Личный приём - 2019-06-03
И. Воробьева
―
21 часа и 5 минут в Москве, 23 часа и 5 минут в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Меня зовут Ирина Воробьева. И да, мы выходим на час раньше теперь! Евгений, добрый вечер!
Е. Ройзман
―
Да. Всем привет! Я, на самом деле, очень рад, что мы этот час выторговали и выпросили.
И. Воробьева
―
Да, спасибо большое нашей радиостанции, главному редактору и всем, кто пошел нам навстречу. И вам тоже, наши дорогие радиослушатели, потому что вот сейчас в чате Ютюба все дружно пишут «Ура-ура!», «Пролоббировали», «Наконец-то – наконец-то!». Ура! Хорошо. Да, действительно нас можно смотреть в видеотрансляции на канале «Эхо Москвы», нам можно писать сообщения на номер +7 985 970 45 45 (это телефон для СМС-сообщений).Ну а мы начинаем. И, конечно, первые вопросы, которые, кстати, приходят уже, сразу личные вопросы к Евгению Ройзману. Ну потому что все смотрят Инстаграм Евгений Ройзмана. И спрашивают: «А что происходит с Евгением Ройзманом? Где он находится? Почему там фотографии с каких-то пробегов, проплывов и так далее?».
Е. Ройзман
―
Я был в Сочи. Там проводился очередной IRONSTAR. И бежали половинку «железной» дистанции. Ну, для меня это было 1,9 км плыть, 90 км на велосипеде и половинку марафона бежать. Ну, я как мог справился. Но было очень жарко. Ну, сильно жарко. Ну, непросто далось. Но для меня это такая репетиция перед основным – перед «железной» дистанцией в октябре. То есть для меня это принципиальная история. Но меня порадовало, что я впервые видел в России организацию соревнований на таком уровне.Плюс ко всему спорт такой достаточно джентльменский. Люди очень продвинутые. Грамотные люди, хорошие. И наконец-то для паратриатлетов сделали специальные соревнования – «Чемпион России». Наши екатеринбуржцы здесь отличились. Но я был поражен, потому что когда ты думаешь, что тебе тяжело, что ты бежишь уже из последних сил, ты вдруг видишь, что люди-то бегут…были люди, которые бежали на протезах. Мало того, перед плаванием они эти протезы снимают, и им их приносят на финиш уже. И они вылезают из воды, надевают эти протезы, садятся на велик, потом слезают с велика и бегут. То есть фантастическое зрелище.
И самое главное, что компания «IRONSTAR» именно в России это проводит. Уровень организации очень высокий. Ну и я уже столкнулся, что такими сложными, тяжелыми видами как правило плохие-то люди вообще не занимаются. Поэтому я видел сразу огромное количество добрых и хороших людей. Мне очень понравилось.
И. Воробьева
―
Да. Ну вот вам такой обширный ответ на вопрос. И если я правильно понимаю, не было приема в пятницу.
Е. Ройзман
―
Нет, прием-то был.
И. Воробьева
―
Был прием.
Е. Ройзман
―
Фонд Ройзмана работает, как часы. Приемная работает. И юристы сидели, и директор Фонда присутствовал. Прием был. И ситуаций много разных. Что-то я буду потом разбирать, что-то – сами справились. Ну, все умеют работать.
И. Воробьева
―
Тогда с чем приходят люди? И вот, кстати, вопрос: а когда нет Евгения Ройзмана, то это что-то меняет в реакции Фонда или организации, или людей на то, с чем приходят жители?
Е. Ройзман
―
Нет, Фонд Ройзмана работает, как часы. Мне, на самом деле, очень нравится, что способны без меня справляться, решать все сами. Другое дело, что я когда сам, я всегда ставлю анонсы. Если я ставлю анонс, то народу в разы больше. Но народу было много. То есть тропа нахожена. Знают, что можно прийти – и все равно помогут, постараются. Но первый же вопрос очень интересный. И, кстати, пересекается с нашей голосовалкой.Пришла девчонка. Сирота из Серова. 23 года. Родом из Серова. Ну, сейчас живет в Екатеринбурге. Естественно, никакое жилье ей никто не дал, не предоставил. Ладно, что девчонка толковая и парень у нее хороший. Видно, что он ее любит. Ей 23 года. У нее на руках уже 2 с лишним года судебное решение о том, что ей должны предоставить жилье. Оно не выполняется. И мы сейчас принципиально оп каждой позиции отрабатываем один очень интересный нюанс.
Если человеку с 18 лет обязаны были предоставить жилье, но не предоставили, и все это время он снимал жилье и тратил на это по ползарплаты своей, я считаю, что ему государство должно компенсировать. Это будет справедливо. И мы сейчас ищем варианты. Я думаю, что в ближайшее время создадим прецедент.
Я увидел, было такое яркое и радостное сообщение «ТАСС». Ну, все знают, что такое аббревиатура «ТАСС».
И. Воробьева
―
Да, конечно.
Е. Ройзман
―
Телеграфное агентство Советского Союза. То есть выше там уже ничего быть не может. И у них в этом сообщении ярком и радостном, что временно исполняющий обязанности губернатора Санкт-Петербурга Беглов выдал 30 ключей от квартир сиротам. И я думаю: «Подождите минуточку. Еще бы он не выдал. Это прямая обязанность каждого губернатора». Событие-то в чем? То, что исполнил свою обязанность? Так он ее не мог не исполнить. То, что это было заложено в бюджете? Так этот бюджет даже не он принимал. Он просто ключи выдал.А это подали так, как какое-то невероятное событие. Во-первых, это некрасиво. Во-вторых, это делается в преддверии выборов. Это нельзя назвать мошенничеством, но это явное вмешательство в выборный процесс на стороне одного из кандидатов. Это некрасиво. Так не делается.
И. Воробьева
―
То есть он пиарится на сиротах. Ты это хочешь сказать.
Е. Ройзман
―
Да ну конечно. Причем это просто некрасиво, не по-джентльменски. Так делать нельзя. Ни один человек, который идет на выборы, этого делать не должен. Это некрасиво. И когда включается крупнейшее официальное агентство России в это, то есть все выглядят нехорошо. И, Ирин, очень важную вещь сейчас хочу сказать. Сейчас на голодовке сироты в Хабаровске.
Е.Ройзман: Фонд Ройзмана работает, как часы. Приемная работает. И юристы сидели, и директор Фонда присутствовал
Они вышли на площадь, они объявили голодовку, потому что им жилья не предоставляют вообще. По закону сиротам обязаны предоставить жилье. Но отвечает за это Комитет по соцполитике региональных властей, регионального правительства. То есть каждый глава региона, каждый губернатор лично несет ответственность за предоставление жилья сиротам.
Но бывают ситуации, когда в бюджете денег нет. Вот их просто нет. Прокуратура делает предписание и говорит: «Предоставьте жилье». Они говорят: «Ну выдайте, тогда предоставим». И на «Эхе» увидел голосовалку в Твиттере: «Правильно ли делает государство, что предоставляет сиротам жилье?». Вот для меня этот вопрос даже обсуждаться не должен. Понимаешь, это наши дети. Это дети страны. Это граждане страны, которые в силу обстоятельств попали в такую ситуацию, что остались без родителей.
А кто им будет как ни государство предоставлять жилье? Послушайте, звери в стае о маленьких заботятся все вместе. Ну что, люди неужели хуже? Поэтому это даже обсуждаться не должно. Я очень порадовался – там голосовалка в одну сторону: 87% считают, что конечно надо жилье предоставлять. Это просто показатель общности. Это очень важно. Это даже обсуждать не надо. То есть государство должно брать на себя ответственность за этих детей.
И. Воробьева
―
Но вот не в защиту Беглова, но тем не менее. Конечно, то, что так это все подали… Я сейчас посмотрела, что написала, например, «Российская газета» про это, называя их детьми-очередниками. «И в следующем году, - пишет «Российская газета», - по оценкам Правительства таких счастливчиков станет 600». Я уж не знаю, можно ли таких детей назвать счастливчиками. Но хотела сказать другое. Ну согласись, что действительно во многих регионах большая проблема, как и у вас тоже, что дети действительно не могут добиться от государства жилья, положенного им по закону.
Е. Ройзман
―
Ирина, больше тебе скажу. Часть детей вообще не знают, что им что-то положено. Часть, которым что-то выдают, их тут же окружают какие-то странные люди с юристами, с риелторами, быстро перекупают у них жилье, отправляют их куда-нибудь в Пикуля там, в Тмутаракань. И они в конце концов на соломенном кишике где-нибудь в углу в землянке очнутся. И такое тоже есть.Но я хочу сказать, что я встречал совершенно социализированных сирот, которые пошагово в жизни укрепляются, начинают с отрицательной отметки и потихонечку выходят, набирают обороты. Эти люди умеют бороться, умеют сопротивляться. И примеров тому даже среди сегодняшних и олигархов можно назвать, и многих других. Поэтому конечно этим детям надо помогать.
И. Воробьева
―
И еще один вопрос, который так или иначе задают сейчас: «Почему государство должно выплачивать компенсацию вот за те деньги, которые, например, девушка потратила на аренду квартиры? Почему бы не заставить платить сотрудников конкретных, которые устроили эту волокиту?».
Е. Ройзман
―
Слушай, вот этот вот закон не подразумевает ничего вообще за неисполнение. Ну ничего. Там есть административная ответственность. Но я не слышал ни разу, чтобы она применялась. Он не подразумевает ничего. И поэтому те, кто затягивают (иногда они затягивают), они же не свои деньги платят, а бюджетные. Иногда действительно в бюджете не хватает денег. Мы не знаем, как это происходит в регионах. Там самые разные бывают ситуации. И поверьте, те, которые сейчас сидят в Хабаровске на голодовке…То есть любой губернатор, который там есть, он был бы рад предоставить им жилье. Это, на самом деле, ситуация сложная. Это реально, действительно может не хватать денег. И по стране таких сирот много. Я надеюсь, что в Хабаровске все нормально разрешится, потому что есть какие-то резервные, федеральные власти могут помочь. Но это наша обязанность, наш долг.
И. Воробьева
―
Не хочу разжигать, но тем не менее не могу и удержаться. Цитата, которая ходит по интернету, довольно яркая. И речь идет о цитате Игоря Алтушкина, который дал интервью. Сказал примерно следующую фразу: «Я не знаю, заслужил ли этот город храм». Но вот после всех протестов неужели можно такие вещи говорить?
Е. Ройзман
―
Послушайте, этот человек глубоко православный по-настоящему. Он внутри себя совершенно православный человек много-много лет. И он искренне совершенно считает, что чтобы что-то произошло, чтобы восстановилась какая-то историческая справедливость, должен снова воссоздаться вот этот Храм Святой Екатерины, который в свое время разрушили большевики. Он совершенно искренне так считает. То есть кто-то считает так, кто-то – иначе.Я как историк считаю, что это тоже было бы неплохо, только без конфликта, чтобы избежать конфликта с жителями, потому что это будет хоть какая-то историческая справедливость. Тем более в него собираются вложиться так, чтобы это было действительно украшением. Он это действительно так воспринимает. Он хочет это сделать. Это у него идея такая. Он так и воспринимает. Люди воспринимают по-разному. Действительно, со сквером ситуация для города получилась даже не просто обидная, а оскорбительная.
И поэтому вот так вот и полыхнуло. И могло полыхнуть дальше. Но слава богу, стороны взяли паузу, отошли, убрали забор в сквере. То есть какие-то шаги сделаны. Я думаю, что в сквер сейчас строить никто уже зайти даже не попытается. Дальше эта ситуация как-то решится.
И. Воробьева
―
Я прошу прощения, что прерываю, но в новом часе у нас перерыв есть в это время. И поэтому мы сейчас на минуточку прервемся.РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
21 час и 18 минут в Москве. Продолжается программы «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Нас тут спрашивали, почему такой звук. Ну, просто, Евгений по телефону сегодня. Картинку вы видите в Скайпе, те, кто смотрят нас в трансляции в Ютюбе. Ну а звук у нас пока идет по телефону. Тут спрашивает Александр в нашем чате в Ютюбе: «Расскажите про снос ларьков в городе и перспективы. Отменяют аренду земли и будут тендеры на это место», А что, Екатеринбург это тоже коснулось? Там тоже сносят ларьки в центре города?
Е. Ройзман
―
Смотри, у нас эта проблема старая.
И. Воробьева
―
Евгений, я прошу прощения, куда-то звук делся совсем.
Е. Ройзман
―
У нас эта проблема старая. Но у нас схема была подписана. Это называется «Схема размещения нестационарных объектов». Она была подписана в декабре 18-го года. И вдруг в 19-м году решили поменять. А это, представляешь, каждый ларек кормит семью (может 5-7 человек кормить). Это какой-то бизнес маломальский, это доступная среда, создание самозанятых, создание каких-то маломальских рабочих мест.На самом деле, это очень важно. Понятно, что это где-то отражается на внешнем облике города. Где-то называют Шанхай и так далее. Но у нас этого сильно нет. И, судя по всему, начинается какой-то передел. Какие-то другие игроки пришли, кто-то еще хочет. С ларьками борются сети всегда как только могут. Поэтому ситуация очень серьезная. Здесь всегда надо выслушивать две стороны.
Мы столкнулись. Ну такой маленький бизнес возле Главпочтамта в городе в центре. Вроде сделано хорошо. Маленькая забегаловка. Но вонь вокруг страшная. И понять ничего не могли. А у них канализации не было. Представляете, общепит без канализации вообще. Они прямо сливали куда только могли. И там такое творилось… И конечно их снесли. И очень рады были. И место очистилось. А где-то, наоборот, ситуация – эти ларьки нужны. И вот сейчас есть национальные такие вещи.
У нас фруктами (много ларьков в городе) азербайджанцы торгуют. Но они к этому с душой подходят. Они умеют это делать. У них всегда фрукты вымытые, лучшие. И мне кажется, что много пользы приносят вот эти маленькие ларьки. Но и по ним сейчас ударят. Поэтому я слежу, информацию собираю. Если что, мне об этом есть, с кем разговаривать, узнавать. Есть по старым связям узнать, у кого что будет. Но для бизнеса самое неприятное – изменение правил игры на ходу. Для любого бизнеса. А то, что сейчас происходит с малым бизнесом – это просто геноцид малого бизнеса. И поэтому любые движения против малого бизнеса очень тревожные.
Е.Ройзман: Но бывают ситуации, когда в бюджете денег нет. Вот их просто нет
И. Воробьева
―
И возвращаясь к истории со сквером и с храмом, вот наши слушатели тоже просят прокомментировать сегодняшний суд, в результате решения которого девушку Анну Балтину, если не путаю, которая призывала пойти на прогулку в сквер, оштрафовали в результате на 20 тысяч рублей.
Е. Ройзман
―
Смотрите, во-первых, настроения в городе такие, что если бы ее оштрафовали не на 20, а на 200 тысяч, то в течение нескольких часов эти деньги бы собрали. Это первое. Второе. Она написала пост в Фейсбуке, который собрал 15 лайков. Ну просто написала пост, что надо идти, пойдемте гулять. Непонятно, как за это судить. Это какое-то новое слово в юриспруденции. И вот неуважение к суду начинается с таких вот приговоров. Девчонку эту знают, относятся к ней хорошо, никто ее в обиду не даст. И любые деньги, которые надо будет собрать, мы здесь элементарно соберем. Но это тоже не служит примирению и замирению ситуации, вот такие приговоры.
И. Воробьева
―
Да, пожалуй. Тем более, что как-то пытались, мне кажется, тоже все договориться, чтобы и задержанных тоже стали отпускать, и как-то не наказывать людей за то, что они всего лишь призывали пойти погулять.
Е. Ройзман
―
Ирина, мы Россию же знаем. Назначение 20 тысяч штрафа – это приравнивается к оправданию.
И. Воробьева
―
Еще вопрос, который с самого начала эфира нам тут задавали. Это просьба прокомментировать вот эти вот прекрасные чудеса с рейтингами Владимира Путина, когда ВЦИОМ изменил свою методику и вместо одних вопросов начал задавать другие вопросы открытые. Ну и получил, естественно, другие цифры. Понятно, что сравнивать цифры одной методики и цифры другой методики некорректно, но тем не менее вот эти цифры зачем вообще кому нужны?
Е. Ройзман
―
Слушайте, это такой аутотренинг, типа, у меня теплеют ноги, мне хорошо, я спокоен, я абсолютно спокоен. А на самом деле, что касается ВЦИОМа, понятно, что веры ему нет ни в чем. А теперь ему веры нет вообще ни в чем. Но ВЦИОМ сделал то, о чем есть пословица, что испорченные часы два раза в сутки показывают правильное время.Вот они совершенно случайно просто разболтали государственную тайну, о которой знали только двое – мы с тобой и вся страна остальная. Ну, вдруг они сказали, что король голый. Им сказали: «Ну-ка – ну-ка, перестаньте сейчас же. Вы что натворили?». Они говорят: «Нет-нет, король одетый. Нам показалось». Ирин, о чем говорим? Мы тратим эфирное время, потому что все слушатели понимают, что произошло.
И. Воробьева
―
Ну конечно все понимают. Точнее, у каждого свое понимание, что произошло. Я, просто, всегда удивляюсь, зачем и кому нужны, на самом деле, эти рейтинги. Я вот не верю, чтобы Владимиру Путину правда было какое-то дело до этих рейтингов, серьезно.
Е. Ройзман
―
Давай переключимся на другую тему.
И. Воробьева
―
Такой просто очень тяжелый вздох сейчас был у Евгения Ройзмана. Хорошо. Я напомню нашим слушателям, что вы можете смотреть нас в Ютюбе на канале «Эхо Москвы» (там есть чатик, куда вы можете задавать в том числе личные вопросы Евгению Ройзману) и также присылать сообщения на +7 985 970 45 45 и там тоже спрашивать.Значит, есть еще одна история. Вот сегодня стало известно, что больше половины российских регионов в результате не выполнили так называемые «майские указы» о зарплатах медперсонала.
Е. Ройзман
―
Ирин, не больше половине, а 50 из 85.
И. Воробьева
―
50, да.
Е. Ройзман
―
Но я в эту цифру тоже не верю, потому что выполнить майские указы могли Москва и Питер. Всё. Все остальные выполнить эти «майские указы» не могли. Их невозможно выполнить вот так. Мало того, те, которые выполняли, выполняли их совершенно варварскими способами. Когда есть два человека, которые должны получать 100 тысяч каждый. А фонд зарплатный всего 100 тысяч. Тогда одного человека увольняют. А другой работает на две ставки и получает 100.Везде «майские указы» выполнялись именно таким способом. Куча сокращений произошло, куча конфликтов. Перегрузили работой и врачей, и учителей. Но это тоже – то, о чем мы сейчас с тобой говорим – это знают все. Мы говорим очевидные совершенно вещи. Поэтому, что 50 регионов сумели – это неправда. Ну что, понятно же.
И. Воробьева
―
Да. Но, просто, тоже тогда опять непонятно, зачем все это, если люди все равно это знают, если сотрудники все равно это знают. Зачем нужно рассказывать, что какие-то регионы все равно выполнили?
Е. Ройзман
―
Послушай, в Советском Союзе работала гигантская машина пропаганды и рассказывала те вещи людям, которые противоречат вообще здравому смыслу. И люди потихонечку отделялись от государства: государство – само по себе, люди – сами по себе. В результате мы знаем, чем закончилась эта история. Не хотелось бы повторения. То есть я видел, как развалилась одна страна. Мне не хочется увидеть, как развалится сегодняшняя страна. Все эти действия совершенно понятны. Приводят они всегда к одному и тому же.Врать вообще нельзя. Потому что как только начинают врать, нужно следующее вранье, следующее вранье и следующе вранье. Появляется страх, что вранье будет раскрыто и надо обеспечить как-то себя, оградить. Начинает расти Росгвардия. Ну что мы рассказываем то, что знают все? Давай лучше расскажу еще по приему.
И. Воробьева
―
Хорошо, давай.
Е. Ройзман
―
Пришла женщина. У нее – четверо детей. Понятно, что мужа нет, потому что один ребенок инвалид. Девчонка 13-летняя – инвалид (эпилепсия). Но инвалидность получить не может. Ей очень надо было бы эту инвалидность, но она ее получить никак не может. Сейчас инвалидности стали давать гораздо тяжелее, чем раньше. Ну и вот у нее долг по коммуналке, внимательно, 1 миллион 200 тысяч, из них 700 тысяч – пеня. Но ей приходит вместе с пеней 10-11 тысяч по коммуналке. Но она старается платить. Она платит 1,5-2 тысячи, все что может. Она работает. Получает 4 тысячи рублей. Моет райотдел полиции. Ну просто моет райотдел полиции.Е.Ройзман: Любой губернатор, который там есть, он был бы рад предоставить им жилье. Это, на самом деле, ситуация сложная
И живут на детские пособия и вот на эти 4 тысячи. Ну просто жуткая беднота такая. Но она пытается как-то устоять на ногах. Вот пришла ко мне. И у нас там юрист хороший сидит, и контакты все есть. Связались с управляющей компанией. У них даже света нет. Представляете, света нет. Ну и договорились. Она говорит: «Я знаю, как я могу выйти из ситуации. Просто продать квартиру. Мы можем уехать в область. Нам будет проще». И нашли риелтора. И с управляющей компанией договорились.
Они говорят: «Как только риелтор займется, мы сразу хотя бы спишем полностью пеню (а это минус 700 тысяч), включим свет, ну и просто в процесс зайдем». Ну и мы сейчас посмотрим, подберем максимально близко к городу, что может быть для нее. И вообще посмотрим, чем помочь. Ну, кто хочет поучаствовать, пожалуйста, вот Фонд Ройзмана. Мы здесь будем помогать, потому что помощи ждать неоткуда вообще.
И. Воробьева
―
А вот меня заинтересовало начало вот этой истории, которую ты рассказал, что вот они живут без отца, но понятно, что там несколько детей и одна из них девочка с инвалидностью. А вот это вот «понятно» - это какая-то дикость же. Я понимаю, что многие мужчины бросают семьи, когда ребенок – инвалид. Но это же дикость.
Е. Ройзман
―
90%. Мне кажется, 90%. Особенно, знаешь, если долгое такое (ДЦП, еще что-то, редкие заболевания). К сожалению, это так. Это действительно так. И женщины в одиночку тащат. Очень распространенная история.
И. Воробьева
―
То есть, понимаешь, мне-то кажется, что да, конечно, когда люди попадают в такую жуткую ситуацию и пытаются как угодно выбираться из нее, я понимаю, что им, конечно же, надо помогать. И мы постоянно это делаем. Но почему бы не объяснить мужикам, что это их дети тоже, что у ребенка два родителя. По-другому не бывает. Природа так заложила.
Е. Ройзман
―
Ирин, мне кажется, женщины эмоционально сильнее, способны дольше выдерживать эту эмоциональную нагрузку. Мне кажется, мужчины просто прячутся в этой ситуации. Ну просто прячутся. Я так думаю. Но я тут вообще не берусь судить. Это действительно очень тяжелая ситуация. Это действительно такая статистика, как я сказал. Ну, во всяком случае, по приемам я это вижу. Это действительно так. И вообще женщинам в России жить гораздо тяжелее, чем мужчинам.
И. Воробьева
―
На этой не слишком радостной ноте… Но мы не заканчиваем эфир. У нас сейчас будет пауза на краткие новости и небольшую рекламу. Потом мы вернемся в программу «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Напомню, что можно нас смотреть на канале «Эхо Москвы» в Ютюбе и писать нам сообщения и ваши личные вопросы Евгению Ройзману.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
21 час и 34 минуты в столице и 23 часа 34 минуты в Екатеринбурге. Мы начинаем теперь на час раньше. Я надеюсь, что все привыкнут к этому и никто не пропустит эфир. Ну, если вдруг кто-то пропустит, то посмотрите в записи. Да, мы сейчас перезваниваем, обратно связываемся с Евгением. Пока мы это делаем, я еще раз напомню, что можно присылать не только вопросы по Екатеринбургу, но и свои какие-то личные вопросы, которые вы хотели бы задать Евгению Ройзману. Необязательно про политику или необязательно про его приемы, поскольку Евгений отвечает на все вопросы. И мы снова на связи. Евгений, слышишь ли ты нас?
Е. Ройзман
―
Да, да, да.
И. Воробьева
―
Прекрасно. Вот тоже спрашивают про личные приемы, которые проводятся. Всё еще не понимают. Любые граждане могут туда прийти, я правильно понимаю? Там не зависит от того, граждане это Екатеринбурга, не граждане и так далее.
Е. Ройзман
―
Послушайте, это приемная Фонда. Туда могут прийти все с любого города. Потому что нет же разницы, проблему вынести куда, на какой уровень, с кем списаться, созвониться. Поэтому конечно из любого города. Из разных городов приезжают. Другое дело, что мне по своему городу проще работать – мне понятны все алгоритмы. Но здесь же мы можем использовать ресурс «Эха Москвы». Есть проблемы, которые просто надо выносить на другой уровень и озвучивать.
И. Воробьева
―
Ну и тоже, если я правильно понимаю, приходят люди в том числе и без гражданства, которых в других местах могут и не принять.
Е. Ройзман
―
Очень сложные процедуры по гражданству. Причем я много раз сталкивался, что соотечественники, приехавшие из-за рубежа, мучаются. И в то же время я знаю кучу мигрантов из Центральной Азии, которые это гражданство быстро получают. То есть есть такая несправедливость. Но каждый случай надо разбирать. Надо сказать, что с МИДом добрый контакт. МИД всегда идет навстречу, УФМС идет навстречу. То есть здесь получается.
И. Воробьева
―
Еще с чем приходят люди обычно? Ну, точнее, в последнее время. Потому что мы все время обсуждаем ипотеку, долги, взаимоотношения с банком так или иначе. Но есть же наверняка еще какие-то другие истории тоже массовые так или иначе.
Е. Ройзман
―
Смотри, невыплаченная ипотека, выселение из квартиры – это, конечно, массовая история. Началось это в основном с 14-го года, когда резко ухудшилась экономическая ситуация. Ну и связано еще с такой правовой неграмотностью. Потому что люди, которые грамотные, они до этих ситуаций не доводят. даже попадая в них.Очень много народа идет по онкологии. Сегодня вышел серьезный материал на «Знаке», который объясняет причины. Ну, у нас в городе каждая пятая смерть от онкологических заболеваний. По стране сейчас почти половина впервые фиксируется на 3-й – 4-й стадии. И 22% этих людей умирают уже в первый год. Представляешь цифры? Фиксируется на 3-й, на 4-й стадии. В некоторых странах есть виды рака, которые просто не знают, что существует 3-я и 4-я. Их вылавливают. Но тут мы уже говорили о раке груди. То есть достаточно рано выявляют и поэтому от него никто не умирает давно уже в Европе.
А у нас такие формы, которые европейцы и не видели. Это связано, конечно, с очень низким уровнем диспансеризации, отсутствием ранней диагностики. Ну и конечно огромные очереди. Плюс появились платные услуги, чего раньше не было. То есть онкоцентры наращивают платную составляющую. Очень много проблем. Материал сильный. Вот сейчас тоже буду разбираться, смотреть. Действительно я сам вижу, что прошло много народу с онкологией.
И. Воробьева
―
Ну, если мы говорим про раннюю диагностику, это же, наверное, все равно все вещи, которые не только зависят от государства, но и в основном-то от людей, которые не идут к врачам и не проверяются.
Е. Ройзман
―
Ирин, когда ты живешь в городе, в котором 20-30 жителей, в котором нет никакого онкодиспансера, нет онкологов в таких городах (и в 50-тысячных нет онкологов, и в 100-тысячных нет онкологов), ну куда ты пойдешь? Тебе надо ехать в город. Записываться в очередь. Ну, через 2-3 месяца попадешь к узкому специалисту. За деньги? У тебя денег нет, как у любого нормального человека. Вот здесь проблема. Действительно вот эти сокращения (то, что называли оптимизацией), они очень сильно ударили по людям.
И. Воробьева
―
Да, я прекрасно понимаю, о чем идет речь. Но проверять здоровье можно и нужно не у узких специалистов, которые нужны уже как раз на третьей и четвертой стадии, а это просто обычная диспансеризация, то есть это сдача каких-то простых анализов и какие-то простые довольно вещи, которые просто надо делать регулярно. Разве нет?
Е.Ройзман: Выполнить майские указы могли Москва и Питер. Всё
Е. Ройзман
―
Ну, я скажу «да». Что от этого изменится?
И. Воробьева
―
Я, просто, к тому говорю, что… Ну, мы говорим, просто, об очень сложных историях, которые уже на своих каких-то 3-х и 4-х стадиях не только онкологического заболевания происходят. Но это же все можно на каких-то ранних этапах и людям тоже объяснить, что необязательно бежать к онкологу, достаточно просто регулярно сдавать анализы и ходить к обычным врачам.
Е. Ройзман
―
Ирин, ну представь себе, ты живешь в Камышлове или в Верхотурье. А в Камышлове 25 тысяч жителей сейчас. Даже роддома нет в городе. Ну куда ты пойдешь? В Екатеринбург ехать 150 км туда, 150 км обратно. Неизвестно еще, когда куда запишешься и сколько раз тебе еще съездить придется. Ну, люди, особенно те, которые на пенсии (пенсия – 8 800, средняя пенсия – тысяч 10 у нас), ну что они себе могут позволить? Я уже говорил. У меня помощница посчитала. 12 насчитали пенсию. Если она будет платить за жилье, у нее остается 200 рублей в день. 55-56 лет девчонке. Ну как на эти деньги жить?
И. Воробьева
―
Никак.
Е. Ройзман
―
Питаться невозможно, не то что купить. А если ехать куда-то… И в такой ситуации большинство людей.
И. Воробьева
―
Ну вот да. Тут понятно, что люди, конечно, тоже пишут о том, что невозможно записаться к врачу даже к обычному в регионе, нам пишут. С другой стороны, Владимир, пишет, что люди даже в Москве не идут к врачам и не проверяются. Поэтому, о чем мы, собственно, говорим?
Е. Ройзман
―
Я тебе больше скажу. Объединили все больницы. В районных больницах фельдшера ведут прием. То есть это вот тебе все, что мы с тобой говорили про выполнение «майских указов». Поэтому ситуация действительно сложная. И понятно, что при таком положении дел люди стараются ехать в Москву и в Питер. Кстати, помнишь эту историю в Москве, когда онкобольных детей привозили, селили на съемной квартире, а старшая по подъезду возмутилась и их… Дикая совершенно ситуация. Но сейчас она повторилась в Нижнем Новгороде на какой-то базе, куда должны были приехать родители с детками ВИЧ-инфицированными.
И. Воробьева
―
А они приехали.
Е. Ройзман
―
Приехали. Их оттуда выгнали.
И. Воробьева
―
Их отказались кормить даже.
Е. Ройзман
―
Вообще дикая совершенно ситуация. Ненормальная совершенно ситуация. Мало того, просто, первые годы при советской власти ВИЧ подавался как болезнь наркоманов и гомосексуалистов. А в последние годы ВИЧ передается половым путем в основном. То есть через иглу уже давно нет никакого заражения с начала 2000-х. То есть есть, которые тогда заразились, сейчас их на последних стадиях выявляют.Сейчас я сталкивался сам, что совершенно нормальные люди, совершенно социализированные люди вдруг узнают о том, что у них ВИЧ. Они даже понять не могут, откуда прилетело. Ну, в основном половым путем. Особенно когда кто-то из партнеров с разными сюрпризами из прошлой жизни. Как в той пословице: «Блатная жизнь отблагодарит». И есть люди, которые совершенно невиноваты. А дети-то уж вообще ни в чем невиноваты. И вот такое отношение к детям, попавшим в беду – это, конечно, совершенно скотское, дремучее отношение.
И. Воробьева
―
И опять же мы возвращаемся к тому, что нужно не только нам с Евгением Ройзманом, и с Антоном Красовским, и с кучей других людей, которые объясняют все про ВИЧ и пытаются объяснить снова и снова, и снова, и снова, опять же повторяю, что государство обязано все время говорить о том, что это за вирус, что это за заболевание, почему и как это передается. Потому что, правда, стигматизация ВИЧ-инфицированных просто невероятная даже в Москве.
Е. Ройзман
―
Плюс еще, Ирин, я хочу сказать, что есть позиции, где мы находимся на уровне самых успешных европейских стран. Например, наши врачи сумели добиться: у нас очень низкая передача от зараженной матери ребенку. Очень низкая. То есть на уровне лучших европейских показателей. У нас есть проблемы с терапией. Если ВИЧ-инфицированный будет получать терапию, то у него инфекционная нагрузка снижается до ноля. Он от здорового человека ничем не отличается.Он может так же жить и половой жизнью, и все. Если он своевременно принимает терапию. С терапией возникли проблемы во многих регионах. И конечно требуется профилактика. Очень важно знать свой ВИЧ-статус, не боятся. Вот эти передвижные лаборатории – мы это делали в Екатеринбурге. То есть это очень важно.
И. Воробьева
―
Вот Аркадий задает нам вопрос по поводу приемов, которые ты проводишь: «Вот когда люди приходят и просят помощи, как вы различаете тех, кто действительно обездолен и попал в беду, и тех, кто не платит, потому что просто привык жить на халяву за счет других?».
Е. Ройзман
―
Ирин, я же приемы веду с 99-го года. То есть уже я 20 лет с этим сталкиваюсь. А потом, бывает такое, что люди сколько-то немножко лукавят иногда, редко. Но их тоже можно понять. Они же это делают тоже не от хорошей жизни. И где-то ты эти вещи видишь и можешь относиться снисходительно. Есть другое, что многие замечают, что пожилые не делают ставку на своих детей вообще. Они пытаются получить от государства какую-то помощь и вообще не делают ставку на своих детей. Мало того, они еще из последних сил пытаются детям помогать. Очень частая история.
Е.Ройзман: Сложные процедуры по гражданству. Много раз сталкивался, что соотечественники, приехавшие из-за рубежа, мучаются
Когда-то при советской власти люди работали на заводах. Им давали садовые участки, садовые домики они сами себе строили, приводили в порядок. И теперь на старости лет они уезжают жить к себе в сады, а квартиры, заработанные долгими годами, оставляют своим детям. Это тоже распространенная история. Я даже не знаю, с чем это связано. Люди пытаются своим детям последнее отдать. А дети не всегда с благодарностью к этому относятся.
Но я видел другие ситуации. Вот я рассказывал. Парень пришел 15-летний. Мы о нем писали статью. На сайте Фонда Ройзмана она есть. 15-летний парень пришел. У мамы тяжелое онкозаболевание. И понятно, что осталось немного. И он пытается сделать хоть что-то. Так он ко мне пришел после того, как две его старшие сестры: одна продала дом, другая продала машину и все, что было. Просто пытаются мать тащить. Но это, конечно, достойно всяческого уважения. Ну, есть и такие примеры.
И. Воробьева
―
Возвращаясь к теме с медициной, тут много очень сообщений от наших слушателей. Вот Нина пишет, что в Питере (она живет в Питере) невозможно записаться к онкологу. И что с другими проблемами приходят к врачу. В Санкт-Петербурге тоже трижды куда-то отправляли. В результате оказалось, что рак почек. Полгода ходил человек по врачам.
Е. Ройзман
―
Вот то, что ты сейчас говоришь, мне просто больно слышать. Это самое страшное, что когда у человека появились подозрения, уходит несколько месяцев на то, чтобы попасть к специалисту, сдать все анализы. Это очень страшно. Мало того, у нас самая серьезная причина смертности в России – это сердечно-сосудистые. Так вот, по некоторым регионам сейчас онкозаболевания начали выходить вперед, обгоняют сердечно-сосудистые. Там этому много причин, но основная причина – отсутствие диагностики на ранних стадиях.
И. Воробьева
―
Медицина – очень чувствительная тема для многих людей Понятно почему. В общем, это чувствительно и для тех, кто работает в медицине, и для тех, кто обращается к врачам. Потому что вот Дмитрий пишет, что еще очень возмущает, что врач, условно говоря, должен спасать жизни, а без взятки, без денег, скажем так, операцию не сделают, несмотря на то, что операция бесплатная. Это тоже какое-то колесо, в котором мы все крутимся и не можем никак из него выйти.
Е. Ройзман
―
Ирин, я сталкивался с тем, что те врачи, которые работают, у них сумасшедшая нагрузка. Мало того, те, которые учились раньше, у них совершенно иная школа зачастую. Правда, молодые тоже бывают такие. Другая школа. Они с этой работы уйти не могут, потому что врач – это последняя преграда между человеком и смертью. И многие врачи так свою миссию и воспринимают. Когда говорят о взятках для врачей… Ну, я сам с этим практически не сталкивался. Я сталкивался с совсем другими врачами. И когда у меня по работе касается людей. Мне ни разу никто не отказывал. И я врачам, конечно, очень благодарен, потому что это какое-то совершенно уникальное сословие людей.
И. Воробьева
―
Да. Ну, не прекращают писать об этом. Я, к сожалению, не смогу все сообщения прочитать от наших слушателей, потому что мы сейчас уже перейдем к другой теме. Но. Правда, как только я заговорила о том, что достаточно ходить к врачам, все пишут, что это очень сложно в любом регионе. Записи сумасшедшие не только в Екатеринбурге и не только в городе с населением 25 тысяч, но и в той же Москве, в Санкт-Петербурге. И в больших городах такая же абсолютно проблема. Поэтому вот оно примерно так выглядит по всей стране, к сожалению.Да, напомню нашим слушателям, что это программа «Личный прием». Вы можете задавать личные вопросы Евгению Ройзману. Спрашивают: «Когда Евгений в Москве?». Планируешь?
Е. Ройзман
―
Слушай, ну конечно когда-нибудь я буду. У вас в сейфе остался мой телефон.
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
И я без него, как без рук. И конечно я прилечу. Ирин, слушай ситуацию еще.
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Женщина пришла. 73 года. У нее сын пьет. Ей – 74, сыну – 53. Мало того, что пьет, естественно, вымогает у нее деньги, пенсию отнимает и так далее. Она его перестала пускать домой. Но она понимает, что ему так осталось совсем немного. Ну, мы по нему сумели договориться на личных контактах. Но я хочу сказать, что у нас отсутствует закон о принудительном лечении. Закон о принудительном лечении кому-то не нравится, кто-то скажет, это как ЛТП, как в Северной Корее и так далее. Но, с другой стороны, закон о принудительном лечении спасет огромное количество людей, которых другим способом не спасти.Мало того, закон о принудительном лечении в том или ином качестве существует практически во всех цивилизованных странах. Другое дело, что там чтобы попасть на принудительное лечение, надо чтобы тебя или задержали с наркотиками, за какое-то преступление, связанное с наркотиками, или какие-то очень серьезные обращения уже от окружающих.
Но самой серьезной считается практика американских наркосудов, когда человек, задержанный за незначительное преступление, связанное с наркотиками, получает выбор: или идти лечиться, или идти в тюрьму. Выбирают лечиться. Но за ходом лечения надзирает судья, вынесший это решение. И если ты на амбулаторном лечении нарушаешь, не справляешься, тебя определяют на жесткий стационар. Но это система работает.
У нас нет закона о принудительном лечении. И все, кто сталкивается с детьми, особенно с возрастными, которые вымогают деньги, ведут асоциальный образ жизни, угрожают всем, им даже пожаловаться некуда. Их дети гибнут на их глазах, и им некуда пожаловаться и некуда пойти. Это очень сложная ситуация. Я почему знаю? Я несколько лет в свое время разрабатывал этот закон. Он где-то в Думе там остался.
И. Воробьева
―
Ну вот что касается принудительного лечения, тут же всегда возникает вопрос, кто будет принимать решение. Потому что системе не доверяют.
Е. Ройзман
―
Только суд. Но представление могут делать родственники, могут делать соответствующие службы. Но у нас любой такой институт попытаются использовать в политических целях. И мы это хорошо понимаем. В свое время мне очень серьезный урок преподал председатель Комитета по безопасности Госдумы (я в этом Комитете работал). И как только возникала ситуация… А он был генералом серьезным, который в этой системе проработал всю жизнь.И как только возникал любой законопроект, которые расширял полномочия сотрудников полиции (милиции еще тогда), он говорил: «Послушайте, вы должны понимать моральный облик. Вот у этого человека сейчас нет НРЗБ. Вот представьте его. А вы хотите ему еще и дубину в руки дать». То есть вещи умел называть своими именами. И поэтому, конечно, сейчас любое ужесточение, любое усиление – надо думать 100 раз. При той политической ситуации, которая сейчас в России имеет место быть, это все может быть обращено против людей.
И. Воробьева
―
Еще у нас было несколько случаев за последнее время, когда совсем маленьких детей находили то в хостеле, то еще где-то. Мамы бросают вот этих детей, потом этих детей находят, потом разыскивают мамы. Должна ли быть какая-то ответственность для мамы или для папы, которые взяли и вот так ребенка своего оставили?
Е. Ройзман
―
Ирин, я считаю, что должны быть бэби-боксы. У людей возникают самые разные ситуации в жизни. Неизвестно, в каком психическом состоянии человек находится. Неизвестно, откуда появился этот ребенок и так далее. Должны быть бэби-боксы. Раньше подкидывали. Где-то к церкви приносили. Где-то в католических странах в монастыри подкидывали. Это бывало всегда. И общество может на себя взять заботу о детях. Общество может себе позволить. Мощности общества хватит. Потом уже, следующее уже – разговаривать про материнский долг и так далее.
Е.Ройзман: Люди пытаются своим детям последнее отдать. А дети не всегда с благодарностью к этому относятся
Может быть, даже взыскивать алименты в пользу страны. Не знаю как. Но должен быть момент, когда если у женщины что-то случилось, чтобы она могла куда-то отдать. Потому что мы знаем эти случаи, когда в дырку в нужнике рожают. То есть не дай бог. Вот пусть лучше будет, куда отдать. И вот эти бэби-боксы имели смысл. Я не знаю, кто начал с ними бороться.
И. Воробьева
―
Я знаю. Это в Государственной Думе есть прекрасные люди, которые борются с бэби-боксами давно. Например, госпожа Мизулина просто прям стоит на страже и говорит, что не должно быть бэби-боксов.
Е. Ройзман
―
Слушай, она уже свое слово сказала и сделала по декриминализации 116-й статьи («Побоев»). После того, как она это сделала, количество вызовов увеличилось в разы. И вот эти домашние истязания где-то стали вообще нормой. Но нельзя сказать «нормой». Этого стало больше, больше и больше. Конечно, все законодатели должны выбираться на честных, конкурентных выборах. И вообще, назначаемый Совет Федерации – это нонсенс. Туда обязательно должны быть выборы. Кто все эти люди? За какие заслуги и кому они туда попали? Кто эти люди?
И. Воробьева
―
Боюсь, что мы даже половины… Не то что половины… Я вот не знаю не то что больше… Мне кажется, я только Людмилу Нарусову знаю из Совета Федерации. Больше я не знаю никого.
Е. Ройзман
―
Слушай, Нарусова – она одна из наиболее здравомыслящих и умеет называть вещи своими именами.
И. Воробьева
―
Нет, но теперь мы еще знаем, конечно, Арашукова. Но уже постфактум. Но вот до этого как-то совсем не знали.
Е. Ройзман
―
Да не, если историю поднять, там таких, как он, было много. И по количеству совершенных преступлений показатели Совета Федерации и Государственной Думы значительно выше, чем в целом среди граждан России.
И. Воробьева
―
Пара минут у нас есть еще от эфира. И вот какой вопрос. Сейчас людей, которые пишут какие-то оскорбительные, по мнению по крайней мере правоохранительных органов, надписи про президента, ищут, арестовывают и так далее. Нет ощущения, что таких надписей стало больше ровно после принятия закона об оскорблении власти?
Е. Ройзман
―
Закон об оскорблении власти задел и оскорбил людей. И этому закону начинают сопротивляться. Этого будет больше. Вот даже не сомневайтесь, этого будет больше. Но ситуация становится просто анекдотической. Пишут фамилию и то, что думают. И те, которые охотятся за этими людьми, сразу понимают, о ком речь безошибочно. То есть ситуация просто идиотская. И если не отменят этот закон, над президентом будет хохотать вся страна. А вот для власти это самое страшное – когда ее перестают бояться и над ней начинают смеяться.
И. Воробьева
―
Еще тут напоминают, что у нас же есть сенатор Слуцкий, которого мы тоже все знаем. Безусловно, да. Ну да, конечно. Да, хорошие сенаторы. Еще буквально минутка до конца. Спрашивают тоже, почему вы «топите» (так выражаются наши слушатели) за бэби-боксы, когда нужно делать все, чтобы поддерживать одинокую маму, чтобы она не оставляла ребенка?
Е. Ройзман
―
Послушайте, бэби-бокс – это возможность выживания для ребенка. А дальше я готов уже поддерживать всех. Главное, чтобы ребенок выжил, чтобы его на помойку не вынесли, как это бывает. Чтобы все знали, что вот можно. Пусть ребенок будет жив, а дальше разберемся.
И. Воробьева
―
Но тут же возникает логичный вопрос. Но я его задам в следующем эфире, в следующей программе, потому что уже время у нас совсем-совсем заканчивается. И полминуты Евгению Ройзману как всегда на финальную речь.
Е. Ройзман
―
Друзья, на самом деле, совершенно точно, даже не сомневайтесь, в конце концов все будет хорошо. Всем вам удачи и доброго здоровья! Ирина, спасибо!
И. Воробьева
―
Да, все будет хорошо, говорит нам Евгений Ройзман. Я напомню нашим слушателям, что это была программа «Личный прием». Теперь она выходит по понедельникам в 21 час. Пожалуйста, привыкайте. Запомните, мы выходим на час раньше специально для того, чтобы в том числе в Екатеринбурге чуть пораньше ложились спать. Мы заботимся о наших слушателях. До встречи в программе «Личный прием».