всё у тебя в порядке». Но, тем не менее, в моем детстве было… Да, и один раз я был в пионерском лагере «Артек».
А.Ежов
―
В том самом.
М.Покровский – В 80
―
м году я там был, потому что была Олимпиада, и вывозили пионеров-активистов. Там тоже меня мучили этими… возили в какой-то госпиталь, делали кардиограмму.
С.Крючков
―
Тем не менее, вы говорите о безумной любви, из которой рождается что-то великое. И вот как минимум через три десятка лет ваша жизнь плотно связана с музыкой. Значит, музыка победила эти любови, которым что-то недоставало.
А.Ежов
―
Вы, вообще, помните, как впервые в руки взяли музыкальный инструмент, и, вообще, что это было: гитара, флейта, не побоюсь этого слова?
М.Покровский
―
Ну да, у нас во дворе были старшие пацаны из 9-этажки, которые нам хотели продать совершенно безумные инструменты. У нас не было денег. В итоге нам их отдали. Я, разумеется, начал играть на басухе под Макартни – это которая была сделана в форме скрипки. Простите меня, пожалуйста, за эту терминологию, потому что она является, на мой взгляд, ужасной, но, тем не менее, так в те годы выражались. Это была тяжеленная басхуа. И, разумеется, начал я на ней играть только потому, что с шестью струнами мне справляться было очень сложно.
А.Ежов
―
Это был импортный инструмент или что-то наше?
М.Покровский
―
Позвольте-позвольте, я только что сказал, что это пацаны делали сами, они это выпиливали из чего-то…
А.Ежов
―
Я думал, там что-то заводское, серьезное.
М.Покровский
―
Нет-нет-нет, что вы!
С.Крючков
―
Многие из тех ребят, с которыми это все начиналось, впоследствии влились в первый состав «Ногу…» или…
М.Покровский
―
Нет, никто. Вообще, никто абсолютно.
С.Крючков
―
А как эта история «Ногу свело» эволюционировало от коллектива, собравшегося по фану, по сути, к такому лидерскому коллективу, которым он является на сегодняшний день? Потому что говорим «Ногу свело», предполагаем – Макс Покровский.
М.Покровский
―
Прекрасный вопрос. Я не очень знаю, как на него ответить, потому что, с одной стороны, я понимаю значение вашего вопроса, и, в общем-то, понимаю, что ответить, но я не могу очертить границы, когда коллектив «Ногу свело» стал лидерским коллективом.
С.Крючков
―
А он все-таки таковой?
М.Покровский
―
Да, однозначно. Этот ответ – да.
С.Крючков
―
И это творческая история и это менеджерская история. И если это произошло, то это произошло с самого начала, как некая предпосылка или к этому подвела поп, рок-индустрия и логика ее развития от 90-х к 2000-м и к сегодняшнему дню.
М.Покровский: Я не рву задницу на тысячу частей, чтобы появиться на телеке, не звоню знакомым: «Ой, а позовите»
А.Ежов
―
Все-таки да, это еще в контексте времени надо рассматривать, мне кажется.
М.Покровский
―
Все немножко проще. Это история плохого менеджера. Плохим менеджером являюсь я. Мне это очень неловко говорить, потому что от имени всех тех, кто принимал участие и принимает участие в количестве «Ногу свело», я здесь сейчас сижу, общаюсь с вами и уважаемыми слушателями один.Мне никогда не удавалось быть последовательным человеком, говорить спокойно, вежливо и жестко. Я либо мямлил, либо срывался. Может быть, мне это простительно. Я говорю, может быть, я ни в коем случае себе эту индульгенцию не приписываю. Может быть, простительно, потому что я все-таки такой, прости господи, творческий парень. Но эта проблема, в общем, тянется за мной до сих пор.
В какой-то момент времени я понял, что я не могу договориться с двумя людьми. В общем-то, в какой-то момент группа состояла из четырех человек. И вот неумение договориться с двумя людьми… я стал совершать какие-то артефактические поступки типа «Нет, все равно будет так, все равно будет по-моему…». Не знаю, что говорить. Это был долгий и сложный период.
С.Крючков
―
Вы говорите, это история плохого менеджера. Но при всем это «плохом» менеджменте 30 лет «Ногу свело» во главе с капитаном корабля на вершине этого айсберга, вулкана, как хотите назовите.
М.Покровский
―
А это история хорошего менеджера. Причем хорошесть этого менеджера состоит в его идеальном терпении. Суть терпения состоит вовсе не в том, что это последовательный менеджер. Это тот человек, который заставляет себя десятилетиями терпеть ситуацию, которая некомфортна. И если вы меня спросите сейчас… вот вы постоянно говорите о 30 годах, что есть правда – если вы спросите: «Максим, дружище, сколько десятилетий из этих трех ты провел неправильно?» - скажу: «Все три». Если вы меня спросите: «Какому из этих трех десятилетий, милостивый государь, за то, что у тебя сейчас есть то, что есть?» - я тоже отвечу: «Всем трем». Потому что это кривой путь. Так нельзя было существовать, но при этом это был наш путь. Я не знаю. Я никогда не смогу это описать. Мне всегда будет это сложно сделать. И мне придется какие-то решения принимать скоро…
С.Крючков
―
И при всем при этом какая-то позитивна нота, несмотря на то, что вы это описываете в тяжелых каких-то словах, из вашего творчества никак не уходит. И при всей это стёбности, говоря, допустим, о вашем раннем творчестве, в ней не было того, что присуще традиционно, по мнению многих, русскому року какой-то социальности, вслушиваясь, все равно какие-то контексты, подтексты улавливаешь в вашей работе.Вот вы сейчас – опять же не буду об этих трех десятилетиях говорить, - оглядываясь назад, какие-то этапы, рубрики могли бы для себя расставить, или это дело не очень благодарное?
М.Покровский
―
Это дело не очень благодарное. Если постараться я бы смог. Во-первых, это с момента начала до нашего первого публичного выступления. То есть с 88-го, 89-го года и пары лет – это первое выступление на «Фестивале надежд» Московской рок-лаборатории.
А.Ежов
―
Может быть, остановимся на этом. Потому что вы сказали, что будучи человеком волнительным, волнующимся и так далее, и что проблемы с сердцем в многом, может быть.
М.Покровский
―
Никаких проблем с сердцем не было, повторяюсь – это врачи.
А.Ежов
―
Был какой-то мандраж перед первым выходом на сцену? Этот момент запомнился или как-то всё стерлось за 30 годами истории?
М.Покровский
―
Разумеется, очень хотелось, и мандраж был. И э то был не совсем «Фестиваль надежд. Я просто немножко упростил ситуацию. Просто до того, как группа «Ногу свело» приняло участие в Фестивале Надежд, мы приняли участие еще в одном концерте. Это был такой, знаете, прямо вот рок-лабораторский… это называется ночник. Ночник – это когда самые крутые выступают в начале, самые никому не нужные, начинающие выступают в конце. Мы были никому не нужны, мы выступали в конце.Был ли у меня мандраж? Почти всегда мандраж присутствует.
С самого начала до первого «Фестиваля надежд», по-моему, 89-й. Потом до 93-го года, свершился фестиваль «Поколение-93» - тогда, когда мы уже с песней «Хара Мамбуру» пришли. Потом до 99-го, начала 2000-го, который ознаменовался спадом группы «Ногу свело», практически коммерческим провалом альбома «Бокс». Потом медленным выходом из ситуации к 2000-какому-то, когда я стал больше появляться на «ящике», поехал на второго «Героя». «Форт Боярд», да. С него на самом деле всё и началось. Я был сейчас несправедлив к «Форту Боярд», потому что, вообще, началось.
Меня заприметила девочка Олечка Кабан прекраснейшая. Она помогала еще одному замечательному человеку, продюсеру этого «Форта Боярд», моему большому другу Васе Григорьеву. Говорит: «О! Макс! А чего бы его не взять?» Я не знаю, как они между собой это обсуждали – я так, условно описываю эту ситуацию.
Этот период закончился примерно 12-13 лет назад после того, как случились два «Последний Героя», два «Форта Боярд», написание песни «Идем на Восток» к кинофильму «Турецкий гамбит» и выход нашего альбома, что явилось наименее ярким событием, потому что фильмы и телешоу всегда являются более ярким событием. И с этого момент начались мои творческие поиски, блуждания, эксперименты.
С.Крючков
―
В оценке этих периодов вы какую долю отводите бизнес-составляющей и творческой составляющей. Вот вы говорите: «Этот проект был коммерчески неуспешен и это спад». Ведь для вас это значимая веха вполне возможно в творческом смысле и вполне удовлетворены ею были. Так или нет? То есть, были ли разночтения, разновекторность в этом?
М.Покровский
―
180 градусов. Потому что провал альбома «Бокс»… Ну, О’кей. Альбом «Бокс», который мы выпускали, по-моему, в 99-м или в 2000-м году, он был, возможно, спорным. Он и звучал потяжелее, и радиосинглов там было не так много, хотя были: и «Семь планет» и «Последнее танго». И видеоклипы на эти песни снимались.Помимо этих двух, относительно мягких песен, там не было вообще мягких песен. И это был самый бескомпромиссный на тот момент, интересный для меня по звучанию, по музыкальной мысли альбом. Опять же я ни в коем случае не претендую, что он мог и должен быть внесен, так сказать, в списки золотого фонда мировой культуры – нет-нет, ни в коем случае. Но это был неплохой альбом, и его провал был связан с тем, как ребятки в тот период – это был не момент - период времени работали.
С.Крючков
―
Ребятки? Ведь 99-й год, если вспомнить, это какое-то сгущение на пространстве русского рока происходит, появляются новые, яркие коллективы, во всяком случае, начинают завоевывать массовую аудиторию и, в том числе, не без помощи Балабанова с его «Братом», первым «Братом» и вторым «Братом», тем более. Может быть, просто на этом поле не случилось финансового успеха, потому что оно было сильно уплотнено вашими конкурентами в творческом смысле?
М.Покровский
―
Двумя пунктами отвечу. Во-первых, финансового неуспеха… он, безусловно, у альбома «Бокс» был. Ну, разумеется, можно было бы получить какую-то копеечку, но сейчас об этом говорить будет дороже стоить, чем об этом умолчать.А что касается появления артистов, которые принимали участие в различных кинопроектах не только кинопроектах, я думаю, что это как раз одна из причин, по которым я не был доволен нашим менеджментом, потому что надо было в этом всем правильно существовать. В общем-то, творчески «Ногу свело» с грехом пополам могли в этом всём существовать. Я имею в виду исполнить чью-то песню, написать какой-нибудь трибьют – мы всё это могли, мы это делали, и у нас это всегда выходило.
С.Крючков
―
Давайте послушаем один из хитов, ставшей визитной карточкой в ранние 90-е «Хара Мамбуру»
А.Ежов
―
Это программа «Разбор полета». Здесь – Станислав Крючков, Андрей Ежов. И в гостях у нас лидер группы «Ногу свело» Максим Покровский.
С.Крючков
―
Вы активно развиваете свой YouTube, канал «Ногу свело». Вот сейчас Судак ТВ проект запустили.
М.Покровский
―
Спасибо, что спросили!
С.Крючков
―
А вот очередной рэп-баттл, который набирает миллионы на просторах русского YouTube или очередной клип известного коллектива из Северной столицы, который собирает кучи…, они для вас в этом смысле являются планкой или историей за которой вы просто с менеджерской стороны наблюдаете параллельно и хотите этих сборов, или вы ориентируетесь опять же на собственную спонтанность, на собственное стремление самовыразиться и вот этими подсчетами, этой бухгалтерий не занимаетесь?
М.Покровский: Принимать участия в рэп-баттле не могу, потому что нужно очень долго и органично для этого существовать
М.Покровский
―
Я занимаюсь этой бухгалтерией. Они для меня в том или ином смысле - я сейчас поясню своей ответ – являются планкой, потому что они не могут не являться планкой, потому что они существуют – те миллионы просмотров и даже десятки миллионов, они тоже существуют. Я пытаюсь научиться относиться к этому здраво. Пока у меня это не получается. Я не преуспевший в этом случае менеджер. Я же все-таки не особо менеджер.
Я пытаюсь ориентироваться на чуть более близких коллег и в самом прекрасном смысле слова конкурентов – триста раз готов повторить – это самые уважаемые и самые, на мой взгляд, правильные, например, «Би-2», которые нашли свой собственный способ существования в этом пространстве. Они его искали много лет, и они искали эту схему долго, поэтому их цифры для меня ориентир. И я знаю, насколько мои цифры ниже, чем их цифры. Вот это, пожалуй, реальный ориентир – подраться с пацанами на этой ниве.
Что касается рэп-баттлов. Принимать участия в самом рэп-баттле я не могу, потому что мне нужно очень долго и органично для этого существовать в той среде, в которой существуют ребята. У них там 25-30 процентов построено на сленге. Я не смотрел много рэп-баттлов, но я знаю, о чем я говорю, потому что благодаря своей дочке я смотрел. Ребята не работают в жанре импровизации. Они работают в жанре «долго готовился». По-моему, это просто изначально другой жанр, когда один наезжает а другого, а другой стоит с задумчивыми видом, я как маленький полагал, что это просто так вот… стоит, а он, на самом деле, думал, какую из заготовок… Что нормально, что в итоге строиться на заготовках, но просто меня процентное соотношение этих заготовок заставляет усомниться в том, что это стоит делать. Ну, это просто как жанр, как песню пишешь. Ты можешь год писать песню, можешь год готовиться к рэп-баттлу. Я же не рэп-артист. Поэтому - нет.
А цифры у ребят… Я не знаю, они, наверное, поменяются с годами, если такие, как я научаться работать на этом пространстве. Но пока это просто самые молодые и самые эрудированные на пространстве YouTube.
А.Ежов
―
Вообще, с развитием технологии, интернета, того же YouTube сложнее стало конкурировать? Есть ощущение, что как-то здесь, на этой поляне стало теснее, в шоу-бизнесе в целом? Я не говорю о рэп-баттлах конкретно, не разделяем все эти жанровые особенности.
М.Покровский
―
Это производит на меня очень двоякое впечатление, и я не могу дать на это вразумительный ответ. Я просто попытаюсь вместе с вами порассуждать. Дело в том, что очень многие сильные ютуберы не собирают концерты. Соответственно, иметь десятки миллионов, но не иметь такого количества концертов, которые имеют даже скромные «Ногу свело» - это странно. С другой стороны, странно быть «Ногу свело» и не иметь такое количество миллионов. И между этими странностями надо найти какую-то золотую середину.Я не могу сказать, что стало сильно сложнее. Но, с другой стороны, «Ногу свело» всегда были где-то между, всегда были посерединке. Это были недоДДТ, это всегда недочто-то, и вот этому всегда недочто-то, было, с одной стороны, очень сложно, с другой стороны, это недочто-то, оно всегда жило той жизнью, которую вы видите, наверное, лучше меня видите. И вот быть таким недо…
С.Крючков
―
Чувствуете, что вы выходите на своем «Судак ТВ» на эту тональность, которая принесет желаемый результат? Вот свет в конце тоннеля – пусть это тривиальность, пусть какая-то избитая фраза, но тем не менее. Не в том смысле, что мы сейчас во тьме находимся, но поиска не завершен, очевидно же.
М.Покровский
―
Во-вторых, я не стал бы преувеличивать значение «Судак ТВ», потому что мы все-таки музыка. Но на «Судак ТВ» будет музыка, безусловно. Но, когда ты что-то начинаешь, ты же нервничаешь. Как я вам могу сейчас сказать?
С.Крючков
―
То есть вы делаете все же ставку на YouTube в противовес телеку традиционному? Потому что на телеке Максим Покровский последнее время не столь частый гость.
М.Покровский
―
Это правда, что я на телеке появляюсь меньше. Это правда, что я не рву задницу на тысячу частей, чтобы там появиться, не звоню всем своим знакомым: «Ой, а позовите… ой, а пригласите меня!» Наша задача сейчас – не переоценить значение YouTube. Потому что то, что он пожирает телек , - это очевидно. Просто вопрос, как там, до конца или нет? Вот мы сейчас с вами телек разбомбим, а потом придется вернуться. Я сейчас не карьеризмом занят. Я просто пытаюсь какую-то минимальную справедливость…
С.Крючков
―
Давайте еще одну композицию под занавес этой программы послушаем и уйдем на небольшие новости на «Эхо Москвы».ЗВУЧИТ ПЕСНЯ «ИСТАМБУЛ» ГРУППЫ «НОГУ СВЕЛО»
НОВОСТИ
А.Ежов
―
21 час, 35 минут в российской столице. Это программа «Разбор полета». Здесь по-прежнему Андрей Ежов и Станислав Крючков. И в гостях у нас сегодня – музыкант, лидер группы «Ногу свело». Максим Покровский. Мы перед перерывом начали говорить уже о телеке, как-то уже хоронить собрались всё это.
М.Покровский
―
Нет, наоборот, мы как бы дали шанс.
А.Ежов
―
Да, не спешим ставить на этом крест. А тогда, в начале 2000-х годов решение участвовать в беспрецедентном на тот момент проекте «Последний герой», насколько тяжело оно далось или без раздумий произошло: просто предложили – Максим Покровский согласился, или здесь были какие-то мотивы – банально испытать себя – что руководствовало Максимом Покровским тогда?
М.Покровский: Мне не удавалось быть последовательным, говорить спокойно, вежливо, жестко. Я либо мямлил, либо срывался
М.Покровский
―
В общем, с технической точки зрения буквально один телефонный звонок. Дальше с технической точки зрения отмена двух-трех концертов и мои личные звонки с извинением и с просьбой не относиться ко мне как к человеку ненадежному. А там потом было все ясно: надо ехать. И надо было ехать по двум причинам. Во-первых, это проба коллектива, беспрецедентная проба.
А во-вторых, ну как от такого предложения можно отказаться? Это было нелегко присутствовать… Когда тебя на Луну берут: «Слушай, чувак, у тебя одного пальца нет на ноге, у тебя шумы в сердце, давление плохое, но мы тебя берем, ты прошел последний техосмотр – полетишь на Луну». Ну, куда я денусь? Конечно, полечу.
С.Крючков
―
То есть вот этой истории личного преодоления было все же больше, чем какой-то пиаровской?
М.Покровский
―
Пополам. Пиар был очень нужен. Я боюсь наврать, не в том смысле, что я неискренен, а я просто не знаю, насколько глубоко я могу внутрь залезть. Если бы ко мне спустился Боженька и сказал: «Макс, у тебя успех и пиар будет не такой серьезный, но попробовать у тебя есть шанс, я бы, наверное, все равно поехал.
С.Крючков
―
Мы как-то всё о творчестве, о творчестве, а если, погружаясь в день сегодняшний и уходя от сцены, уходя от того, что вас на ней окружает, вас и ваших коллег, вам нравится, что происходит с нашими сегодняшними людьми, их полусонность некая, готовность жить за стеной некоего дяди? «Последний герой» ведь в истории. Десятки новых песен, а нас всё Путин и Путин – вот эта вот история… Вы отслеживаете социальные процессы, социальную жизнь как-то, рефлексируете на этот счет, если да, то поделитесь?
М.Покровский
―
Конечно. Я слышал огромное количество песен с упоминанием имени этого достойного человека. Они мелодически были весьма заметны, я вот их заметил. Я сейчас не очень готов напеть, потому что вы неожиданно задали мне этот вопрос. Но не про каждого человека слагаются песни. Про меня, например, не слагали, то есть песни «Покровский» пока нет.А что касается жизни за спиной и того, что происходит, вопрос, который меня мучает долгие годы: что было раньше курица или яйцо? спина или жизнь за спиной? Мне кажется, что людям нужно решать каждому для себя, каждому за себя. Смотрите, мне сложно отвечать на ваш вопрос, потому что мне кормить семью. Вы хотите мне вопрос, счастлив ли я? Нет. В этом смысле нет. Вы хотите мне задать вопрос, что дальше делать? Нет. Я об этом сейчас честно говорю.
С.Крючков
―
Вы на пороге выхода нового альбома, насколько я понимаю «Материки моей планеты». Что это за планета на сегодняшний день.
М.Покровский
―
Но каждый раз, пролетая над Гренландией, а лечу я отнюдь не в Австралию, я думаю: почему же Гренландия не материк, она такая большая? Я безумно люблю свою страну, но по какой причине, мне кажется, что можно было быть чуть лояльней, совсем чуть-чуть. И, мне кажется, что мир настолько велик, настолько прекрасен и готов подарить нам насколько большее количества раз того хорошего, чего мы не хотим видеть, находясь за чьей-то спиной.Я просто за то, чтобы быть человеком мира, за то, чтобы ездить, за то, чтобы радоваться, когда тебе радуются, за то, чтобы смотреть в глаза, за то, чтобы говорить добрые слова, за это, чтобы видеть, что не везде тебя ненавидят. Я имею в виду лояльность граждан одной страны к другим странам.
А.Ежов
―
Про остров хочу вернуться, про «Последнего героя». По итогам этого проекта, что было самым сложным и что оказалось неожиданно легким с точки зрения какой-то бытовой, если отмотать назад и вспомнить съемочный процесс?
М.Покровский
―
Самым легким было написать песню, хотя песни никогда не давались мне легко, и эта тоже мне не далась легко, я просто имею в виду, что самым легким – это сравнение. Самым сложным было сделать две вещи – это пережить болячки на ногах и постараться понять, что надо жить со словами одного из участников моего коллектива: «А чего мне делать, пока Макс там прохлаждается? Надо деньги как-то зарабатывать…». То есть проявлялось всё и тут и там.
С.Крючков
―
Вообще, это длительный процесс был съемок «Последнего героя»?
М.Покровский
―
30 с небольшим дней – 35… 6, 8… не помню.
А.Ежов
―
А если сравнивать с другим проектом, с «Фортом Боярд», что интересней, может быть, было?
М.Покровский
―
Ой, братцы, это так не скажешь. «Форт Боярд» - это совершенно другая вещь. Тебя там загружают в этот форт, тебе говорят: «Вот зайдите в эту комнату, найдите ключ…». Я скажу так: «Последний герой» меня научил делать то, что я один раз сделал на «Форте Боярд» - это совершенно хладнокровно воровать всё, что связано со съестным и спиртным.
М.Покровский: Я очень боюсь оказаться тривиальным, но при это я еще больше боюсь оказаться неискренним
То есть, когда ты находишься на «Последнем Герое», твоя задача – есть. А когда ты должен есть, тебе все равно, каким образом ты добываешь эту еду. И на следующий год после того, как я был первый свой раз после четвертого сезона, я опять поехал на «Форт Боярд» и это было за несколько месяцев после того, как я поехал следующий раз на «Последний герой», то есть я между «Героями» был очередной раз на «Форте Боярд».
У нас там был перерыв в съемочном дне - час, несколько десятков минут мы сидели. Я говорю: «Ребята, хотите вина?» Знаете, как команда еще собирается ненадолго, на несколько дней, друг друга нормально знаешь… «Ну да, чувак…». В столовой готовили обед. Я пошел на первый этаж – там, внутри форта. Захожу, смотрю: вино стоит. И какой-то французский сотрудник этого места, который готовил это, говорит: «У вас еще обед не готов». Я говорю: «А можно взять вино?» Он говорит: «Нет, вы не можете взять вино». Я говорю: «Понял. О’кей». Я подошел и взял вино.
И поднимаюсь на второй этаж, говорю: «Чуваки, девушки, давайте винишка выпьем». Он заходит ко мне говорит: «Вы взяли вино?» Я говорю: «Да». – «А это же нехорошо». Я говорю: «Да». – «Я же вам сказал, что нельзя брать вино». Я говорю: «Да». – «И вы меня слышали, я это сказал?» Я говорю: «Да». – «И, тем не менее, вы взяли?» Я говорю: «Да». – «Но вы ведь этого больше не будете делать?» Я говорю: «Нет, не буду».
А.Ежов
―
Легко обошлось. Музыкант группы «Ногу свело» Максим Покровский в программе «Разбор полета».
С.Крючков
―
А что касается творческих заимствований или, скажем, источников вдохновения, вот было в вашей практике такое? Потому что многих там ловят, а вот Макс Покровский, он как-то уникален в своем роде. Никаких других мотивов, которые бы прослеживались в других командах, в других сочинениях не обнаруживаются, тем не менее, источники?..
М.Покровский
―
Подождите. Про источники говорить – это вам же неинтересно. В группы «Ногу свело» помимо того, что есть известные песни, есть не очень известные. И вот на Альбоме «Хара Мамбуру» - у «Ногу свело» всё не просто – не путайте с песней «Хара Мамбуру». Это обновленная версия вышла в другом альбоме. Сейчас я всем заморочу голову… О’кей, есть такая песня на альбоме «Хара Мамбуру» есть песня «Самураи в рисовом поле. По-моему, это я уже за давность лет забыл. Это Фредди Меркьюри Монтсеррат Кабалье. Просто я слышал, забыл, прямо взял, реально взял…
С.Крючков
―
Нечаянно. Так бывает.
М.Покровский
―
Да.
А.Ежов
―
Само получилось.
М.Покровский
―
Да, само получилось. По поводу всего остального я вам говорить не буду. Я думаю, вы найдете достаточно много, но признаться, что когда я и «Хара Мабуру» писал, то про песню группы «Секрет» «Сара Марабу» я тоже не думал.
С.Крючков
―
А Afric Simone или Vaya Con Dios с их напевами? Вот мне всегда слышится…
М.Покровский
―
Вот видите, я поэтому и говорю что, по крайней мере, я если что и делал, если приворовывал, то на голубом глазу. Никакого злого умысла, никаких прямо вот таких тайных мыслей у меня не было.
А.Ежов
―
Что касается эпатажного образа группы – это спонтанная штука, которая произошла с коллективом или это какая-то, может быть, распланированная стратегия: «Вот так мы будем выглядеть, так мы будем себя позиционировать»?
М.Покровский
―
Никто никогда в «Ногу свело» ничего не планировал. «Ногу свело» был всегда самым внеплановым коллективом. Всегда получалось всё очень спонтанно. Я всегда говорил, что мы очень нестабильно производим хиты. То есть мы не формула кита. Иногда мы угадываем, но не так часто.
А.Ежов
―
Отдельный момент в биографии Максима Покровского – это эксперименты со съемками в кино. Это, скорее, история про фан, это просто повеселиться, какой-то эксперимент над самим собой, или, действительно, были серьезные мысли о какой кинокарьере? Может быть, конечно, вопрос глупый, но, тем не менее.
М.Покровский
―
Это прекрасный вопрос. Я никогда не относился к себе серьезно как к актеру, потому что я никуда не гожусь как актер. Разумеется, у меня в те или иные моменты существования возникали вопросы: а не податься ли мне в кино? Но, знаете, меня это никогда серьезно не занимало, это никогда не было серьезной частью моего бытия, когда я прилагал к этому серьезные какие-то усилия.В какой-то момент времени – я не могу сказать, что это явилось поворотным в моем отношении к кино, - но это на меня повлияло: мы сидели, выпивали водочку у меня на даче с прекрасным человеком по имени Сергей Иванов. В народе его не очень знают, потому что Сержа – кинохудожник. Он работал на бешеном количестве фильмов, он работал художником… я не знаю, как правильно сказать – наверное, художником, постановщиком декоратором - я уж не знаю - на «Последних Героях», практически на всех. И как-то мы там… «Серега, давай в баньку, закурим кальян…». Я говорю: «Серега, ну чего, мне в кино вот говорят…». Он говорит: «Макс, ты не обижайся, но ты ответь мне на один вопрос». Я говорю: «Да, Серега. На какой?» Тогда еще был жив Олег Янковский. Он говорит: «Макс, ты сможешь выйти на одной съемочной площадке, на одном уровне с Янковским сыграть?» Я говорю: «Нет, Сережа, разумеется, нет». – «Ну, и зачем тебе это нужно? Ты на меня обижайся. Ты, безусловно, можешь сыграть, чем в 90%, – я не цитирую Сережины слова, - «мыльных» произведений. Тебе это надо? Ты хочешь - что?»
Я повторяю, я не придал этому большого значения, потому что это был разговор двух друзей. Но, видите, я чего вспомнил, значит, надо было вспомнить.
С.Крючков
―
Что-нибудь показательное из музыкально творчества дня сегодняшнего, с вами связанное. Давайте послушаем.
М.Покровский
―
Детище «Судак»ЗВУЧИТ ПЕСНЯ ГРУППЫ «НОГУ СВЕЛО» «СУДАК»
С.Крючков
―
Домашняя история, Максим. Вы человек, который живет за городом, несколько я знаю. Вот в этом вы спасетесь от драйва музыкальной жизни или это просто такое бюргерство, которое уже с годами приходит в жизнь каждого из нас.
М.Покровский
―
Ничего, если я борзану и не отвечу на ваш вопрос, а отвечу так, как захочу?
С.Крючков
―
Да, конечно.
М.Покровский
―
Я не буду говорить, где я живу. Я буду говорить, с кем я живу. Я живу со своей семьей, от имени которой хочу передать вам и Венедиктову, что мы уважаем вашу станцию и Венедиктова. Это наша позиция.
А.Ежов
―
Я знаю, что вас связывают некие отношения с бизнесменом Михаилом Гуцериевым, такие, творческие. Мне всегда было интересно, каково это, в принципе, работать в соавторстве. Я вот не представляю себе, как Ильф и Петров работали. А с музыкальной точки зрения, мне кажется это еще сложнее. Как вы к этому пришли и не вызывает ли у вас это вопросов к самому себе?
М.Покровский
―
Пришел я к этому очень просто. Когда Михаил Гуцериев еще не занимался на потоке тем, чем он занимается (в самом хорошем смысле слова), нас познакомил наш общий знакомый Антон Юрьевич Захаров, который просто знал, что Михаил Сафарбекович Гуцериев ищет кого-то. Им подвернулся под руку Максим Сергеевич Покровский. То есть я имею в виду, технически знакомство произошло таким образом.С Михаилом Гуцериевым я работаю достаточно давно, мое отношение к работе меняется с каждом годом все больше и больше. Мне и с самим собой сложно работать, но чем больше я об этом думаю, тем больше я об этом вспоминаю, тем больше я прихожу к выводу, что первые песни, сделанные с Гуцериевым - это композиторский поступок. Ни в коем случае не претендую на роль композитора вот так прямо… вот, когда я говорю про «Ногу свело». А в случае с Гуцериевым я говорю об этом. Он говорит: «Макс, ты хороший композитор…» и так далее. То есть мне очень нравится этот человек.
С.Крючков
―
То есть здесь личная мотивация превалирует?
М.Покровский
―
Они идут рука об руку. Естественно невозможно общаться с человеком, с которым невозможно общаться. Понятно, что когда человек предлагает самому себе, когда предлагает тебе в итоге какое-то сотрудничество, которое выливается во что-то, то, разумеется ты тридцать раз подумаешь о том, согласиться или нет, и в итоге согласишься, что я и сделал.Я имею в виду то, что меня никогда не тяготило и не будет тяготить сотрудничество с Гуцериевым Михаилом Сафарбековичем. Я горжусь, что дружен, что я работаю с этим человеком и, более того, я ему бесконечно благодарен за то, что он меня сподвиг на то, чтобы я писал песни не для себя. Я достаточно много песен написал не для себя в сотрудничестве с Гуцериевым.
Вы на меня смотрите с некоторым недопониманием. Их исполняли – некоторые, что я написал – Иосиф Кобзон, Алла Пугачева, Наташа Королева. Кто следующий, я не знаю, но мы посмотрим. И Михаил Гуцериев это сделал из совершенно практических соображений, мне кажется - я не могу ответить за него, - он в какой-то момент понял, что я неформатен для «Русского радио», например. И он говорит: «Макс мне тяжело тебя своим… А ты пиши, ты талантливый». Я говорю: «Сафарбекович, я не могу так… Как бы я же для себя хочу…». – «Нет, ты пиши». И вот прошли годы и я написал.
А.Ежов
―
Вот и всё?
М.Покровский
―
Да.
С.Крючков
―
Давайте завершим сегодняшнюю программу одной из песен, которую вы, видимо, написали для себя «Материки моей планеты».
М.Покровский
―
Полтора слова про альбом. Он очень разный. В нем очень много новых, смешных персонажей в стиле старых «Ногу свело». В этом альбоме есть разные, совершенно непонятные смешные или серьезные песни. Но эта песня под названием «Материки моей планеты» почему-то, мне кажется очень серьезной. Я не знаю, о чем она. Наверняка большинство спросит: «А что такое Макс употребил, когда писал эту песню?» Признаюсь, я ничего не употреблял. Просто мне пришла в голову эта песня.
А.Ежов
―
Я думаю, что сейчас наши слушатели сделают все выводы сами. Спасибо большое! Нам осталось попрощаться. Здесь были – Станислав Крючков и Андрей Ежов и музыкант, лидер группы «Ногу свело» Максим Покровский. Ждем еще раз. Спасибо!
М.Покровский
―
Спасибо! Было большой честью побеседовать с вами.