Вера Полозкова - Попутчики - 2012-07-29

Д.БОРИСОВ: 23 часа 6 минут в российской столице. Вы слушаете радио "Эхо Москвы". Меня зовут Дмитрий Борисов. Начинается программа "Попутчики". Количество Плющевых в этой студии всё время увеличивается. Я уже запутался в вас, ребята. Кто есть кто, рассказывайте?

А.ПЛЮЩЕВ: Мы множимся и двоимся. Нет, просто я, пользуясь своим служебным положением, часто привожу сюда то дочь, то ещё кого-нибудь. В хорошем смысле этого слова.

В.ПЛЮЩЕВА: Ты всегда двоишься.

А.ПЛЮЩЕВ: Не всегда. Бывает, что и подваиваюсь.

В.ПЛЮЩЕВА: Не растроился, я вот, о чём.

А.ПЛЮЩЕВ: Подваиваюсь, да. Супруга Валерия моя, которая уже дебютировала как-то в программе с кем?

В.ПЛЮЩЕВА: С Белоцерковской.

А.ПЛЮЩЕВ: С Белоцерковской. Точно.

В.ПЛЮЩЕВА: Я очень редко прихожу к ним, на самом деле. И всегда, когда мне очень интересно и мне очень хочется задать вопросы. Когда пускают.

Д.БОРИСОВ: Когда приходит Вера, мы обычно молчим. Давайте помолчим и в этот раз.

В.ПОЛОЗКОВА: Я в первый раз на "Эхе Москвы". Мне так интересно было, на самом деле. Потому что действительно радиостанция, с которой я живу, наверное, наверное, не соврать, лет с 8. Мама слушает "Эхо Москвы" сколько я себя помню вообще. У меня с заставки, вот этой отбивки рекламной начиналось каждое утро при поднятии в школу.

А.ПЛЮЩЕВ: Вот так вот. Прикинь.

В.ПОЛОЗКОВА: Мама, привет. Я знаю, что ты нас слушаешь. Меня зовут Вера Полозкова. Добрый вечер. Здравствуйте. Сегодня я беру интервью у супругов Плющевых. Как вы поживаете?

А.ПЛЮЩЕВ: Ничего. Усыновили Дмитрия Борисова недавно.

В.ПОЛОЗКОВА: Ничего. Главное, не очень много расходов. В принципе, мальчик взрослый. Готов сам за себя постоять, обеспечивать и в доме, как бы, веселей.

В.ПЛЮЩЕВА: Ест только много.

В.ПОЛОЗКОВА: Это будет мотивировать изобретать что-то, кулинарить. Хорошо.

А.ПЛЮЩЕВ: Мы, главное, пристроим. На хорошем счету о нём коллеги отзываются. Я готов о нём говорить круглосуточно. Но сегодня такая незадача получилась...

Д.БОРИСОВ: То есть всё? Хватит? Больше обо мне не будете говорить?

А.ПЛЮЩЕВ: Да. Всё. В каких-то перерывах, рекламных паузах, которых не предусмотрено в нашем эфире. Вера Полозкова у нас сегодня в гостях, как вы догадались, может быть.

В.ПОЛОЗКОВА: Здравствуйте.

А.ПЛЮЩЕВ: Добрый вечер. Программа "Попутчики". Дмитрий Борисов, Александр Плющев, Валерия Плющева. Ну что, друзья? У кого тут много вопросов было? Я так обрадовался! Во-первых, я просто посижу послушаю, а во-вторых похалявлю. Валерия же готовилась к эфиру.

Д.БОРИСОВ: На секунду прерву Валерию, пока она не начала.

В.ПОЛОЗКОВА: А Валерия уже дыхание так...

А.ПЛЮЩЕВ: Давай ей не дадим сказать вообще?

Д.БОРИСОВ: Сейчас она начнёт и всё. Я пытаюсь успеть. Просто я слышал анонс нашей программы и вспомнил, как у нас была уже одна ваша коллега в гостях, которая очень возмущалась, когда её назвали поэтессой.

В.ПОЛОЗКОВА: Это, кстати, довольно распространённый вопрос, как правильно аттестовать людей, пишущих стихи - например, тексты стихотворные, что-то такое. Надо сказать, что для меня в равной степени вопросы и сомнения вызывают, как определения "Такой-то такой-то - поэт". Мне кажется, что поэт - это тот, кто умер и стоит на площади в какой-нибудь монументальной позе. Некоторые есть ещё прижизненные поэты, у которых не вызывает лёгкого диссонанса при том, что их так аттестую. А поэтесса - это очень грустная барышня бледная в шелках, которая ломает руки большей части. Я в равной мере не отношусь ни к тому, ни к другому. Я пишу тексты. Не только стихотворные. Разные. Произвожу какую-то такую историю. Кто я из них двоих, не знаю. Но как-то этим я занимаюсь довольно давно прицельно.

В.ПЛЮЩЕВА: А как давно?

В.ПОЛОЗКОВА: Честно говоря, всегда. Как было, так и есть. Первый текст был записан мамой, поскольку я не очень умела писать тогда. Писала уже, но очень нетвёрдо и медленно. Это был очень смешной стишок про то, что там был герой по имени Воскрес, потому что мне казалось, что это третье имя Иисуса Христос. Звучит похоже - "Иисус Христос" и "Воскрес". Человек по имени Воскрес, который что-то деятельно менял в мире. Вот и всё, о чём был этот текст.

А.ПЛЮЩЕВ: Мне кажется, опасно сейчас писать такие стихи.

В.ПОЛОЗКОВА: Это было, соответственно, когда? 20 лет назад.

А.ПЛЮЩЕВ: Можно и на...

В.ПОЛОЗКОВА: У меня большой стаж, как выяснилось вдруг. Сейчас я произнесла, например...

А.ПЛЮЩЕВ: На несколько месяцев попасть в СИЗО, например.

В.ПОЛОЗКОВА: И такое бывает.

Д.БОРИСОВ: Смотря к чему призывает Воскрес.

В.ПОЛОЗКОВА: Да. Что делает Воскрес в этот момент? Что он производит? Какую деятельность осуществляет?

Д.БОРИСОВ: А вы не помните сам текст?

В.ПОЛОЗКОВА: Нет, не помню и хочу очень найти. Просто безразмерный совершенно архив страдает при переездах. Никак не могу найти этот блокнотик. Мне правда интересно, о чём был этот текст. Мне кажется, в таком возрасте и ещё лет 10 после этого через тебя, минуя все фильтры аналитические, критические, работает прямо какой-то луч. Через голову тебя бьёт. Дальше уже подключается какие-то вещи, где хочется сделать как-то красивее, иначе, по-другому, переформулировать, переобъяснить. А тогда прямо интересно, что это, потому что это вообще тебе не может принадлежать.

В.ПЛЮЩЕВА: А архив рукописный?

В.ПОЛОЗКОВА: Конечно. Вообще весь архив рукописный. Все тексты, написанные мной в жизни, можно найти, как они от руки написаны.

В.ПЛЮЩЕВА: То есть вы пишете от руки стихи?

В.ПОЛОЗКОВА: Конечно.

В.ПЛЮЩЕВА: Но вы человек, такого, нового поколения, человек интернета. Почему я не нашла ваш сайт? Почему у вас нет сайта?

В.ПОЛОЗКОВА: Потому что, как сказать, очень долгое время в нём не было надобности, потому что ЖЖ выполнял все функции, которые нужно. Мне нравилось, что обновляется и все посты новые висят там сверху, а старые трудно найти, потому что всё очень быстро менялось. Все реалии там довольно резко менялись. А сейчас мы, на самом деле, хотим его нарисовать красиво. У нас просто руки не доходят. У меня альбом выйдет осенью, тут он понадобится уже совершенно железно, потому что про него должна быть информация на сайте там со всеми делами и книжками и возможными всеми релевантными ссылками и интервью. Но просто у нас действительно... Я перфекционист. Мне хочется, чтобы это было идеально. Есть несколько сайтов, которые я не люблю, сделанные чужими руками, где, условно говоря, тексты перефотографированы из книжки и разложены, что просто вводит меня в негодование жуткое. Мы сейчас пытаемся закрыть, прикрыть этот сайт и открыть свой.

В.ПЛЮЩЕВА: Выйдет альбом. Это альбом?..

В.ПОЛОЗКОВА: Альбом, который мы пишем с моей группой. Двойной. В, таком, не очень изученном здесь, что ли, жанре, но вообще существующем жанре. Рок-музыка и стихи. В этом жанре очень многие люди работают, на самом деле. Патти Смит, например.

В.ПЛЮЩЕВА: У нас это не принято. Меня удивило, что...

В.ПОЛОЗКОВА: У нас это не очень принято и мне не понятно, почему. Потому что, мне кажется, это на самом деле богатая история, и я не понимаю, почему не пользуются этим ресурсом.

В.ПЛЮЩЕВА: А зачем вам музыканты, когда вы читаете стихи?

В.ПОЛОЗКОВА: Это совсем другая история, драматургия. Это выглядит сценически по-другому и это совсем другая энергия. Я, как человек не только писатель, но и читатель, и потребитель поэзии, очень устала от формата, когда на пустую сцену выходит человек с трепещущими листками в руках и начинает зачитывать там голосом срывающимся. Мне, как человеку из индустрии и зрелищ в том числе (в театре работаю) я знаю, как должно быть действие построено. Мне не хватает в этом драматургии, какого-то действия и зрелища я не вижу в этом. Концерт - совсем другая энергия. Если ты делаешь концерт из того, что ты написал, и вы вместе написали, потому что каждый трек пишется специально под текст. Он ритмически прорабатывается так, чтобы попадать во все акценты в тексте и так далее. Мы долго репетируем, прежде чем мы его на публике представляем. Это совсем по силе действия несравнимо, честно скажу.

А.ПЛЮЩЕВ: Друзья, у нас тоже в некотором роде концерт и мы тоже очень долго репетировали. Я репетировал...

В.ПОЛОЗКОВА: Так пойте! Не стыдитесь!

А.ПЛЮЩЕВ: Номер SMS сегодняшнего эфира - +7-985-970-45-45, Твиттер-аккаунт - vyzvon, с помощью которых вы можете задать свои вопросы Вере Полозковой, которая в гостях у нас сегодня. Вот, собственно, моя ария закончилась на сегодня.

В.ПОЛОЗКОВА: Прекрасно. Это было прекрасно. Так, как ты - легко и непринуждённо, и при этом с иронией. Мне кажется, у вас получилось.

А.ПЛЮЩЕВ: Спасибо, Вера. Спасибо большое. Мне тоже понравилось.

Д.БОРИСОВ: Главное - много действующих лиц.

А.ПЛЮЩЕВ: Я как раз смотрел ваши выступления (в youtube есть много). Вы так удивлённо на меня смотрите. Ни разу не видели? Там есть, правда. Мне-то как раз понравился минимализм тот, который присутствует. Вы отлично читаете собственные стихи! Я прямо себя поймал на мысли, что редкий случай, когда сам поэт (извините), сам автор читает лучше, чем ты читаешь их сам, когда читаешь их про себя, естественно.

В.ПОЛОЗКОВА: Спасибо.

А.ПЛЮЩЕВ: Это редкая такая штука. Слышал я, и мы все слышали некоторых поэтов многих. Нам сегодня доктор наш (доктор Лобковский у нас тут работает) нам объяснил, что они слушают, поэты, прикинь, слушают внутреннюю музыку в стихах. Мы-то, простые люди, этого не понимаем. А они слушают внутреннюю музыку в стихах, которую мы вообще не догоняем.

Д.БОРИСОВ: Ты записался на серию приёмов доктора Лобковского перед нашим эфиром?

А.ПЛЮЩЕВ: У меня консультации.

В.ПОЛОЗКОВА: Это правда. И, кстати говоря, знатоки. Я знаю многих людей, которые начинали с того, что слушали чтецов и поэзию профессиональном исполнении актёрском. А потом, внезапно, обнаружив записи авторского исполнения, понимали, что вся эта театральщина уже не для них, на самом деле. Но это история про экспертов, про тех, кто может сравнить 2 варианта. У меня действительно ситуация грустная с тем, как люди сами свои стихи читают. Это жалко, что вообще утрачивается традиция поэтического чтения, как такового. Ещё, там, лет 7 назад она очень мало, где звучала. Это сейчас каждый год по несколько поэтических фестивалей происходит. Люди должны учиться читать свои стихи, иначе о них просто не услышат, их не расслышат. А раньше, там, например, театр "Практика", в котором я работаю, который занимается текстом, Эдик Бояков, его руководитель, говорил, что для него эту удивление, что, например, в театральных ВУЗах не преподают современную поэзию, никто не учит современную поэзию, не сдаёт экзамены по сценической речи и так далее. Это не очень принято. Вообще, считается, что она закончилась в 60-е и больше никто ничего не пишет. И он всеми силами воюет с этим стереотипом, который тоже мне не нравится, потому что на самом деле стихов производится не меньше, чем 20 или 30 лет. Просто каким-то образом это стало очень узкой сферой. Это как-то очень геттоизировалось, превратилось в небольшой лагерь для посвящённых.

А.ПЛЮЩЕВ: Это правда. У нас не в первый раз всплывает эта тема о том, что поэзия как-то в резервациях находится где-то.

В.ПОЛОЗКОВА: С одной стороны, у неё должны быть такие периоды, мне кажется. То есть лаборатория, все дела. Всё-таки такое. Это наука, связанная с речью, на самом деле, производство нового чего-то в сфере речи, культуры языка. Но, тем не менее, то, что это никто не озвучивает, мы не знаем публичных фигур, которые занимаются поэзией. Это же было принято. Это же были лидеры мнений. У поэтов спрашивают...

Д.БОРИСОВ: У нас есть один такой лидер мнений, производитель текстов поэтических. Дмитрий Быков, пожалуйста.

В.ПОЛОЗКОВА: Ну вот, хорошо. Но на нём же не кончается вся поэтическая традиция, я надеюсь, российская.

Д.БОРИСОВ: Нет, конечно. Просто мы живём в эпоху тотального пиара, увы, или к счастью, не знаю.

А.ПЛЮЩЕВ: Или перформанса.

Д.БОРИСОВ: Или Перформанса, да. Побеждает тот, кто знает о том, кто предлагает что-то большее, чем просто стих.

В.ПЛЮЩЕВА: Для кого пишут стихи поэты? Для тех, кто рядом с вами сейчас здесь? Для тех, кто будет жить потом? Не знаю. Или вы пишете?..

В.ПОЛОЗКОВА: Мне кажется, что как-то... Я извиняюсь заранее, если я как-то патетически прозвучу. Бывает, что мне остро не хватает какого-то текста, мне лично. Чтобы перестать мучиться или ответить себе на какой-то вопрос или что-то. Сейчас уже... То есть я честно скажу, что был период, когда это носило какой-то характер, мне нужно было доказать большому количеству людей, мне нужно было, чтобы то, что я написала было донесено до как можно большей аудитории. Для этого был там журнал, который с каждым годом читало всё больше и больше человек. Мне нравилось, что люди комментируют. Мне нравится, что люди там как-то это перепосчивают, что-то такое. Сейчас я уже не слежу за этим несколько лет. Я не осуществляю никаких НРЗБ search. Я не знаю, кто это цитирует, я не знаю, где это появляется, но при этом я вижу, что у меня на концертах большое количество людей. Мы проехали 40 городов с моей группой за прошедший год. Не 40 городов, а около 40 концертов мы сыграли. Городов, соответственно, чуть меньше, потому что мы возвращались иногда. То есть поразительно востребованная история. Но сказать, что я специально для тех людей, которых я вижу в зале, написала я могу, потому что это будет лицемерно. Я это раньше написала, чем их увидела. Мне жутко приятно, что кто-то разделяет со мной какие-то мои поиски. Но пишется это в первую очередь для тебя самого и по какому-то непонятному тебе импульсу часто. То есть снискать какой-то славы уже тем, что ты производишь тексты - это не моя цель. Я всё, что хотела по поводу своего тщеславия и честолюбия, давно удовлетворено. Тот факт, что всё это не прекратило писаться после этого - для меня это было большими счастьем, потому что это значит, не для этого делалось, это по какой-то другой причине происходило.

Д.БОРИСОВ: Вы сказали, что вам нравится система Живого Журнала, когда новые посты сверху, а старые сложно найти. Но когда вы ездите с концертами, вам же приходится тексты произносить вслух те, которые, может быть, уже не так актуальны...

В.ПОЛОЗКОВА: Да. Это интересно. Это интересная, такая, автоархеология происходит. Автоархеология происходит. В частности, это забавно пронаблюдать даже на примере спектакля, который мы в "Практике" играли 2 с половиной года. Потому что когда мы начинали его играть, это было ужасно насущно. Это иногда было неловко говорить со сцены, спектакль называется "Стихи о любви". Эдик специально отбирал тексты кровавого содержания, такого, настолько личные, что иногда не хочется, чтобы мама в зале присутствовала. И когда всё это начиналось, это было прямо неловко говорить. Ты иногда пытался потише или что-то такое, спрятаться, чтобы это не так очевидно было. И вдруг, через какое-то время, буквально года полтора прошло, и ты вдруг понимаешь, что про некоторые тексты ты не понимаешь, как это было написано. Кто этот человек, который мог вот так вот сказать или вот в этом признаться или что-то такое. То есть реально взросление собственное можно наблюдать просто на примере, насколько далеко становится для тебя создатель этого текста, насколько ты не можешь подписаться уже под словами, которые написаны.

Д.БОРИСОВ: И вот тут искусство превращается в ремесло?

В.ПОЛОЗКОВА: Ну, как сказать. В рамках вообще понимания, кто ты такой - это очень интересно. Что касается чтеца и актёра, ну, да, я думаю, что да. Вот это уже немножко про роль история. Но это не в лицемерном смысле. Я повторяю, не всегда хочется тебе читать то, что тебе сегодня предстоит читать.

В.ПЛЮЩЕВА: Есть уже понятие, как ранняя Полозкова, поздняя Полозкова?

В.ПОЛОЗКОВА: Слушайте, друзья, это смешно, конечно, звучит, тем более, что время от времени я в публикациях некоторых до сих пор фигурирую, как начинающий автор при том, что первая моя книжка вышла 11 лет назад.

В.ПЛЮЩЕВА: Сколько книжек?

В.ПОЛОЗКОВА: Не считая взрослых, 2, за которыми можно подписаться. Есть ещё одна, которую никто не видел и, слава богу, никогда никто не найдёт. Потому что она вышла 350 экземпляров тиражом в моём раннем детстве при поступлении на факультет журналистики. Я имела неосторожность ей страшно гордиться 2 первых курса, дарить своим друзьям. Теперь, возможно, когда я попаду в ад, там будет специальный человек в маленькой комнатке, который будет специальным левитановским хорошо поставленным дикторским баритоном мне зачитывать эти тексты. Они плохие, как любые тексты, написанные в 9, 10, 11, 12 лет.

В.ПЛЮЩЕВА: А есть хиты, которые неизменно дадут результат, которые всегда проигрываются?

В.ПОЛОЗКОВА: Надо сказать, что это вообще принятая поэтическая практика. Люди читают что-то, что все знают. Там, несколько текстов, которые точно узнают и которые вызовут восторг. Александр Плющев с большим интересом следит за футболом, который происходит на стадионе на экране, установленном в студии радиостанции "Эхо Москвы". Это я так, чтобы вы представляли себе диспозицию.

А.ПЛЮЩЕВ: Тут можно не представлять. Достаточно зайти на сайт нашей радиостанции, и там всё палево выложено в прямой трансляции Сетевизора.

В.ПОЛОЗКОВА: Вот. Я при этом стараюсь так, чтобы, как бы... У каждой группы есть своя "Девушка Прасковья". Я, будучи близко знакомой с братьями Крестовскими, знаю, что они песню "Девушка Прасковья" ненавидят всеми фибрами души. Я думаю, что они иногда проклинают тот день, когда они её написали. Но дело в том, что люди хотят её слышать. Прекрасная песня. Тот факт, что они её спели 8 тысяч раз уже к этому моменту, не делает её хуже. Иногда, конечно, мы... Во-первых, мы никогда не сыграли ни одного одинакового концерта. У нас нет одного треклиста на 10 раз. То есть мы всегда меня меняем тексты, последовательность. Мы что-то новое дописываем, немедленно это играем, чтобы иметь это в пальцах, практиковаться. Ничего не прячем. Если какой-то свежий текст был накануне концерта, просто в этом городе, только в поезде ещё, он читается вечером и вообще это живая история. Я ни в коем случае не хочу превратиться в какую-нибудь из рок-команд, которые 20 лет подряд играют одни... Просто по треклисту прямо, 13 песен, которые никогда не меняются, и придерживаются позиции, что новые песни пишут те, у кого старые плохие. Это не я. Я не смогу так, честно. Я умру так. Мне кажется, что это просто жутко.

А.ПЛЮЩЕВ: Вера Полозкова у нас сегодня в эфире здесь. Люди, только что подключившиеся...

В.ПОЛОЗКОВА: Пишут оскорбления?

А.ПЛЮЩЕВ: Нет. Наоборот, просят ознакомить с участниками вообще сегодняшнего эфира. Помимо Веры Полозковой ещё мы с Дмитрием Борисовым.

В.ПОЛОЗКОВА: Валерия Плющева прекрасная.

А.ПЛЮЩЕВ: И Валерия Плющева тоже здесь присутствует. Добрый вечер.

В.ПОЛОЗКОВА: Скажите что-нибудь, Валерия.

В.ПЛЮЩЕВА: НРЗБ чтобы прочитали. Можно вас просить об этом?

В.ПОЛОЗКОВА: Наверное, да. Может быть, вы что-то конкретное хотите услышать?

В.ПЛЮЩЕВА: Нет. Ваш выбор. Потому что мы так много говорим о том, что вы пишете. А вдруг, может быть, кто-то не слышал.

А.ПЛЮЩЕВ: Я бы вообще сегодня, если бы не столько много народу было, обошёлся бы тем, что попросил Веру Полозкову почитать. Мне кажется, час бы прошёл здорово.

Д.БОРИСОВ: Халявщик. Халтурщик.

В.ПОЛОЗКОВА: Хороший человек даёт вещам происходить. Буддийская позиция, на самом деле. Дайте всему миру происходить, как он происходит, реально.

Ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком

Лучше вот о том, как в подвальном баре со стробоскопом под потолком пахнет липкой самбукой и табаком

В пятницу народу всегда битком

И красивые, пьяные и не мы выбегают курить, он в ботинках, она на цыпочках, босиком

У нее в руке босоножка со сломанным каблуком

Он хохочет так, что едва не давится кадыком

Черт с ним, с мироустройством, все это бессилие и гнилье

Расскажи мне о том, как красивые и не мы приезжают на юг, снимают себе жилье,

Как старухи передают ему миски с фруктами для нее

И какое таксисты бессовестное жулье

И как тетка снимает у них во дворе с веревки свое негнущееся белье,

Деревянное от крахмала

Как немного им нужно, счастье мое

Как мало

Расскажи мне о том, как постигший важное одинок

Как у загорелых улыбки белые, как чеснок,

И про то, как первая сигарета сбивает с ног,

Если ее выкурить натощак

Говори со мной о простых вещах

Как пропитывают влюбленных густым мерцающим веществом

И как старики хотят продышать себе пятачок в одиночестве,

Как в заиндевевшем стекле автобуса,

Протереть его рукавом,

Говоря о мертвом как о живом

Как красивые и не мы в первый раз целуют друг друга в мочки, несмелы, робки

Как они подпевают радио, стоя в пробке

Как несут хоронить кота в обувной коробке

Как холодную куклу, в тряпке

Как на юге у них звонит, а они не снимают трубки,

Чтобы не говорить, тяжело дыша, «мама, все в порядке»;

Как они называют будущих сыновей всякими идиотскими именами

Слишком чудесные и простые,

Чтоб оказаться нами

Расскажи мне о том, как она забирается прямо в туфлях к нему в кровать

И читает «Терезу Батисту, уставшую воевать»

И закатывает глаза, чтоб не зареветь

И как люди любят себя по-всякому убивать,

Чтобы не мертветь

Расскажи мне о том, как он носит очки без диоптрий, чтобы казаться старше,

Чтобы нравиться билетёрше,

Вахтёрше,

Папиной секретарше,

Но когда садится обедать с друзьями и предается сплетням,

Он снимает их, становясь почти семнадцатилетним

Расскажи мне о том, как летние фейерверки над морем вспыхивают, потрескивая

Почему та одна фотография, где вы вместе, всегда нерезкая

Как одна SMS делается эпиграфом

Долгих лет унижения; как от злости челюсти стискиваются так, словно ты алмазы в мелкую Пыль дробишь ими

Почему мы всегда чудовищно переигрываем,

Когда нужно казаться всем остальным счастливыми,

Разлюбившими

Почему у всех, кто указывает нам место, пальцы вечно в слюне и сале

Почему с нами говорят на любые темы,

Кроме самых насущных тем

Почему никакая боль все равно не оправдывается тем,

Как мы точно о ней когда-нибудь написали

Расскажи мне о том, как те, кому нечего сообщить, любят вечеринки, где много прессы

Все эти актрисы

Метрессы

Праздные мудотрясы

Жаловаться на стрессы,

Решать вопросы,

Наблюдать за тем, как твои кумиры обращаются в человеческую труху

Расскажи мне как на духу

Почему к красивым когда-то нам приросла презрительная гримаса

Почему мы куски бессонного злого мяса

Или лучше о тех, у мыса

Вот они сидят у самого моря в обнимку,

Ладони у них в песке,

И они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз

Просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас

Даже пахнут они гвоздика или анис

Совершенно не нами

Значительно лучше нас

А.ПЛЮЩЕВ: А я-то досмотрел сегодня это стихотворение на youtube в ролике. Я знал, когда оно закончится.

В.ПОЛОЗКОВА: Я почему так? Я так не делаю обычно. Я просто не знаю, какое у нас количество времени. Я знаю, что на радио всегда всё ограничено отбивками и рекламами.

Д.БОРИСОВ: Можно расслабиться.

В.ПОЛОЗКОВА: "А теперь наступают новости", "А сейчас приходит человек, который прямо сейчас нужно нажать на кнопку". Я ужасно боюсь, что я у кого-то отниму кусок времени.

А.ПЛЮЩЕВ: Не та программа. Вы, Вера, ошиблись дверью.

В.ПОЛОЗКОВА: Какое счастье!

А.ПЛЮЩЕВ: Вы вошли ровно не в ту программу. Ещё 29 минут ни один человек не войдёт сюда, чтобы нажать на какую-нибудь кнопку. Если только из сидящих здесь не придёт в голову сделать что-нибудь подобное. Слава Богу, кнопок под рукой нет.

Д.БОРИСОВ: Я держусь, чтобы не задать дурацкий вопрос.

В.ПОЛОЗКОВА: Почему вы держитесь? Не держитесь.

Д.БОРИСОВ: Потому что, знаете, вы читали когда, я тоже видел этот ролик, о котором говорит Саша. Мы пошли по одним и тем же стопам, я думаю. Я, проигрывая этот текст ещё раз в голове, думал: "Я бы его запомнил или нет?"

А.ПЛЮЩЕВ: Клёвый вопрос. Я тоже думал его задать. Мы все присоединяемся.

В.ПОЛОЗКОВА: В смысле, "Как вы учите большие объёмы текста?" Я могу сейчас уже за полтора часа или 1:40 концерта ни разу не заглянуть в листочки. Они лежат у меня специально на всякий случай. Я не помню только самых свежих, потому что они только что написаны. А так вообще это, на самом деле, у меня всегда хватало 2 раза прочитать какой-нибудь текст очень попавший в меня, как ты вдруг начинаешь в этом ритме разговаривать и всё запоминаешь. Просто как это написано, у каждого есть свой какой-то размер, из которого потом... Самое ужасное - это когда ты начитаешься чего-то, и вдруг оно в тебя попадает, и ты начинаешь говорить и дальше ты начинаешь неосознанно ещё думать во всём этом. А потом тебе наблюдательные друзья пишут: "А, мы узнали. Это вот этот текст, который, видимо..." На самом деле, это не то, что копирование или пригонство. Размер просто взять - это принято вообще. Так бывает, поскольку их конечное число этих размеров.

А.ПЛЮЩЕВ: Не такое уж и большое.

В.ПОЛОЗКОВА: Да, небольшое. А уж хороших-то вообще, как бы, наперечёт, каких-то ярких ритмических рисунков. Поэтому это не страшно, но всё равно очень забавно, когда люди просекают, чего ты начитался, чтобы написать сейчас такой текст.

В.ПЛЮЩЕВА: Да. У меня ощущение, что текст состоит из вороха слов прекрасных, потому что есть, например, в одном стихотворении (я наблюдала), например, очень странные медицинские термины, которые вы используете и какие-то очень экзотические географические названия.

В.ПОЛОЗКОВА: Это вы про "Бобби Диллигана", наверное.

В.ПЛЮЩЕВА: Да.

В.ПОЛОЗКОВА: "Зачем вам такое количество слов?"

В.ПЛЮЩЕВА: Нет. Во-первых, такое количество слов откуда? Потому что когда люди находятся в определённой жизненной ситуации, определённой точке, используют какие-то слова. А здесь неимоверный диапазон использования слов очень экзотических красивых, начиная от слова "корица", заканчивая словом, не знаю, "Гюрза". И потом, как можно вплетать?..

А.ПЛЮЩЕВ: Подожди, Валерия. Просто...

Д.БОРИСОВ: Экзотизм слова "корица" тебя смутил?

А.ПЛЮЩЕВ: Да. Какое более экзотичное - "корица" или "Гюрза"?

В.ПОЛОЗКОВА: Мы сегодня, кстати, написали песню на текст, в котором используется слово "Гюрза".

В.ПЛЮЩЕВА: Видели гюрзу?

В.ПОЛОЗКОВА: Да. Я знаю, что такое Гюрза, я знаю, что такое Кукушкин лён, который недавно использовался тоже в тексте для описания цвета глаз. И вообще, нет, меня интересуют слова и редкие меня тоже интересуют особенно.

В.ПЛЮЩЕВА: То есть, вы - коллекция?

В.ПОЛОЗКОВА: Не столько. Некоторые мне нравятся фоносемантически. Я не могу отделаться... Мне кажется, про некоторые слова, можно понять их значение, не зная, что они значат. "Копадастр" - офигенное какое слово! Это зажим для гитарного грифа, который ладовую структуру меняет. То есть какие-то слова влюбляют меня в себя. Мне нравится, как они звучат. Мне нравится, что вообще русский язык устроен абсолютно гениально, потому что, там, слово "мерзкий" звучит мерзко. Сразу понятно, что хорошего человека нельзя так назвать, даже если ты не носитель языка. Потому что "мерзкий" дерётся с тобой это слово. У меня довольное личные отношения со словами и с редкими, в том числе. Не то, что это коллекция. Я просто, чем реже используется (для меня), тем оно меньше затёрто, тем более точно оно прозвучит. То есть оно, когда за очень узкую сферу отвечает, оно очень не замызганное, его никто не брал ещё, как фотокарточку. Поэтому я люблю такие слова, конечно. Я даже не отрицаю, когда я пишу в тексте "Ночное такси от Кобаташи до Токсимо, мне нравится просто, что я могу это сказать, потому что я каталась много раз от Кобаташи до Токсимо, то есть это не то, что я придумала, выдумала из головы. Мне приятно, что я имею отношение к этой реальности, где люди пользуются этими словами. И как-то расцветить этим...

В.ПЛЮЩЕВА: Это очень вкусно.

В.ПОЛОЗКОВА: Спасибо.

А.ПЛЮЩЕВ: Но я продолжу вопрос Валерии. Уже не столько по технике или технологии, в смысле слов, как кирпичиков. Сколько опыта? Вы же, Вера, очень молодой человек. Может быть, фатально молодой для...

В.ПОЛОЗКОВА: "Того, чтобы вас серьёзно воспринимали"?

А.ПЛЮЩЕВ: Нет. Для... Подавляющее большинство людей вашего возраста (я себя просто вспоминаю, а это было давно)...

В.ПОЛОЗКОВА: Да ладно.

А.ПЛЮЩЕВ: Они гораздо... Не то, что так не могут... Это понятно, это дар. Они просто так не мыслят. Потому что у них нет, как минимум, соответствующего опыта. Всегда ли он обязателен? Потому что мы знаем, точнее, мы подозреваем, что Шекспир никогда не был в Венеции.

В.ПОЛОЗКОВА: Создатель книг про Индиану Джонса страдала агорафобией, как мне сегодня рассказали, и из дома не выходила никогда. Не никогда, но по очень большой необходимости. Я могу ошибаться, но мне такую сегодня историю рассказали. И очень многие писатели красочно, невероятно достоверно описывающие какую-то реальность, никогда там не были, не оказывались - это великая сила воображения. У меня тоже есть такие тексты. Я в Америке в первый раз в жизни была в этом июне, я была в Нью-Йорке 4 дня. Но цикл "Короткий метр", использующий огромное количество англоязычных имён, фамилий и реалий небольших американских городков и так далее... Потому что это культура, на которой все двадцатилетние и двадцатипятилетние растут, все смотрят это кино, все представляют, как там устроено примерно. Что касается опыта, не знаю. Мне кажется, в равных. Самые крутые тексты, как я делаю вывод, это ровно поровну очень сложный замес из опыта и воображения. Можно узнать человека, если ты близко знаешь автора текста, о котором он говорит. И ты понимаешь, что того, что он описывает, никогда с ним не было. Вот это очень здорово. То есть когда человек в равной мере берёт из одного и из другого источника - из воображения и из реального опыта. Потому что в какой-то момент я устаю читать книги людей, которые пишут только о себе. Какую бы яркую жизнь они не прожили, мне становится скучно. Мне хочется узнать не про них самих, а про мир вокруг них. Я хочу через их глаза смотреть на что-нибудь другое, кроме них самих. Мы недавно об этом спорили, что есть великие автобиографические писатели, которые никогда не выходят за рамки одного персонажа. Их интересует один персонаж - это они сами. Я считаю, что это детство литературы, что в какой-то момент надо перестать говорить о себе и начать говорить о ком-то другом. Я изо всех сил стараюсь, правда, съехать. Это называется, наверное, "перестать быть своим персонажем". Потому что если ты всю жизнь свой персонаж, ты замкнут очень, у тебя небольшая зона наблюдения, к сожалению. Вся женская поэзия, так называемая, грешит этим - очень узкой биографией и переживаниями одного лица. Мне хочется про кого-то другого узнать, может быть, далёкого от автора.

В.ПОЛОЗКОВА: Захар Прилепин написал гениальный рассказ в "Восьмёрке". У него вышла "Восьмёрка", сборник 11 новелл. Там есть рассказ, который называется "Допрос". Он гениальный. Он про очень трусливого, метущегося, интеллигентного мальчика, работающего в книжном магазине, не могущего принять самостоятельное решение, зависимого от мамы, от девушки своей, от своего друга и так далее. Это первый максимально далёкий от самого Захара Прилепина человек, потому что раньше он писал про литых парней, рубленных из одного куска, и все его рассказы были про то, как добрый парень с морщинками у глаз пришёл, такими, от улыбок, пришёл, разобрался со злом и завязал его узлом. Это было очень круто написано. Но невозможно было читать об этом 10 лет подряд. Когда я прочитала рассказ "Допрос", я просияла. Простите, что я много говорю. Я рада просто с вами поговорить на какие-то важные вопросы поотвечать.

А.ПЛЮЩЕВ: Мы-то, собственно говоря, как рады! Иные так хранят свои секреты и тайны, что их клещами не вытянешь. Приходится другие средства применять. Поэтому...

В.ПОЛОЗКОВА: Вздохнул так грустно, оглядев арсенал средств, которыми он тайно достаёт...

Д.БОРИСОВ: Закрыл свой чемоданчик.

В.ПОЛОЗКОВА: Скажите, вы использовали когда-нибудь прямой шантаж, Александр, чтобы вытянуть из людей информацию?

А.ПЛЮЩЕВ: В эфире? Как же это возможно, представьте себе? Все же услышат шантаж. Я иногда показываю написанное на бумажке вот так.

В.ПОЛОЗКОВА: И у человека едва заметно меняется интонация, голос...

А.ПЛЮЩЕВ: Если вы не скажете, типа, там, каков ваш месячный доход. Кстати, как вы зарабатываете, Вера?

В.ПОЛОЗКОВА: Ой, как хорошо? Прямо именины сердца.

Д.БОРИСОВ: Ток уже пошёл по креслу Веры.

В.ПОЛОЗКОВА: Я зарабатываю... Как я зарабатываю? Во-первых, у меня есть группа, мы с ней ездим на гастроли.

А.ПЛЮЩЕВ: Группа - это дело расходное очень, мне кажется, не столько доходное.

В.ПОЛОЗКОВА: На самом деле, если всё нормально сделать, по уму... Если, во-первых, человеческие условия себе как-то выговорить... У меня прекрасный есть человек, который, во-первых, отвечает за всю музыкальную часть, придумывает с ребятами, с 4 музыкантами музыку. Но ещё по счастливому совпадению, поскольку умеет это, организует гастроли и вообще занимается нами всеми в организаторском смысле. Лена Грачёва, которая слушает этот эфир, привет тебе, дорогая. Спасибо за всё, что ты для нас делаешь. Она, как бы, занимается организацией концертов. Таким образом мы довольно счастливо объехали всю струн за прошедший год. Потом, у меня продаются книжки. У меня есть 2 сборника. Они лежат в книжных магазинах. Их можно купить. С них какая-то копеечка мне поступает, поскольку у меня честные издатели, слава Богу, они ничего от меня не скрывают, наоборот, радуются, что она продается, и её время от времени переиздают. Ещё я играю в театре, в 3 разных. Поэтому нормально. Я не могу сказать, что я богатый человек, но я, вроде как, кормлю себя и семью свою.

А.ПЛЮЩЕВ: А как получилось с театром? Как получилось с поэзией, мы сегодня выяснили.

В.ПОЛОЗКОВА: Это очень смешная история была. Сначала самым первым театром был "Театр.doc". Мой друг, не мой друг, муж моей подруги Георг Жено, немецкий режиссёр, ученик Марка Захарова, который много всяких постановок экспериментальных, альтернативных делал в Москве, позвал меня вести интерактивный спектакль, в котором главным героем будет публика. Мне 21, наверное, 22. Я сказала: "Ты с ума сошёл. Я не хожу в театр, начать с этого". Я была предельно далёким от театра ребёнком, который учился на журфаке и, вообще, к архаическим видам искусства... Театр этот был типа опера. То есть все выходят и вдруг поют, особенно с кинжалом в сердце продолжают петь. Кино, по крайней мере, позовите в кино. Давайте серьёзно поговорим. Но мы начали играть, это с Мишей Калужским ещё происходило. И у нас вдруг начало невероятно получаться. Вдруг нам люди начали рассказывать такие истории, которые они даже людям, с которыми они пришли, никогда не рассказывали. И мы играли-играли в этом спектакле. Этому спектаклю 4 года. Он живёт. Сейчас мы его играем с Арманом Бекеновым, психотерапевтом, моим близким и очень хорошим другом. Потом случился Эдик Бояков, который работает худруком "Практики" сейчас и худруком "Политеатра". Наше знакомство с ним... Он позвал меня на открытую репетицию, где его актрисы читали стихи современных поэтов и мои в том числе. Он с ними репетировал, как бы, рассказывал. Сидел полная мастерская, но он им рассказывал, как надо читать, отруливал все процессы на сцене. И я пыталась голос подать, говорить "Вы знаете, там, вообще, про другое". "Тебя кто-то спрашивал?" - спросил Эдик - "Я ставлю стихи". Я вдруг поразилась, как в других руках по-другому в других руках начинают работать вообще тексты тобой написанные. И он потом сел ко мне, сказал: "Я слышал, вы какая-то, типа, молодая и успешная?" Я говорю: "Бесит очень, да?" - "Не то слово". Я говорю: "И меня". Он говорит, ну, типа: "Давайте дружить". Так мы начали работать вместе над нашим первым спектаклем совместным, который был "Стихи о любви" и прожил к этому моменту 2 с половиной года. А сейчас "Политеатр". Вы слышали, наверное, про "Политеатр"?

А.ПЛЮЩЕВ: Да.

В.ПОЛОЗКОВА: Вы даже, может, были в "Политеатре". Если вы не были в "Политеатре", вам обязательно нужно туда прийти. Вообще, не про себя сейчас говорю, потому что нет в Москве другого театра, где, во-первых, где он был бы в политехнической аудитории знаменитой, где Есенин читал, Маяковский читал там. Спустя много лет Роберт Рождественский и все прочие прекрасные люди. Аудитория сама по себе задаёт много. А во-вторых, где играл бы свои личные спектакли Вениамин Смехов, Александр Филиппенко, я не знаю, по Вере Павловой бы шёл спектакль, по двум рассказам Владимира Сорокина был бы прекрасный спектакль под названием "Волны" со Смеховым и Алисой Хазановой. Это выдающийся проект. Я не буду никакой ложной скромности испытывать, поскольку я там работаю. Я не большой там человек. Я всего за 1 спектакль отвечаю, а их там 10 уже. Туда надо сходить обязательно. Он открывается в октябре. Приходите, пожалуйста.

А.ПЛЮЩЕВ: Это, напомню, закончился ответ на вопрос "Как вы зарабатываете?"

В.ПОЛОЗКОВА: Нет. Это другой был вопрос уже: "Как вы пришли в театр?"

А.ПЛЮЩЕВ: А, да. Кстати, да.

В.ПОЛОЗКОВА: Всё было близко. По-честному. Про все 3 рассказала. Мне нравится, что не умирает ничего, что мы играем... То есть это не сезонные, не разовые проекты. Притом, что я не актриса. Когда меня аттестуют, как поэта и актрису... Я не актриса.

А.ПЛЮЩЕВ: Здесь с нами поэтесса, актриса, драматург ещё.

В.ПОЛОЗКОВА: Это Википедия пишет. Я не знаю, откуда это взяли. У меня нет специального, во-первых... Ну ладно, у многих нет.

Д.БОРИСОВ: Мы исправим Википедию. Мы выяснили. Мы узнали, что Вера Полозкова - это создатель текстов, работник театров и кормилец семьи.

В.ПОЛОЗКОВА: А что? По-моему, неплохо. Есть какие-то...

Д.БОРИСОВ: Цитаты прямые я записал.

В.ПОЛОЗКОВА: Ну да. Правда. Это как-то пафосно, претенциозно звучит?

Д.БОРИСОВ: Нет. Звучит классно.

В.ПОЛОЗКОВА: Хорошо. Семья не очень большая.

А.ПЛЮЩЕВ: "Сын слушает вас не дыша. Ему месяц. Волшебство" - пишет Лара.

В.ПОЛОЗКОВА: Здорово, Лара! Вообще, во-первых, мои большие поздравления. Какой-то, кстати, бейби-бум, вы замечаете? У меня около 7 моих близких подруг в феврале мне сообщило, что беременны и сейчас начинают уже рожать.

В.ПЛЮЩЕВА: Просто в таком возрасте, Вер.

В.ПОЛОЗКОВА: Это не всегда так, же, происходит.

В.ПЛЮЩЕВА: Всегда.

В.ПОЛОЗКОВА: Не каждый год.

А.ПЛЮЩЕВ: Я не знаю. Есть у меня одна подельница, Тоня Самсонова, она только и делает, что рожает.

Д.БОРИСОВ: Год от года.

В.ПЛЮЩЕВА: Это же хорошо. Это же здорово.

А.ПЛЮЩЕВ: Поэтому я этот бейби-бум наблюдаю столько, сколько здесь работаю.

В.ПОЛОЗКОВА: А самая интересная тенденция вокруг меня. Сейчас люди уже очень взрослые, уже у которых взрослые первые дети 20-22-25 лет вдруг женятся снова, это четвёртый случай...

В.ПЛЮЩЕВА: И это мужчины?

В.ПОЛОЗКОВА: Конечно. К сожалению, такая привилегия есть только у мужчин, что меня очень расстраивает. Хотя нет, вот моя прекрасная коллега Ира Михайловская в возрасте не буду говорить, каком, за 40 родила себе ребёночка сыночка.

В.ПЛЮЩЕВА: Так всегда бывает. Потом пойдёт череда разводов, вторых браков, вторых-третьих детей.

В.ПОЛОЗКОВА: Но, с другой стороны, мне ужасно нравится ситуация, что хороших людей, лично мной прямо одобряемых, становится больше, потому что ясно, что не смогут же они подлецов воспитать мои близкие друзья. Какими бы ни были их дети... Вот у Миши Козырева родились двойняшки. Им сейчас по 9 месяцев и они принципиально разных типажей психологических. Одна такая простроенная структурная барышня (извините, что я про это рассказываю, меня просто правда это очень радует), а другая, такая, потерянная принцесса: "Кто-нибудь, позовите кого-нибудь". И он говорит, что самое смешное за ними наблюдать - то, что одной неловко за другую. Что она время от времени смеривает её взглядом: "Как я могла родиться вот с этой? Что мне теперь делать? Сделайте что-нибудь. Я не могу, мне стыдно".

В.ПЛЮЩЕВА: Расскажите про семью, Вера.

В.ПОЛОЗКОВА: Про семью? У меня есть мама. Кстати, я очень поздний ребёнок. Она меня родила в 39 лет. И что? У меня есть молодой человек. Вот она моя семья. Как бы сказать, мне приятно, что не смотря на то, что я в очень суровых условиях росла и воспитывалась, я, наконец, выстроила более или менее здравые и прямые и свободные и правдивые отношения с мамой, например. Что было трудно.

Д.БОРИСОВ: Правдивые в каком смысле? Вы ей такое рассказываете, что обычно не рассказывают родителям?

В.ПОЛОЗКОВА: Мало, что рассказывают родителям, особенно взрослым совсем. Чтобы не дай Бог не смущать их, действительно, потому что реалии очень быстро меняются. То, что нормально и в порядке вещей для нас - попрание всего для них. Да даже просто, как люди говорят друг с другом, как они шутят друг с другом, для некоторых родителей недопустимо, потому что они считают, что так нельзя вообще, просто невозможно. Но моя мама ходит со мной на вечеринки, на все спектакли. У нас есть традиция семейных выходов куда-нибудь в театр втроём.

В.ПЛЮЩЕВА: Обращаетесь к маме в стихах очень часто.

В.ПОЛОЗКОВА: Поскольку очень долго... Как сказать, когда у тебя семья состоит из двух человек на протяжении всей твоей жизни...

В.ПЛЮЩЕВА: Как зовут маму, Вера?

В.ПОЛОЗКОВА: Алла Сергеевна. Она прекрасная женщина, инженер ЭВМ, в прошлом строитель подводных лодок и вообще умница красавица спортсменка, ходила на Саяны в поход 5 степени сложности. Она нормальная у меня, такая, прямая.

В.ПЛЮЩЕВА: Мне интересно, что читала мама пятилетней Вере Полозковой, когда не могла читать ещё Вера?

В.ПОЛОЗКОВА: Мама моя, кстати, не смотря на то, что из-за небольшого...

А.ПЛЮЩЕВ: Что она такое читала, что Вера потом начала писать?

В.ПЛЮЩЕВА: Это интересует всех родителей. Что нужно читать детям, чтобы?..

В.ПОЛОЗКОВА: То, что любишь сам, конечно. Те книжки, на которых сам вырос. У мамы, вообще, были специальные отношения с книжками.

А.ПЛЮЩЕВ: Дорогая дочь, государь этот самый... Забыл...

В.ПОЛОЗКОВА: Все преданно смотрят на Александра Плющева. Что за книжка?

Д.БОРИСОВ: Намекни.

В.ПОЛОЗКОВА: Про что там?

А.ПЛЮЩЕВ: Чёрт... Макиавелли! Вот.

Д.БОРИСОВ: Я думал, Платон, какое-нибудь "Идеальное государство".

А.ПЛЮЩЕВ: Макиавелли.

В.ПОЛОЗКОВА: Хороший язык. Что касается того, что мне специально мама читала, мама мне читала большое количество, например, детских стихов. Плещеева читала. Вот, что я помню, потому что мне его учить приходилось. Мы его учили вместе с ней наизусть. Вообще, я довольно много стихов знала в детстве наизусть. Я знала всего, там, про царя Гвидона могла читать часами, всё прочее. Какие-то очень, в общем, простые вещи я там. Хармса детского всего знала про собаку с морщинками на лбу и всякие такие вещи. Мне кажется, что все советские дети так или иначе читали такие книжки. Дальше началась моя личная история с книжками, потому что мамины друзья мне что-то дарили. Моя любимая сказка в детстве была "Страна Оз", но не волковская версия, не "Изумрудный город" и вот эти все - это отсебятина, на самом деле, а Лаймена Фрэнка Баума оригинальная книжка. Я недавно её нашла. В девятилетнем возрасте писала в страну Оз большое количество и они, самое ужасное, сохранились в этой книжки. Они лежат там внутри. Я развернула. Думаю: "Что же я могла туда писать". А я их туда запихивала в полной уверенности, что они отправляются. Если в книжку положить, то, конечно же, уйдут. И там есть заклеенное наклейкой (тогда были наклейки в моде) письмо, в котором написано: "Дорогая Озма, забери меня, пожалуйста, отсюда. Мне 8 (или 9) лет. Нельзя тут жить. Это страшное место. Я очень жду, когда вы за мной придёте. Я всё про вас знаю, я знаю, какие у вас законы. Я всё выучила, даже язык немножко знаю. Поэтому, пожалуйста, приходите и заберите меня отсюда".

Я думаю: "Уже тогда всё было понятно". Что ждать сейчас, ведь уже тогда всё было понятно.

А.ПЛЮЩЕВ: Можно настанет моя очередь попросить вас, Вера, почитать. На всякий случай, чтобы вы не беспокоились о времени, я скажу, что у нас есть 7 минут.

В.ПОЛОЗКОВА: 7 минут. Давайте что-нибудь не...

А.ПЛЮЩЕВ: Это, вообще, весьма много.

В.ПОЛОЗКОВА: Да, я знаю.

Я пришёл к старику берберу, что худ и сед,

Разрешить вопросы, которыми я терзаем.

"Я гляжу, мой сын, сквозь тебя бьет горячий свет, -

Так вот ты ему не хозяин.

Бойся мутной воды и наград за свои труды,

будь защитником розе, голубю и - дракону.

Видишь, люди вокруг тебя громоздят ады, -

Научи b[, что может быть по-другому.

Помни, что ни чужой войны, ни дурной молвы,

Ни злой немочи, ненасытной, будто волчица -

Ничего страшнее тюрьмы твоей головы

Никогда с тобой не случится".

В.ПОЛОЗКОВА: Меньше минуты.

А.ПЛЮЩЕВ: Спасибо. Спасибо. У нас много времени. Мы можем читать ещё.

В.ПОЛОЗКОВА: Давайте ещё спросите что-нибудь. Такое, прямо, что хочется спросить. Не то, что, вот, в Википедии написали. Там неправду всё время пишут. Не знаю, от сердца.

А.ПЛЮЩЕВ: Можно подумать, мы всю жизнь по Википедии спрашивали.

В.ПОЛОЗКОВА: Тяжёлая пауза повисла.

А.ПЛЮЩЕВ: Тут не мы, а Ира спрашивает с помощью наших средств связи: "Почему вы бросили журфак?"

В.ПОЛОЗКОВА: Это грустная, на самом деле, история. Я не горжусь совершенно этим. Это, во-первых, был, такой, довольно детский выпад. Во-вторых, было стечение довольно грустных обстоятельств и личных и внешних. У меня, не смотря на отличную зачётку, был бы красный если бы я всё сдала во время. У меня было 11 хвостов к выпуску. Помимо 11 хвостов мне нужно было написать диплом и сдать все ГОСы. А у меня в этот момент случилась большая личная трагедия. И делать - не то, что. Жить не хотелось, не то, что ГОСы сдавать и 11 хвостов. А поскольку все последние полгода люди вообще не ходят на лекции, не учатся, а пишут диплом и занимаются индивидуальными проектами. То я не то, что бросала журфак, просто всё само закончилось. Все написали диплом и его защитили. А я не написала диплом, не сдала и не защитила. Сейчас не то, что сказать, что я жалею. Нет, я не жалею. Ничего бы не изменил в моей жизни, о которой я тогда уже знала, куда она идёт, диплом факультета журналистики МГУ, даже красный. Я училась на кафедре художественной культуры, литературной критики. Да, я критик по образованию, что самое смешное. Это лучшее, что могло со мной произойти, потому что я знаю, как должно быть. Я писала критические отзывы, я писала рецензии, работала в газете "Книжное обозрение" какое-то недолгое времени.

А.ПЛЮЩЕВ: Теперь вы по другую сторону баррикад.

В.ПОЛОЗКОВА: Да. Когда поэтому мне говорят: "Вот критика о вас, там что-то недоброе отзывается". Блин, если бы это была критика, ребята. Вы даже не знаете, как критика должна быть устроена. Критика же не критикует.

А.ПЛЮЩЕВ: Я, как человек недоучившийся, очень хорошо знаю. Я тоже недоучившийся, я тоже прекрасно всё знаю.

В.ПОЛОЗКОВА: Мой родной, мне кажется, что это наоборот, кто заканчивается и красный диплом получают, особенно в творческих ВУЗах, те подозрительны.

А.ПЛЮЩЕВ: Да.

В.ПОЛОЗКОВА: Что же такого творческого они сделали, если пошли таким простым проторенным путём? Нет. Ты не ходи таким путём, а потом всем докажи, чего ты стоил - вот это уже другая история. Правда же, Александр? Скажите правду.

А.ПЛЮЩЕВ: Несомненно. Но мне кажется, что если уж наша поэзия живёт, как вы выразились сами, в гетто.

В.ПОЛОЗКОВА: Большей частью.

А.ПЛЮЩЕВ: У нас тут слово прозвучало. То литературную критику, мне кажется, можно сравнить где-нибудь с подсобным помещением в этом гетто, потому что она...

В.ПОЛОЗКОВА: Кстати, нет. Есть какие-то издания, которые реально влияют на спрос. Книжки покупают, если, там, Лев Данилкин написал, что это хорошая. Есть, там, 4 влиятельных критика на всю страну, которые работают, там, один в газете "Коммерсант", другой - в "Афише" и ещё несколько работают на телике, обозревают книжные новинки. Но правда в том, что самые, как бы, прекрасные из них вообще не говорят, плохо или хорошо. Интерпретируют, дают свою трактовку, дают какую-то другую совершенно, не знаю, внешнюю камеру на это всё. Но ни в коем случае не говорят, покупать или не покупать, читать или не читать, дрянь или не дрянь. Этим вообще критика не занимается на самом деле.

А.ПЛЮЩЕВ: С другой стороны, мы, как простые читатели и обыватели, хотим, чтобы нам сказали: "Вот это купи, а это нет". Мы не хотим тратить деньги на чёрт знает, что.

В.ПОЛОЗКОВА: Тогда у каждого должно быть, у какого-то реакционного дядечки за 50 должен быть любимый критик такой же дядечка за 50, с которым у них сходятся вкусы. У молодой хипстерши девятнадцатилетней в очках должна быть специальная хипстерша в очках, может быть, чуть постарше, которая работает в специальном журнале, которому она доверяет и так далее. У каждого свой должен быть какой-то путеводный в этом смысле человек. Потому что общего для всех спроса, особенно в книжках, выработать невозможно. Я спорю с любой иерархией в литературе и никогда не скажу: "Это покупайте, а это нет". Мне кажется, знающий человек в детской книжке вычитает что-нибудь великое и прекрасное, а незнающий и в "Войне и мире" не найдёт ничего интересного. Правда. По-честному уже.

Д.БОРИСОВ: Есть ведь критики, которые сами поэты и сами пишут.

В.ПОЛОЗКОВА: Да. Если они плохие поэты, они плохие критики. Если они хорошие поэты, они великие критики. Не знаю, Мария Степанова, например.

Д.БОРИСОВ: Вам не хотелось покритиковать кого-нибудь?

В.ПОЛОЗКОВА: Мне покритиковать никогда в жизни не приходило в голову. Больше того, мне большое количество текстов присылают на вычитку часто и просят сказать своё мнение и написать отзыв. Я говорю: "Ребята, я по профессии не работаю вот уже примерно шестой год и боюсь вас разочаровать. Я не рецензирую тексты, потому что я правда не чувствую себя ни в праве, ни в силе". Я не знаю, кем надо быть, чтобы говорить: "Ты знаешь, братец, ты не то написал". Я вообще не понимаю, какое устройство в голове надо иметь, чтобы так сделать.

А.ПЛЮЩЕВ: У нас ровно минута остаётся. Прекрасный вопрос от Егора пришёл, который, мне кажется, отлично завенчает наш эфир: "А зачем жить человечеству?" Ровно 30 секунд у нас осталось.

В.ПОЛОЗКОВА: Егор, человечество живёт, чтобы совершенствоваться, расти, любить и радоваться друг другу.

А.ПЛЮЩЕВ: Ответ на все вопросы. Вера Полозкова была у нас в эфире. Большое спасибо.

Д.БОРИСОВ: Спасибо. Мы - Валерия Плющева, Александр Плющев, Дмитрий Борисов в следующее воскресенье частично будем здесь в программе "Попутчики". Спасибо, что были с нами.

В.ПОЛОЗКОВА: Спасибо вам.