Сергей Доренко, Тина Канделаки - Особое мнение - 2006-12-04

Т. КАНДЕЛАКИ – Добрый вечер. В эфире программа «Особое мнение». И я – Тина Канделаки. Вы нас надеюсь, видите и слышите. В интересный момент вы к нам подключились, потому что Сережа меня спрашивал: а тебя спрашивать? Здравствуй, дорогой Сережа.

С. ДОРЕНКО - Здравствуй, Тина. Я говорю, потому что не настолько интересно, во всяком случае, точно неактуально мое мнение в тот момент, когда все напряженно думают, как ты чудом спаслась.

Т. КАНДЕЛАКИ – Ты вы курсе?

С. ДОРЕНКО - Я не в курсе. Я в ужасе от того, что свинка. Я надеюсь, что была не свинка, а хомячок. Что меня гораздо больше устраивает. Потому что от свинки могут быть какие-то серьезные последствия. А я ею не болел. Интернет весь переполнен.

Т. КАНДЕЛАКИ – Поэтому ты знаешь.

С. ДОРЕНКО - Я знаю по Интернету, что все что угодно. Что ты была на Луне, на Марсе, что ты была…, а также «Enzo», горела в самолете.

Т. КАНДЕЛАКИ – Ты абсолютно правильно сказал, что я правда не та самая фигура, которая заслуживает столь пристального внимания. Это первое.

С. ДОРЕНКО - Ты клеевая вообще. Я тебе сообщаю сейчас. Вообще в принципе. Однажды я должен был признаться. Ты вообще классная.

Т. КАНДЕЛАКИ – Ты рискуешь сейчас.

С. ДОРЕНКО - Поэтому не надо удивляться.

Т. КАНДЕЛАКИ – Сереж, я о себе гораздо более скромного мнения, чем как оказалось большое количество людей. Единственное, что меня удивило, и правда немножко изменило мое мнение об окружающем мире, то, что советская журналистика не умерла. Она жива и принцип, который ты наверняка не понаслышке знаешь: нас там не было, но мы осуждаем – я реально поняла, что он мне родной. В течение недели я каждый день понимала, что я сейчас живу по этому принципу. Мне кажется, единственное, что я могу сказать после этой истории. Мне реально добавить нечего, обсудить нечего, ты абсолютно прав. Но жалко, мне казалось, что за эти годы жизнь изменилась.

С. ДОРЕНКО - Мы не будем спрашивать, мы сами как-нибудь сядем в Феррари и попробуем, что это такое.

Т. КАНДЕЛАКИ – Мы не осуждаем хотя бы.

С. ДОРЕНКО - По крайней мере, мы рады, что ты с нами. Вот и все. Это уже достаточно.

Т. КАНДЕЛАКИ – Я с вами – это надолго, поверь мне.

С. ДОРЕНКО - Ура, ура.

Т. КАНДЕЛАКИ – Это хорошая новость. А есть новость не очень приятная, с которой мне придется в любом случае начать эфир. То, что произошло в Тверской области. Это ужасно. И спрашивать у тебя, какое у тебя мнение, почему это произошло о факте, который нам известен только как ужасная трагедия, очень сложно. Но, тем не менее, в Тверской области в этом контексте ужасная трагедия, что там может произойти смертоубийство, человека убили. Ты думал до этого случая в последнее время?

С. ДОРЕНКО - Я сегодня, когда прочитал эту новость, я стал искать Гоголя, который писал в середине прошлого века в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Реакционная его работа, за которую его потом страшно осуждал Белинский из Баден-Бадена, сокрушительно они спорили о России, один в Риме, а другой в Баден-Бадене и между двумя не вполне русскими до известной степени не русскими даже городами была бурная переписка. Я вспомнил, как Гоголь призывал вернуть дух православия в повседневность русского крестьянства. Он говорил, что назови же, вызови пьяниц, и ленивых работников и покажи им, что забота о труде это то же самое, что об их благе и покажи это в Священном писании. Обращайся к Священному писанию. И дай им прочитать, покажи, где написано, что это Священное писание и так далее. Дело в том, что, несмотря на то, что я конечно по всей своей идеологии ближе к Белинскому, чем к позднему Гоголю, я, тем не менее, согласен с Гоголем в том, что вся мораль и нравственность русская кодифицирована в православии. Я человек не религиозный. Меня раздражают всякие попытки наше светское государство превратить в религиозное. Но это так, потому что это так. С этим невозможно спорить. Это вся русская мораль и нравственность кодифицирована в православии. С этим надо согласиться. Нет другого. А в чем интересно?

Т. КАНДЕЛАКИ – Если говоришь, что человеку нужно на что-либо опираться, и если нет какой-то другой идеологии, единственное, что его может спасти от того, чтобы не стать животным - это религия.

С. ДОРЕНКО - Конечно. Но не только религия, но национальная культура, культура отношений, культура ценностная. Например, мы знаем, что человеческая жизнь у русских рассматривается в неком одном контексте, а, например, у некоторых горных народов Северного Кавказа в ином. Как мы это наблюдаем в Чечне. И именно отношения человека к человеку там одни, здесь другие. Я не говорю хорошие, плохие. Но, тем не менее, вот эти отношения они тоже кодифицированы в культуре. И культура выражена через религию. Вы не можете не ходить ни в церковь, ни к причастию. Ни черт его знает. Но не знать этой культуры и не ценить ее и сжечь человека, который упрекал вас в том, что вы пьете и в том, что вы не хотите, люди пьют, крадут, ведут жизнь разрушительную, как бы следуя культуре смерти, не хотят работать. И если он учит добру, они его берут и убивают, и сжигают с детьми. Я никакой не церковный человек и не воцерковленный. Но это абсолютно сатанинский ответ. Потому что худший сатанинский ответ, который мог быть дан.

Т. КАНДЕЛАКИ – Но Сереж, давай так. То, что ты сказал, ты сравнил менталитеты разных народов. Например, те же горные народы у них традиции очень сильны. И в принципе за многие годы нам кажется, что что-то меняется. Да ничего не меняется. Те законы тейповые, которые работали сто лет назад, они работают и сейчас. Ты удивляешься? Если старший сказал - так тому и быть. В любом случае я не могу сказать, что повсеместно в русских деревнях жгли священников. А уж тем более поднять руку на детей. То есть что происходит? Это на самом деле вся деревня сошла с ума или группа людей перепила так, что она дошла до этого.

С. ДОРЕНКО - У русских с русским священничеством отношения были непростые. И это тоже надо признать. Потому что в 20-е годы сбрасывали колокола с церквей, безусловно, русские. Никакие не марсиане, не нашествие было иноплеменное. Никакие не монголы. А сами русские сбрасывали колокола со своих церквей.

Т. КАНДЕЛАКИ – Сами русские служили в великом приказе. Не забывай.

С. ДОРЕНКО - Именно русские в 1915 году, после того как было обязательное причастие отменено, не пошли к причастию. Это очень хорошо известный исторический факт, что после того как в армии обязательное причастие отменили, русские никто и не пошел. Эти отношения всегда были непростыми. Надо сказать, что в начале 20 века и конце 19-го русская интеллигенция…, мы должны вернуться через минуту, и я готов выступить с хорошей лекцией.

Т. КАНДЕЛАКИ – Это очень интересный разговор. Извините, правда, заговорились. Через несколько минут вы сможете задать любой вопрос. Мы вернемся к вам буквально через несколько минут.

РЕКЛАМА

Т. КАНДЕЛАКИ – Мы продолжаем.

С. ДОРЕНКО - Я остановился на том, что отношение русского народа и русского духовенства не всегда были простыми. В начале 20 века весь образованный класс осуждал поповщину, вот этот Закон Божий. Но давайте вернемся в 21 век и скажем следующую вещь. На фоне страшной деградации, отсутствия даже морального кодекса строителя коммунизма, который тоже был основан на христианском гуманизме, ни на каком ином, потому что никакого другого не было здесь. И в отсутствие всего в обществе, чемпионов, где ходить по головам у других людей похвально, выгодно и полезно и очень предусмотрительно, люди обескуражены своим одиночеством моральным, о чем я уже говорил. Люди не понимают, что закон сильного, либо ты крадешь, либо ты несчастный. У них нет работы, нет ничего. Они бедные. Они не видят просвета, что самое важное. Они не видят миссии. Он живет на свете для чего. И приходит человек к ним священник, батюшка, который говорит: друзья, братья или как он обращается к ним, миссия ваша в этом, этом и этом. И он несет миссию. Вот сегодня надо сказать прямо, назвать вещи своими именами. Человек, батюшка совершил подвиг, я считаю. Я очень люблю точные дефиниции. Он совершил подвиг и заплатил жизнью за служение. Служение для меня не Богу и не церкви. Для меня служение России. Вот батюшка служил России и мог уехать, когда его жгли в первый раз в октябре. Его жгли уже.

Т. КАНДЕЛАКИ – Он пострадал за веру.

С. ДОРЕНКО - Для меня – за Россию. Потому что этот человек служил, он служением занимался.

Т. КАНДЕЛАКИ – Он свой путь решил пройти до конца, он его прошел.

С. ДОРЕНКО - И он совершил подвиг не меньше и не больше.

Т. КАНДЕЛАКИ – Сереж, но я не понимаю другое. Я такие подобного рода истории, сейчас не хочу утрировать, я слышала о том, как миссионеры приезжали в какие-то племена, то есть абсолютно дикие, и там их кто-то слушал, а кто извини меня, съедал. Но чтобы в русской деревне, такого уже давно не было прецедента. Вот что меня испугало. Любой последний заблудший пьяница все равно воспитывался когда-то в семье. Был ребенком, его когда-то крестили, водили на церковные праздники. Я сейчас не говорю, как человек, который глубоко религиозный. Просто есть какие-то вещи, которые с молоком матери.

С. ДОРЕНКО - Понимаешь, даже абсолютно неверующий атеист, которому говорили, что надо спасти Луиса Корвалана и свободу Анджеле Дэвис, все равно воспитывался на принципах гуманизма. Это абсолютно важно. Не надо вообще противопоставлять советский гуманизм и церковный. Я не вижу разницы, например, огромной. Я вижу, что и та и та идеология, по крайней мере, вербально, по крайней мере, потому что и тех и тех можно упрекать в применении. Но, тем не менее, в постулатах, постулировали всегда абсолютный гуманизм и ценности человеческой жизни. Хорошо. Проехали. Дальше. Он к ним приходит, у них нет ни советского гуманизма, ни какого-то ужаса перед убийством, ничего нет. Вообще ничего человеческого нет.

Т. КАНДЕЛАКИ – Но Сереж, они собрались, это же не один человек пришел и сделал. Это же не противостояние батюшке.

С. ДОРЕНКО - Не все жгли. Но те, кто не жег, стояли и смотрели.

Т. КАНДЕЛАКИ – Вот. Ты прочитал мою мысль. Что мне интересно, в такой деревне по логике должен произойти самосуд.

С. ДОРЕНКО - Ну да, их же не линчевали, наверное.

Т. КАНДЕЛАКИ – Ну не могут же быть все люди, живущие в одной взятой деревне - негодяи. Как ты прогнозируешь, правильно же я тебя понимаю. Вот есть группа людей…

С. ДОРЕНКО - Тут мы удаляемся от церковной морали, потому что…

Т. КАНДЕЛАКИ – Но это отдельно конкретно взятый случай. Он вопиющий, согласись, Сережа.

С. ДОРЕНКО - Я имею в виду, что люди церкви не должны бы называть даже заблудших овец негодяями. Я как не человек церкви могу себе это позволить.

Т. КАНДЕЛАКИ – Хорошо.

С. ДОРЕНКО – Это, безусловно, деграданты. Люди, деградировавшие до бесчеловечности, до отсутствия всякой человечности. Нельзя и неправильно сравнивать их с животными, потому что в животных мы видим и самоотвержение…

Т. КАНДЕЛАКИ – И преданность.

С. ДОРЕНКО - И другие иные качества, которых нет в этих чудовищах. Но я все-таки вижу здесь несколько аспектов. Первый: можно ли вообще с этими людьми и о чем с ними можно говорить. С убийцами и с теми, кто молчал, когда убивали священника. Можно ли вообще с ними о чем бы то ни было разговаривать. Или надо их просто с автоматами взвод поставить и перестрелять их к чертовой матери всех. Это первый вопрос для меня очень важный.

Т. КАНДЕЛАКИ – Вот ты как считаешь.

С. ДОРЕНКО - Вопрос, вопрос. Второй вопрос для меня важный и существенный. Я хочу думать об этом человеке потрясающем, который знал об этом, он-то их знал. Мы сейчас их узнали, а он их знал, они его жгли и в первый раз. Я хочу подумать о том, как он восходил на эту Голгофу, потому что это было восхождение на Голгофу. Это был некий осмысленный абсолютно точно выверенный подвиг. Конечно, он знал все. Он все знал. Он все точно понимал. И он не уезжал оттуда.

Т. КАНДЕЛАКИ – Я думаю, что на этом невозможно ставить точку в этом разговоре и глупо сейчас тебя спрашивать о многих вещах, вопросах, которые возникают. Ни ты, ни я ответов на них не знаем. Очень много вопросов. Почему он остался со всей семьей, почему понимая, не увез семью и не остался один там. Почему прошел этот тяжкий путь, более тяжелого пути представить невозможно…

С. ДОРЕНКО - Тут церковное сознание. Я бы, например, вывез всех, сам остался. Если бы не удрал. Может быть, я один остался. Это церковное сознание, иное сознание. Все в руках Господа. Поэтому – на Господа уповаю. И так далее. То есть он видимо исходил из этой предпосылки. Что все в руках Божьих. Но то, что он совершил, - подвиг, это у меня никакого сомнения не вызывает. И я точен в определении, я никогда не отступлю от этого слова. Это слово точно отражает действия этого священника. Он заплатил жизнью за служение России.

Т. КАНДЕЛАКИ – Удивительно, на самом деле, жалко, что не среди нас, живущих, но среди тех, кто ушел в мир иной, есть люди в нашей стране, наши с тобой современники, которые свято верят. Говорят, что это форма отношений к жизни, она становится мимикрирующей, то есть все меньше и меньше, никто уже ни во что свято не верит. Не верит безоговорочно, не верит вот так открыто и до конца. Потому что у всех возникают вопросы и все хотят найти какие-то… И вот был человек, вот верил, вот пострадал за веру. Для меня он пострадал за веру. У нас есть буквально две минуты. Скажи, пожалуйста, что тебя еще взволновало? Полоний тебя не мог не взволновать. Выскажись.

С. ДОРЕНКО - Я читаю все и в этом ужас. Потому что если бы читал хоть часть или например, я смотрел один только Первый канал, но я вообще не смотрю Первый канал, я вообще не смотрю телевизор. Но я читаю все. И поскольку читаю все, все больше у меня возникает ощущение, что плохо, когда информации мало, трудно сделать вывод…

Т. КАНДЕЛАКИ – Но чересчур плохо, когда ее очень много.

С. ДОРЕНКО - Ее чертовски много и я думаю, информация превратилась в дымовую завесу. Потому что мы теперь знаем все. Мы знаем, что его убило или ФСБ или Березовский или странное братство смерти отставных офицеров. Или еще и еще 25 человек. Или говорим мы, он убил себя сам или чечены. И вот когда вариантов 50, начинаешь потихоньку понимать, что ничего не ясно.

Т. КАНДЕЛАКИ – А это версии из Интернета?

С. ДОРЕНКО - Да, Интернет. СМИ, в том числе есть и бумажные, и Интернет. Версии разные и зарубежные газеты и журналы. Я понимаю, что информация в силу своего обилия превратилась в некую дымовую завесу. И больше решительно ничего непонятно, кроме того, что де-факто существует некая страна Великобритания, где граждане платят налоги, 60 млн., человек, там все время платят налоги, фьють-фьють, и которые думают…

Т. КАНДЕЛАКИ – Что они защищены.

С. ДОРЕНКО - И которые не защищены. Вот здесь я представляю их шок.

Т. КАНДЕЛАКИ – Причем после того, что у них предотвратили, я думаю, это колоссальный шок, потому что интервал слишком маленький.

С. ДОРЕНКО - Да, потому что, пожалуйста, они думают, им кажется, что они защищены, но это вовсе не так. И этот ужас, когда в 2001 году я говорил, что не позднее 2008 года в репортаже… (странно, что я себя цитирую). Хорошо я буду казаться умным, по крайней мере, как будто про эту передачу. Так вот я в 2001 году сразу после 11 сентября написал в репортаже, что не позднее 2008 года мы увидим применение биологического и химического или атомного оружия в частном терроризме. Частном. То есть не государственном. То есть частные люди применят ядерное оружие. Не на войне. Против личности.

Т. КАНДЕЛАКИ – То есть уже не глобальное противостояние будет опасным, а мелкое противостояние станет гораздо более опасным.

С. ДОРЕНКО - Не позднее 2008 года – биологическое, химическое, ядерное нападение на частное лицо частными лицами, которые могут быть объединены в организацию, пожалуйста, дело не в этом. Я в ужасе, что это не проклятие. Это было некое видение.

Т. КАНДЕЛАКИ – Это была неизбежность, Сереж.

С. ДОРЕНКО - Просто мы уже встали на эту дорожку, я сказал: вы видите, куда она ведет. Она ведет ровно туда. Она ведет по-прежнему туда. Мы все еще идем по этой дорожке. Ждите остальных компонентов.

Т. КАНДЕЛАКИ – Главное, чтобы не могло одно частное взятое лицо купить себе еще ядерную бомбу. Ты же понимаешь.

С. ДОРЕНКО - Это не к 2008 году произойдет. Это произойдет к 2017 уже.

Т. КАНДЕЛАКИ – К сожалению. Мы сейчас с тобой не шутим.

С. ДОРЕНКО - Я не шучу.

Т. КАНДЕЛАКИ – Чтобы ни у кого не было иллюзий, что мы иронизируем. Огромное количество оружия было сосредоточено в руках двух огромных держав. И оно не исчезло. Оно стало рассеиваться.

С. ДОРЕНКО - Для того чтобы привезти маленький такой… бомбочку, нужна Газель, Газель найдется.

Т. КАНДЕЛАКИ – Гайдар – одной фразой – что с ним?

С. ДОРЕНКО - Да я не знаю. Но мне кажется, как честный человек он был обязан просто умереть.

Т. КАНДЕЛАКИ – Прекрати.

С. ДОРЕНКО - Он сказал, что его отравили.

Т. КАНДЕЛАКИ – Прекрати. Вернись в хорошее настроение. Потому что в третьей части тебе будут задавать вопросы. Это программа «Особое мнение». Буквально через несколько минут мы к вам вернемся.

НОВОСТИ

Т. КАНДЕЛАКИ – Программа «Особое мнение». Сергей Леонидович в вашем распоряжении. Третья часть. Зритель ждет. Поэтому здравствуй, первый звонок.

С. ДОРЕНКО - Слушатель.

Т. КАНДЕЛАКИ – Слушатель, естественно, но я думаю, что зритель не менее. Начинаем. Первый звонок сбрасываем. Константин из Щелково все равно к нам дозвонится. Добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ – Добрый вечер. Меня зовут Вячеслав. Вы знаете, это дикое одичание оно коснулось не только низов, но и верхов. Я помню, когда Гайдар говорил вместе с Чубайсом, что 30 млн. жизней не слишком большая плата за демократию. Так что же мы хотим от несчастных людей, когда наша элита обладает такими представлениями и гуманности и справедливости. Спасибо.

С. ДОРЕНКО - Я думаю, что вообще в какой-то момент мы стали техническим обществом, мы стали декларировать некие технические ценности, что побеждает сильнейший, не всем удастся… В 1992 году было сказано, кстати, реформаторским правительством, сейчас не помню кто, но звучала фраза абсолютно сокрушительная: не всем удастся приспособиться. Я тогда еще спрашивал: а тем, кто не приспособится, что с ними делать?

Т. КАНДЕЛАКИ – Это было типа вступление, извини меня за слово типа - в капитализм.

С. ДОРЕНКО – Нет, подожди. Мы говорим, что есть старики, отцы, матери, которым, наверное не удастся. Ну и что их тогда в газовые камеры отправить что ли. Давайте исходить, давайте математически подходить к рынку. Я призываю.

Т. КАНДЕЛАКИ – Пенсия знаешь сколько?

С. ДОРЕНКО - Говорим: ты чемпионка? Молодец. Она не чемпионка – убей ее. Это математический подход. Тина, это математический подход.

Т. КАНДЕЛАКИ – Математически получается следующим образом. Пенсия знаешь сколько?

С. ДОРЕНКО - Сколько?

Т. КАНДЕЛАКИ – Я тебе объясню. У меня мама оформила пенсию. 7 тысяч рублей. На 7 тысяч рублей можно жить?

С. ДОРЕНКО - Не знаю. Не пробовал.

Т. КАНДЕЛАКИ – Если ты болен.

С. ДОРЕНКО - Не пробовал. Сегодня покупал таблетки отцу одни из тех, которые он пьет – 732 рубля.

Т. КАНДЕЛАКИ – Интервал, с которым нужно эти таблетки покупать?

С. ДОРЕНКО - Сейчас о том говорю, что это пачка таблеток. Одна. У него не одна, у него 7 пачек разных.

Т. КАНДЕЛАКИ – Я поэтому тебя и спрашиваю.

С. ДОРЕНКО - Но математически рынок, соревновательность в рынке, потому что есть гуманистические некие превхождения левой мысли, заботы нации и семьи, патерналистской нации, уже правая мысль в этом направлении работает. Но математический рынок это означает, что я сильнее, значит, я тебя бью по лицу, отбираю часы. И все и точка. Потому что я сильнее, ребята. Вот это конкуренция, Тина. Заберут твои серьги, потому что там чего-то блестит. Ну, я сильнее тебя.

Т. КАНДЕЛАКИ – У меня их забрали. Извини меня. Я тебе отвечу. Я была маленькой девочкой, когда была последняя конфискация у меня в семье.

С. ДОРЕНКО - Математический рынок.

Т. КАНДЕЛАКИ – Но это было и в Советском Союзе. Очнись.

С. ДОРЕНКО - Теперь я говорю о ситуации, когда мы должны говорить: да, у нас есть сильные, мы одна команда. Мы нация, семья. Давайте подумаем, что этот может сделать.

Т. КАНДЕЛАКИ – Сереж, ответь, мне важно.

С. ДОРЕНКО - Конфискация?

Т. КАНДЕЛАКИ – Конечно. Мне нравится это, у меня этого нет.

С. ДОРЕНКО - Конфискация при Советском Союзе? Когда? Во времена войны?

Т. КАНДЕЛАКИ – Да ты что? Конфискации были до конца, в 1978-79 году была последняя конфискация.

С. ДОРЕНКО - В 1978 году и в 1979 мне было…

Т. КАНДЕЛАКИ – Это то, что было со мной. Я не знаю, что было с другими. Конфискации шли до конца.

С. ДОРЕНКО - Мне было в 1979 – 19, потом 20 лет осенью.

Т. КАНДЕЛАКИ – И что ты не слышал о том, что происходили конфискации?

С. ДОРЕНКО - Я слышал, что было дело люстр, «Океан», кого-то сажали.

Т. КАНДЕЛАКИ – Ты согласен, что отнимали у людей. То, что нравилось, могли придти и отнять.

С. ДОРЕНКО - Конфискации были по какому-то суду, и как нам представлялось, никогда не было декларировано, что это отнимают, потому что мы сильные, а они слабые.

Т. КАНДЕЛАКИ – Можно было придти и написать, прекрати, Сереж.

С. ДОРЕНКО - Тина. Никогда не было декларировано, что убей слабого.

Т. КАНДЕЛАКИ – То есть ты имеешь в виду, что сейчас гораздо хуже.

С. ДОРЕНКО - Нам, мне в 1979 году говорили: вот дело «Океана», я не помню точно в каком году и дело люстр знаменитое, это люди проворовались. И соответственно вот они получают. Нам никто не говорил: слабейшие да погибнут. Не всем удастся приспособиться.

Т. КАНДЕЛАКИ – И сейчас так не говорят.

С. ДОРЕНКО - Не было декларативных таких вещей. Да было это в 1992 году.

Т. КАНДЕЛАКИ – Просто тогда мы все были равны по логике. Если у кого-то оказывалось люстр, хлопка или еще чего-то больше, то этого человека можно было наказать. Сейчас мы не равны. И мы тогда не были равны. Просто тогда нам не говорили, что есть кто-то, у кого есть все, а есть кто-то, у которого нет ничего.

С. ДОРЕНКО - Что было все?

Т. КАНДЕЛАКИ – У нас не было видеомагнитофона. Я сейчас не хочу прибедняться.

С. ДОРЕНКО - Что было в 1979 году все?

Т. КАНДЕЛАКИ – Были люди, которые имели чеки, которые ездили за границу. Были люди, которые ели одну еду и были ровным счетом другие люди, которые…

С. ДОРЕНКО - Проигрыватель «Вега» и приставка «Нота». Вот это было все. Больше ничего не было.

Т. КАНДЕЛАКИ – У тебя или вообще?

С. ДОРЕНКО - В 1979 году просто вообще ничего не было. Потом появились эти двухкассетники. Но в 1979 году мы были еще чисты и наивны.

Т. КАНДЕЛАКИ – То есть ты хочешь сказать, что социалки сейчас нет категорически. А тогда была хотя бы уравниловка.

С. ДОРЕНКО - Я хочу не сравнивать со временами Ивана Грозного или Сталина или может быть даже со временами, я тебе могу сказать, что сто лет назад на этом месте, где мы сейчас находимся, дети умирали от дизентерии. А 10 тысяч лет назад, вернее 30 тысяч лет назад здесь бродили мамонты. И из этого не следует вывод, что это было ужасное время. Тогда бродили мамонты, а 65 млн. лет назад здесь ходили динозавры. Из этого не следует, что это было плохо. Это просто была такая эпоха, когда бродят динозавры. Что теперь делать с этим. Я говорю о 21 веке. Когда мы оказались не солидарной нацией…

Т. КАНДЕЛАКИ – Не консолидированная.

С. ДОРЕНКО - Не солидарная. Нет горизонтальной солидарности между людьми.

Т. КАНДЕЛАКИ – Хорошо. Не буду с тобой спорить.

С. ДОРЕНКО - Мы безжалостные.

Т. КАНДЕЛАКИ – Можно подумать, мы когда-то были добрыми.

С. ДОРЕНКО - А следовало бы ими стать.

Т. КАНДЕЛАКИ – Мы продолжаем. Добрый вечер. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте. Григ меня зовут. У меня вопрос такой. Откуда вы взяли 7 тысяч пенсию, это только лауреаты Государственной премии такую пенсию получают.

Т. КАНДЕЛАКИ – Я забыла вам сказать, что у моего папы очень серьезная инвалидность. У мамы тоже. По инвалидности пенсия гораздо выше.

С. ДОРЕНКО - Я не думаю, что и с семью сильно разжиреешь. Не думаю.

Т. КАНДЕЛАКИ – У моего папы эмфизема легких. Если вас это интересует. Теперь прочитайте, что это за болезнь, посчитайте, сколько стоит, простите меня содержание, и вы поймете, что инвалиды такой группы они получают повышенную пенсию.

С. ДОРЕНКО - Вопрос-то в чем?

Т. КАНДЕЛАКИ – Ну удивила. Понимаешь. Не поверил. Может, нет такой пенсии у моего папы. Последний звонок.

СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте. Владимир Сергеевич, господин Доренко, через 8 часов начали наступление под Москвой. 5 декабря. Вы знаете это, наверное?

С. ДОРЕНКО - Конечно.

СЛУШАТЕЛЬ – А почему залили Красную площадь льдом? И приглашают за 500 рублей…

С. ДОРЕНКО - Мне так же обидно, как и вам. Мне также горестно и непонятно, почему 7 ноября это было устроено втихаря вот тот парад. Втихаря, как бы тайно и стыдно. Представляете это подвиг этих очкариков 65 лет назад, которых не брали в армию, москвичи знают, очень многие пошли просто очкарики с ходу с Красной площади в бой. Сибирские полки, и московские очкарики с одной винтовкой на троих пошли. Пошли в надежде, что или трофейное захватят или кого-то убьют рядом, возьмет винтовку. И мы их стыдимся. Как нация. И главное некому возвысить голос и сказать: позор.

Т. КАНДЕЛАКИ – Ну что, Доренко вам сегодня вечером сказал: позор. Правильно я понимаю?

С. ДОРЕНКО - Мы с Владимиром Сергеевичем, по крайней мере, придерживаемся этой позиции.

Т. КАНДЕЛАКИ – Настоящие мужчины не боятся осуждать в лицо. Это была программа «Особое мнение». Ровно через одну неделю встретимся.