Сергей Доренко - Особое мнение - 2008-02-25
С. БУНТМАН: Добрый вечер, Сергей Доренко сегодня у нас, 19 часов.
С. ДОРЕНКО: Добрый вечер.
С. БУНТМАН: Ведет эту программу Сергей Бунтман, эту тоже программу, да, я уже сегодня вел «Особое мнение». Тебя спрошу про другое сейчас. История с Александром Козулиным, с его голодовкой, с невозможностью ему побывать на похоронах жены, голодовка дочерей Козулина, это что такое?
С. ДОРЕНКО: Ты понимаешь, я становлюсь на место человека, который принимает решения в Белоруссии, на самом деле, это один человек в Белоруссии, в Белоруссии нет сомнений в том, что это ровно один человек, Александр Григорьевич Лукашенко, я, например, он, я думаю, если я его пущу, то не будет ли это рассмотрено, как уступка, слабость, как тряпка, об меня можно вытирать ноги.
С. БУНТМАН: Но это такие мысли всегдашние.
С. ДОРЕНКО: Варианты все-таки, тем не менее, я тряпка, об меня можно вытирать ноги, в следующий раз он будет голодать, когда захочет, каждый раз я должен прогибаться еще, еще, еще. Первая мысль. Вторая мысль, а пустить великодушие, проявление величия, на самом деле, проявление в этом сочувствии горю, проявление себя как человека, стоящего над всем, как милосердие выше справедливости, что утверждал Христос, Лао-Цзы, милосердие выше справедливости, даже если считать, что его по справедливости там держат в тюрьме.
С. БУНТМАН: Да, если есть, за что, если суд решил.
С. ДОРЕНКО: Т.е. если по справедливости держат в тюрьме, то милосердие выше справедливости. В этом урок великих мудрецов и великих пророков, господа, если ты христианин.
С. БУНТМАН: И ты четко выбираешь совершенно.
С. ДОРЕНКО: Ты должен выбрать.
С. БУНТМАН: Он должен выбрать, Александр Григорьевич должен выбрать?
С. ДОРЕНКО: Видишь…
С. БУНТМАН: Как единственный, я помню эту, помнишь, его инаугурация, когда его в очередной раз выбрали, эта пустая огромная, и площадь, сначала он в цивильном, потом в военном, он идет один, вокруг вообще никого нет. Это только утверждает его как единственного и неповторимого, я думаю, то, что вторым вариантом?
С. ДОРЕНКО: Конечно, он, таким образом, становится над всем, он становится над.
С. БУНТМАН: Так чего молчит-то?
С. ДОРЕНКО: Решает.
С. БУНТМАН: Ничего не делает.
С. ДОРЕНКО: Решает.
С. БУНТМАН: Сколько еще решать, сколько эта история длится уже?
С. ДОРЕНКО: Подожди, мы же в Москве с тобой сидим, так сидели бы мы в Минске, сказали бы ему – Александр Григорьевич, встань над этим, будь великим, стань. Если даже ты думаешь, что он сидит справедливо, милосердие выше закона, милосердие есть высший закон.
С. БУНТМАН: Мне очень нравится, когда Саша здесь у нас написал, эти ребята, одно дело – сидит президент Лукашенко, который, действительно, решает и который, может быть, так, как ты это описываешь, думает. А здесь, Саша уже готов принести, пронести в камеру шпилечку, еще уколоть. Почему Козулин занимался устройством беспорядков на улицах вместо того, чтобы быть рядом с женой?
С. ДОРЕНКО: Жена его больна, тяжело больна. Насколько, я не врач, я не видел заключения, я видел т.е. прессу, пресса пишет, что у нее рак был, конечно, горе огромное для любого человека, особенно, видимо, для нее, умирающей, что не было рядом близких, не было мужа рядом. И для него, наверное, горе, что она умирала без него. Все это так. Поймите, товарищи, лишенные нравственного чувства, я не могу повторять это многажды, лишившись Дао, приобретаем небесную благодетель Дэ, лишившись Дэ, приобретаем милосердие, человеколюбие. Где закончится милосердие и человеколюбие, начинается справедливость, говорит Лао-Цзы, где закончится справедливость, начинается ритуал. За ритуалом зверства, дикость, мы становимся животными. Вот же все понятно, все понятно.
С. БУНТМАН: И что ты думаешь, Саша сейчас, где-то там сидящий у своего телефона, смс-ки посылающий, или у компьютера, или у радиоприемника, он сейчас уйдет, потрясенный в рыданиях?
С. ДОРЕНКО: Нет, но человек, не способный к интеллектуальному усилию и к душевному усилию, не уйдет потрясенный в рыданиях, но это я не пытаюсь его научить.
С. БУНТМАН: Ты знаешь, опубликовано письмо Сергея Адамовича Ковалева, который об этом как раз и пишет. О подмигивании власти и народа, все друг другу подмигивают.
С. ДОРЕНКО: Это ужас, послушай, что власть наша изобрела гениальную вещь, власть наша сказала – ребята, вы, кстати, и образованный класс, давай я тебя начну ругать, я точно не знаю, за что, но давай я тебя буду ругать.
С. БУНТМАН: Давай, давай, у тебя две минуты до перерыва.
С. ДОРЕНКО: Ты у меня будешь образованный класс, я с тебя сейчас шкуру начну спускать. Послушай, вопили все 90-е гг., мы должны жить по законам, а не по понятиям, понимаешь, все 90-е гг. эту ахинею несли, потому что законы не описывают всей жизни и никогда не могут описать. Смотри, юридическое поле описывает крошечную часть правового, крошечную часть правового, правовое поле шире, правда? Не спрашиваем, есть специальный закон на каждое дело, мы руководствуемся правовым сознанием, понимаешь? А моральное поле существенно шире правового, понимаешь?
С. БУНТМАН: Какую шкуру ты с меня снимаешь? Я сам так думаю.
С. ДОРЕНКО: Когда мы говорили, что юридически, будем жить только по закону, мы отрицаем тогда закон нравственный, закон правовой, не гадь соседям, если даже нет специального закона, что ты не имеешь права гадить соседу, все-таки не надо гадить, понимаешь? Мы отреклись от морального закона, от правового понимания, пришли к тому, что сейчас нам подмигивают, действительно, гэбушники и говорят – ребята, а мы все по закону, мы по закону вас здесь будем, над вами издеваться, по закону. Знаешь, как в некоторых частях издевались, когда я служил в армии, по уставу. По уставу, а мы по уставу над вами издеваться будем, это гораздо хуже, чем дедовщина.
С. БУНТМАН: Это такая итальянская забастовка наоборот, знаешь, когда все делается по букве, лишь бы ничего не делать.
С. ДОРЕНКО: По уставу, понимаешь? И когда тебе деды по мордам бьют в казарме, это я не знаю, это зверство банды. А когда тебя приглашает сержант, одевает химзащиту, ты бегаешь, пока не сдохнешь, не упадешь, тебя не унесут на носилках, это по уставу, это и делает Путин.
С. БУНТМАН: Ты считаешь так все?
С. ДОРЕНКО: Это и делает Путин.
С. БУНТМАН: Там есть еще один нюанс, но мы попробуем в нем разобраться после перерыва сразу. Сергей Доренко, я напоминаю, в программе «Особое мнение».
РЕКЛАМА
С. БУНТМАН: Ну что же, мы продолжаем, Сергей Доренко и Сергей Бунтман. Сергей Доренко, мы сейчас говорили, ты говорил о законах, все по закону, да, как дедовщина по уставу. Но зачем же тогда для того, чтобы все это дело увеличить сейчас, потребовалось то, о чем пишет, кстати говоря, Ковалев, он подчеркивает, что изобретение массы новых законов, там убирают явку, порог, еще, мы все это прекрасно знаем, закон об экстремизме.
С. ДОРЕНКО: Создается удобное поле закона, удобное поле закона, все больше и больше описывающее лицемерие, а я настаиваю, что дух, дух и понятие в этом смысле, понятие – это нравственный закон, выше, чем этот писаный закон, понимаешь? Потому что нет такого закона, не отпиливать какой-нибудь человеку, не знаю, хорошо, мне трудно сейчас вдруг придумать, но нет многих законов. Многие законы не описывают зверства, совершенно ужасные, понимаешь? Многие, нет такого закона. Так что это делать, тем не менее, все равно нельзя, понимаешь? Но это в понятийном поле, в нравственном поле должно быть. Оно у нас полностью устранено, у нас человека берут, его четвертуют, и когда ты спрашиваешь, тебе говорят – алло, а все по закону, товарищи, вы же хотели жить по законам, а не по понятиям. Вы же были против идеологического общества, о, образованный класс. Вам же надоело идеологическое общество, правда же? В партком ходить.
С. БУНТМАН: Что-то не туда.
С. ДОРЕНКО: Туда.
С. БУНТМАН: Немножко не туда.
С. ДОРЕНКО: Я туда. В конце 80-х всем надоело идеологическое общество, все сказал – ah-oh, мы устали от идеологем, правда же? Давайте уже все пропишем, будем жить по закону, как все, станем мирными, хорошими буржуа. Оказывается, что идеологемы нужны, пусть другие, но они нужны.
С. БУНТМАН: Какие идеологемы нужны для того, чтобы, например, смотри, мне больше всего нравится не просто, как кто-то над кем-то издевается, урезает демократию, например, не дают губернаторов выбирать и т.д., все это до самого низа убирается, вертикаль и вертикаль.
С. ДОРЕНКО: На самом деле…
С. БУНТМАН: Все отлично, что?
С. ДОРЕНКО: Нет вертикали в стране, в результате.
С. БУНТМАН: Есть такая вертикаль, они себе представляют ее, лифт такой. Как он работает, это другое дело. Но остального ничего нет, да? Так все в этом принимают участие, масса народа принимает участие, масса народа.
С. ДОРЕНКО: Масса народа принимает участие в неофеодализме, вертикали нет, я очень хорошо знаю случаи в Ставропольском крае, на границе с Чечней, в России, в Ставропольском крае, когда было принято решение, которое не устраивало Ставрополь, Ростов-на-Дону и Москву, в районном подразделении, понимаешь, и человек оттуда на границе с Чечней просто сказал им гордо, смело и торжественно, как сказал бы любой соверен над своими деревнями в какой-нибудь феодальной Франции при каких-нибудь Каролингах, он сказал им гордо, он сказал – я за свое место заплатил. Я здесь хозяин, я плачу, я то, что положено в год или в квартал, я отстегиваю, вы хотите на мое место, идите и работайте на моем месте. Москва визжала, Ростов, Дон визжал, это округ, Ставрополь, там люди грозили его пристрелить, он сказал – я решаю, я здесь хозяин, это моя земля. Это неофеодализм, никакая не вертикаль. Невозможно, Путин не может ему сказать, позвонить и сказать – Сан Саныч, например, и Владимир Владимирович, его зовут, хорошо, Петр Петрович, он не может сказать – Петр Петрович, сукин сын, приказываю делать наоборот, понимаешь? Петр Петрович скажет – послушай…
С. БУНТМАН: А вертикаль – это когда Владимир Владимирович может Петру Петровичу позвонить?
С. ДОРЕНКО: Вертикаль в их понимании – это когда нажимаешь кнопку, и делается, понимаешь, вертикаль вот какая, подходишь здесь в студии, свет включил, он включился. А у них этого нет. На этой студии бы в их вертикали, в путинской феодальной, сидел бы Вася, которому ты должен бабок дать, который сказал – ребята, я зашел в студию, я купил себе это место в путинской России. Я здесь свет зажигать задаром не буду, ребята, я купил эту студию, понимаете, у вас, уроды, и эта клавиша включения света моя. Сюда положите 1 000 руб., я вам включу, а гавкать на меня не надо, я купил это место. Хотите, встаньте на мое место. Так это работает.
С. БУНТМАН: Вот тебе чудесная идеологема.
С. ДОРЕНКО: Это не вертикаль.
С. БУНТМАН: Вот тебе чудесная идеология.
С. ДОРЕНКО: Если только это идеология.
С. БУНТМАН: Или это по факту просто?
С. ДОРЕНКО: Я очень хорошо помню эту идеологию, которая уже зарождалась при позднем Брежневе, когда о нем одобрительно говорили – сам берет и другим дает. Но никто не знал, до каких фантасмагорических размеров все это разрастется.
С. БУНТМАН: А что же они хотели построить, Сережа, потому что 8 лет назад, в общем, ты смотрел на это благосклонно.
С. ДОРЕНКО: 8 лет назад…
С. БУНТМАН: Ты смотрел на это благосклонно.
С. ДОРЕНКО: Ты знаешь, я могу тебе сказать со всей твердостью, я поддерживал в этой команде ровно одну позицию, Чечня и любые сепаратисты должны быть, т.е. любые сепаратистские движения должны быть сметены с лица Земли, вот вся моя благосклонность. Второе, другая команда, которая претендовала на власть в стране, лицемерила, а именно – не знала «Мобитекса», на самом деле, сотрудничала с «Мобитексом» и с Паколли. Не знала и т.д., не знала, что такое «семья», что такое клан, на самом деле, была семьей и кланом, и остается и т.д., понимаешь? Я говорил, вы лицемеры, а здесь я говорил – снести, уничтожить отрезателей голов, уничтожить наркоторговцев, уничтожить чеченских сепаратистов.
С. БУНТМАН: Ну и?
С. ДОРЕНКО: Не доделано ничего. Афганизация Чечни, которая, кажется, дает свои плоды, но, на мой взгляд, абсолютно временные. Афганизация, т.е. когда отдается одному из кланов власть, кипит Кавказ, но послушай, я как критиковал тогда, так критикую и сегодня.
С. БУНТМАН: Я сейчас, в данном случае, речь не о том, что ты тогда критиковал или не критиковал, здесь просто интересно, что они собирались построить. Они, действительно, по-твоему, собирались построить прочную власть, где нажимаешь на выключатель и включается свет?
С. ДОРЕНКО: Хотели построить, я думаю, что эта власть всегда была чуть-чуть камуфляжной, т.е. они всегда думали о том, как прочтут, как увидят, на самом деле, целью было – джентльмены решили хорошо пожить, но при этом это камуфлировалось за риторикой, вполне великодержавной, красивой риторикой, потому что если смотреть поступки и риторику, мы находим массу расхождений. Мы сразу находим, мы сразу видим закрытие базы Лурдес, Камрань, сразу первый год, второй год, под риторику о великой России. Это все время продолжается. Риторика и разворот самолетов, разворот самолетов над Атлантическим океаном, это еще, извини, это еще девяносто, когда Примаков разворачивал, это прежде Путина, но неважно. Развороты самолетов и подписания с НАТО все были одновременно тоже и до Путина. Также все и шло. Бомбежки Белграда, громкие заявления для программы «Время». Это типично для нашей политики, она были лицемерна все эти восемь лет, риторика не совпадала с делами.
С. БУНТМАН: Скажи мне, пожалуйста, тебя бы больше порадовало, если бы она, действительно, была такая мощная, великодержавная и с настоящим зажимом всего внутри?
С. ДОРЕНКО: Веришь ли, я стал бы ее тоже критиковать. Я уже иногда думаю, что дело не в следовании идеала, у меня, во всяком случае, а в критицизме сознания, мне кажется, что мое сознание настолько…
С. БУНТМАН: Кто бы тебе дал? Хоть даже вообще в таких масштабах.
С. ДОРЕНКО: Старик, удавили бы, удавили, прислали бы какой-нибудь шелковый шнурок, не знаю, изгнали бы к чертовой матери. Нет, к чести этой команды я могу сказать только одно, они, действительно, поудавили полно народу и полно народу изгнали, но они помнят с благодарностью обо мне и позволяют мне лопотать здесь, в частности, в этой студии, все, что мне впендюрится. Это мило, правда же, с их стороны?
С. БУНТМАН: Конечно, очень мило.
С. ДОРЕНКО: Какие они добрые, какие они милые.
С. БУНТМАН: Конечно, это чудесно. Скажи мне, пожалуйста, какая-то такая штука будет 2-го числа, уже все, не помню, что…
С. ДОРЕНКО: Все-все, уже 3-го числа.
С. БУНТМАН: Да, все, уже 3-е.
С. ДОРЕНКО: Мне неинтересно.
С. БУНТМАН: Да, а на календаре у Дуси Виноградовой уже давно май месяц.
С. ДОРЕНКО: Неинтересно, да.
С. БУНТМАН: Смотри, был, прошел вполне такой президентский под видом газа визит Медведева в Белград. Что ты заметил там самое любопытное? Потому что сказал он то, что можно даже просто самому написать.
С. ДОРЕНКО: Я заметил, что психологически Медведев уже очень президент, он очень поменялся уже, если взять Медведева, скажем, октябрьского даже или ноябрьского, то он уже очень поменялся, я думаю, я в этом абсолютно уверен, ты знаешь, я жду от него жестких мер, я жду, что он будет очень жестким президентом, я уверен в этом потому, что он уже сейчас, сегодня внешне и во всем, в каждом поступке, доказывает всем, что вы, сучьи дети, думали, что я нет, но я-то да. Вы, сучьи дети, думали, что я игрушечный…
С. БУНТМАН: А какого рода жесткий?
С. ДОРЕНКО: Жесткий, как бывает жестким мягкий начальник, пианист-очкарик, который заставляет всех землю жрать и строем ходить.
С. БУНТМАН: Хорошо, а во имя чего? Кого заставляет?
С. ДОРЕНКО: Во имя, всех, всех, нас тоже.
С. БУНТМАН: Просто всех, да?
С. ДОРЕНКО: Да, всех, кто попадется под руку, да.
С. БУНТМАН: Просто всех, понятно.
С. ДОРЕНКО: Ты играешь на пианино, кстати, нет?
С. БУНТМАН: Что? Нет.
С. ДОРЕНКО: На скрипке играешь, на пианино не играешь?
С. БУНТМАН: Нет, не играю.
С. ДОРЕНКО: Я тебе хотел сказать, ты был в комсомольской организации?
С. БУНТМАН: А как же.
С. ДОРЕНКО: Нет, был, значит.
С. БУНТМАН: Был, был.
С. ДОРЕНКО: Так вот, когда тебе ставят какого-нибудь забулдыгу сумасшедшего, полупьяного секретарем комсомольским, какого-нибудь ельцинообразного парня, то в результате нет ни одного собрания, потому что он говорит – вы там напишите какую-нибудь хрень, протокол напишите, понимаешь? А когда ставят пианиста-очкарика, то все строем ходят. Знаешь, почему? Потому что он себе и им, всем доказывает, вы думали – я игрушечный, будете землю жрать.
С. БУНТМАН: Хорошо, смотри, какого рода жесткий такой, я понимаю, все думают, что он такой мягенький.
С. ДОРЕНКО: Кроме меня, смотри, мы с Медведевым двое знаем, что он не мягенький.
С. БУНТМАН: Хорошо, вы знаете.
С. ДОРЕНКО: Пока, да.
С. БУНТМАН: Хорошо, вы знаете, ребята, только никому не говорите.
С. ДОРЕНКО: Мы никому не скажем.
С. БУНТМАН: Хотя бы до 7-го числа.
С. ДОРЕНКО: Но кровью похаркают все, я уверен.
С. БУНТМАН: Все, но если это будет МВД, если это будут суды? Только системно, понимаешь?
С. ДОРЕНКО: Он будет…
С. БУНТМАН: А когда все, это неинтересно, это то же самое, только бардак наоборот, понимаешь?
С. ДОРЕНКО: Поскольку он подозревает, что о нем думают, что он не самостоятельный, он будет приводить к покорности картинно, публично, очень с отрыванием голов, по-настоящему, без хи-хи, ха-ха, без разговоров в коридоре, без разговоров в тамбурочке между кабинетом, рабочим и комнатой отдыха, в президентском кабинете есть тамбурочек, где можно…
С. БУНТМАН: И что из этого получится?
С. ДОРЕНКО: …втихую поговорить.
С. БУНТМАН: Что из этого получится?
С. ДОРЕНКО: Он себя будет утверждать.
С. БУНТМАН: Это я понимаю, понимаешь, каждое действие…
С. ДОРЕНКО: Давай говорить так…
С. БУНТМАН: …я себя буду утверждать, а что вокруг будет, что из этого произойдет, я отвернул голову, там же какое-то будет, это чья-то голова, связанная с другими головами.
С. ДОРЕНКО: Да, совершенно верно. Первые пару лет возникнет некое ощущение тревоги среди чиновничества, обязательно, меня, вообще говоря, знаешь, это какой-то, может быть, материал для пьесы или какого-то рассказа такого, какой-то нарративной истории из жизни конфуцианского чиновника 21 века, какого-нибудь Акакия Акакиевича современного и т.д. Но меня больше интересует судьба моей страны, гораздо больше, потому что я-то считаю, что если он перевешивает половину чиновников, для меня главное, что это означает для нас с тобой.
С. БУНТМАН: Да, я об этом и спрашиваю.
С. ДОРЕНКО: А пока…
С. БУНТМАН: Подожди, сейчас.
С. ДОРЕНКО: Да, вернемся.
С. БУНТМАН: Что это будет означать для страны, через несколько минут.
НОВОСТИ
С. БУНТМАН: Сергей Доренко высказывает свое «Особое мнение», он обещал нам рассказать, что это…
С. ДОРЕНКО: Что это может означать для страны.
С. БУНТМАН: Жесткость такая.
С. ДОРЕНКО: Жесткость страшная, да.
С. БУНТМАН: Достаточная.
С. ДОРЕНКО: Демонстративно-публичная.
С. БУНТМАН: Демонстративно-публичная, а что это будет для страны?
С. ДОРЕНКО: Понимаешь, начиная с Косыгина, люди то и дело во власти в России говорят о том, что модернизация абсолютно необходима нашей стране, абсолютно необходима, Косыгин говорил – потом за ним говорил, Андропов по-другому все это понимал, неважно, Горбачев приходит, если ты помнишь, очень хорошо, я думаю, все помнят. Горбачев не говорит слово «гласность» в 85-м году.
С. БУНТМАН: Говорит слово «ускорение».
С. ДОРЕНКО: Ускорение и перестройка, перестройка появляется как факультативное, и он говорит – если мы не добьемся ускорения, модернизации, по-русски, правильно, переводим ускорение на русский, это модернизация, безусловно, правда же?
С. БУНТМАН: Часть модернизации, ну ладно, хорошо.
С. ДОРЕНКО: А?
С. БУНТМАН: Часть модернизации, тогда он…
С. ДОРЕНКО: Хорошо, концептуально это модернизация, и точка.
С. БУНТМАН: Хорошо, договорились.
С. ДОРЕНКО: Речь идет о модернизации. Он говорит, если мы не добьемся ускорения, т.е. модернизации, то наша страна к началу 21 века будет второразрядной державой. Второразрядной державой, говорит он провидчески абсолютно. Уже перестройка, гласность – это январский 87-го года пленум, понимаешь? До этого идет все время ускорение, ускорение, ускорение. И, конечно, никакого ускорения нет, наоборот, замедление. Потом реформы, реформы, реформы, которые не призваны модернизировать страну, а призваны переделить, разодрать и прочее. Потом возникает снова, и сейчас Путин уже и Медведев вдвоем говорят – модернизация есть не желаемое, а условие существования России, Россия не может существовать, не проведя модернизацию. Теперь, когда она, действительно, второразрядная страна, она, действительно, второразрядная страна, понимаешь? Мы БРИК, с Бразилией теперь сравниваемся.
С. БУНТМАН: Чего ж она второразрядная, как слово говорит такое мощное, с колен встала.
С. ДОРЕНКО: Какое «с колен встала»? Куда она встала с колен?
С. БУНТМАН: На ноги.
С. ДОРЕНКО: Поза какая?
С. БУНТМАН: У тебя фантазии всегда, Сережа.
С. ДОРЕНКО: Тебе что-то перверсивное подумалось, правда же?
С. БУНТМАН: Нет, мне подумалось, встала, смотри, нет, я все впрямую себе представляю.
С. ДОРЕНКО: Правда?
С. БУНТМАН: Встает с колен, конечно, отряхнул брюки и встал прямо и смотрит на всех, да? Я прямо понимаю все. А ты говоришь – второразрядная.
С. ДОРЕНКО: А все как смотрят с огромным удивлением, тоже все смотрят, понимаешь, действительно.
С. БУНТМАН: Да, и боятся.
С. ДОРЕНКО: Да, но если мы поймем на минуточку, на минуточку посмотрим на Россию сегодня и 15 лет назад, хорошо, 93-й, прекрасный шаг, 15 лет назад, 15 лет назад сюда за разрешением на все приезжали лидеры всех соседних стран, кроме Прибалтики, наверное, которые тоже все равно советовались по всему.
С. БУНТМАН: Хорошо, давай, зафиксировали это.
С. ДОРЕНКО: А сегодня они ездят в Вашингтон, мы второразрядная страна. Саакашвили ездит в Вашингтон.
С. БУНТМАН: Я понимаю, Саакашвили ездит…
С. ДОРЕНКО: Ющенко ездит в Вашингтон.
С. БУНТМАН: Все понятно.
С. ДОРЕНКО: Или его жена ездит, неважно.
С. БУНТМАН: Хорошо, жена Ющенко ездит в Вашингтон, подожди.
С. ДОРЕНКО: Неважно, важно, что к нам никто не ездит, чтобы принять решение.
С. БУНТМАН: Когда после мая, как ты говоришь, будет страшный разгул, отрывание голов.
С. ДОРЕНКО: Да.
С. БУНТМАН: Мозги везде, что это будет для страны?
С. ДОРЕНКО: Для страны, они теперь говорят оба, и бывший президент Путин, и грядущий президент Медведев, говорят о том, что, у нас теперь два президента, представляешь, какая история, у нас что, нужно провести четыре И, инвентаризацию, истерику, еще что-то, идиотизацию.
С. БУНТМАН: Извращаешь ты, на И тоже.
С. ДОРЕНКО: Что за четыре И, напомни мне, пожалуйста, ты помнишь сам?
С. БУНТМАН: Конечно, помню.
С. ДОРЕНКО: Скажи, пожалуйста.
С. БУНТМАН: Конечно, я внимательно читаю материалы.
С. ДОРЕНКО: Инфляция, идиотизация, истерика, еще какая-то.
С. БУНТМАН: Инновация, инфраструктура.
С. ДОРЕНКО: Мать честная.
С. БУНТМАН: Институты.
С. ДОРЕНКО: Институты на первом месте были.
С. БУНТМАН: Да, институты, да.
С. ДОРЕНКО: Институты, а не власть людей, видишь, Медведев прав.
С. БУНТМАН: А что такое институты, как это не власть институтов, выборы – это институт.
С. ДОРЕНКО: Власть институтов и соблюдение формы демократической.
С. БУНТМАН: Это ты интерпретируешь, на И тоже начинается.
С. ДОРЕНКО: На И, хорошо. Они сейчас будут проводить модернизацию, якобы, во всяком случае, об этом все говорят. Я говорю, не проводить уже не могут, обязаны проводить. И мы посмотрим, как это произойдет, понимаешь? Мы посмотрим. Если это отрывание голов, если это картинное самоутверждение в роли царя русского, будет просто самоцелью, то это один вариант. Если это, действительно, поведет, хотя бы даже, знаешь, что, даже если не получится, а будет интенция, по-настоящему честная интенция, это тоже на И, если будет интенция, по-настоящему честная, последовательная, то я, в общем, это прощу, даже если не получится.
С. БУНТМАН: Скажи мне, пожалуйста.
С. ДОРЕНКО: Но только я думаю, что эта команда занималась камуфляжем истинных намерений 8 лет, я хочу посмотреть, почему вдруг они поменяются в следующие 8 лет.
С. БУНТМАН: Скажи мне, пожалуйста, даже сейчас не так важно, какое там, мягкий интеллигентный сын профессора, такой плюшевый и т.д., или у нас все, тут же, спадает эта шкура, и вылезает настоящее, даже не это важно. Как ты думаешь, есть какая-то самостоятельная идея представления о России и перспективах страны, какая-нибудь, хоть имперская, великодержавная, демократическая, вся гамма, есть в этом или шаг за шагом, там разберемся?
С. ДОРЕНКО: Во-первых, шаг за шагом разберемся. Во-вторых, весь концепт правления России современной кремлевской командой заключается в управлении корпорацией, это некая корпорация, люди пришли из корпорации, все почти, или поработали в корпорации, или идеологи их сегодняшние – люди из корпораций. Роман Аркадьевич Абрамович, Слава Сурков – это люди из корпораций, Слава учился в ЮКОСе, в «Менатепе», потом с Романом Аркадьевичем работал. Люди с корпоративным мышлением, поэтому у них, в принципе, модернизация Россия выглядит как модернизация корпорации, повышение капитализации, Россия сколько стоит, например, говорит Путин, Путин же говорил много раз, помнишь, и в Польше, и всюду, а у нас на 70% выросло. Нет, он говорил не в Польше, а он говорил о Польше, у Польши на 60, а у нас на 70 капитализация выросла за год. Т.е. для них важно, они приходят в корпорацию Россия, ООО, нет, ЗАО, закрытое акционерное общество или даже общество с ограниченной ответственностью лучше всего, и они говорят, капитализация стоит, например, два триллиона, ты за четыре года сколько сделаешь, чтобы капитализация была? Дальше, дороги нужны для этой корпорации, т.е. в корпоративном мышлении может быть тоже польза для нас с тобой и для общества. Не будет идеологии, не будет служения, не будет миссии, не будет понимания, что нужно, какой нравственный поиск нужен, ничего этого не будет. Но будет ощущение, что это мультинациональная корпорация, называется «Россия», которая принадлежит, например, ста хорошим людям, которые создают все это.
С. БУНТМАН: И что?
С. ДОРЕНКО: Если они хотя бы в рамках всего этого построят дороги, если они хотя бы…
С. БУНТМАН: …до сих пор-то не построили? Они же воспринимают давно как корпорацию.
С. ДОРЕНКО: Ты помнишь, почему, да? Владимир Владимирович вышел и сказал – все равно все ж украдут. Потому что он как опытный человек из корпорации, он говорит – я-то сам не пойду строить, а если денег дать, все украдут, это его слова.
С. БУНТМАН: Между прочим, его оппонент Ходорковский, когда в городе говорили – дайте нам денег, чтобы мы провели троллейбусную линию или трамвайную, давайте мы лучше вам построим. Так чего же они сами-то не строят?
С. ДОРЕНКО: Они не строят, потому что они уверены, что украдут все, понимаешь, все, буквально сосед, который в соседнем кабинете, тоже украдет, понимаешь? Они уверены в такой природе человеческой, поэтому ничего и не строят.
С. БУНТМАН: Скажи что-нибудь жизнеутверждающее за ближайшие 30 секунд.
С. ДОРЕНКО: Да будут выборы, о чем ты говоришь, что жизнеутверждающее?
С. БУНТМАН: Что-нибудь жизнеутверждающее.
С. ДОРЕНКО: Все будут счастливы, а в конце все умрут, нет, опять не получилось.
С. БУНТМАН: Нет, что-то у тебя ничего не получается, не идет никак.
С. ДОРЕНКО: Хорошо, я скажу, как в немецких сказках, знаешь, высший смысл немецкой сказки – в конце они поженятся, будут жить долго и счастливо, а потом умрут в один день. Опять не получается.
С. БУНТМАН: Только не получается потому, что непонятно, кто эти «они».
С. ДОРЕНКО: Все они.
С. БУНТМАН: Все эти люди, о которых мы только что говорили, это как-то они не подходят…
С. ДОРЕНКО: Уже сделали шаг в сторону, на самом деле, это мы. Мы же сделали шаг в сторону, сказали, что мы обозреватели, на самом деле, это мы.
С. БУНТМАН: Ну ладно, странно, но ничего, хорошо. Сергей Доренко, размышляйте, он и утром перед вами выступает и все вам объяснит обязательно.
С. ДОРЕНКО: Счастливо.
С. БУНТМАН: Это было «Особое мнение», до свидания.