Максим Шевченко - Особое мнение - 2021-09-02
О.Журавлева
―
Добрый вечер! Меня зовут Ольга Журавлева. И особое мнение сегодня, как полагается, высказывает Максим Шевченко, лидер «Российской партии свободы и справедливости». Здравствуйте, Максим Леонардович!М.Шевченко
―
Здравствуйте!
О.Журавлева
―
И можно сразу начать с вопроса. Почему вам, если можно так выразиться, позволяют рубить правду-матку в эфире федерального ТВ и еще требовать свободы Навальному? Ставят ли вам какие-то условия?
М.Шевченко
―
А другим кто запрещает? А другим кто не разрешает, кто ставит условия? Я прихожу на телевидение. Это мое время. Я свободный человек. Я говорю то, что хочу. У меня есть политические взгляды, политическая позиция. Я считаю сегодня, что Алексей Навальный при условии, что я не согласен с какими-то политическими моментами его платформы, даже серьезно не согласен, — допустим, мы это обсуждали, что его заявление, что Россия должна стать частью Запада, я с этим принципиально не согласен, — но он стал символом политических репрессий сегодня в России. Не только Алексей Навальный — Айрат Дильмухаметов, Расул Кудаев, Абдулмумин Гаджиев — масса людей, арестованных, подвергнутых репрессиям по уголовным делам административным всяким делам в связи с протестами. Абдулмумин Гаджиев.Ну, хорошо, на «Эхе» я это говорю, в Дагестане все знают, на Кавказе, а так нет. А Навальный стал символической фигурой, поэтому я, естественно, вы это знаете, выступал против политических репрессий, за освобождение политических заключенных. И сегодня призыв к немедленному освобождению Алексея Навального — это призыв к прекращению политических репрессий, давлению на независимые СМИ, к свободе и демократии. Я считаю, что сегодня в России бороться за права, свободы — это быть по-настоящему патриотом. И это моя принципиальная позиция, она всегда была такой. Всякий, кто меня знает последние 30 лет, знает, что она всегда была такой. И, поэтому этот вопрос просто мне кажется дурацким.
М.Шевченко: У меня цензуры нету. А у каждого человека своя внутренняя цензура.
О.Журавлева
―
У нас тогда, получается, нет цензуры. Отлично! Вы приходите на телевидение и говорите что хотите.
М.Шевченко
―
У меня цензуры нету. А у каждого человека своя внутренняя цензура. Ведь полно людей, которые могли бы придти и сказать это. Почему они не говорят? Значит, они боятся.
О.Журавлева
―
Их не приглашают. Вы в качестве участника предвыборной кампании попадаете. Вас же не приглашают…
М.Шевченко
―
Конечно. У меня черный список, естественно, абсолютно черный список. Нет, если вы начнете на каком-нибудь «Время покажет» говорить, на вас сразу набросятся, заткнут и из студии будут выгонять. А тут они не имеют права. Вот Анатолий Кузичев на «Первом канале» пытался сорвать мое выступление, но я ему объяснил, что, «Толя — у нас с ним дружеские отношения, я знаю его много лет, это очень порядочный, добрый, интеллигентный, умный человек. — ты совершаешь ошибку, это не ток-шоу». Но их мотивировали. Им же не сказали, этим ведущим — ни Соловьеву, который тоже нас стал комментировать на канале «Россия»…Почему это другие не делают, а я делаю? Ну, потому что у меня, во-первых, опыта больше в телевизионном формате. Я там чувствую себя как рыба в воде. Я не цепенею под цветом софитов и при черном зрачке камеры. Тут я человек тренированный, поэтому я сохраняю способность видеть, что вокруг происходит. Вот, допустим, телеканал «Россия» показывает дебаты. Я высказываюсь про депутата Андрея Исаева, и они камеру — я потом посмотрел — переводят на Исаева, как в ток-шоу. Они не имеют права это делать, поскольку пока я говорю три минуты, камера должна быть на говорящем политике. Они показывают дебаты как будто это ток-шоу. Это тоже попытка сорвать наш политический процесс. Я это говорю и я не боюсь. Другие — это их проблемы. Может быть, это политические взгляды. Вот у Зюганова же есть политические взгляды, что протесты — это «оранжевая плесень» или «оранжевая проказа». Поэтому, возможно, они не заступаются за политзаключенных. Они считают, что это пятая колонна, которая должна сидеть в тюрьме.
О.Журавлева
―
Мне кажется, что разница между вами и Зюгановым только в том, что Зюганов встроен в систему, а вы пока нет.
М.Шевченко
―
Оля, ну, это странно. Тогда разница между вами и Соловьевым только то, что он на «Первом канале», а вы на «Эхо».
О.Журавлева
―
Да, это принципиальная разница.
М.Шевченко
―
Но это не так. Это мировоззренческая разница. Я не хочу встраиваться в систему. Я был в этой системе, у меня была масса возможностей не просто встроиться, а остаться очень так хорошо консервативно.
О.Журавлева
―
А вы, кстати, помните этот момент, когда вы сделали этот выбор, что вы не хотите там оставаться?
М.Шевченко
―
Конечно, прекрасно помню.
О.Журавлева
―
С чем это было связано?
М.Шевченко
―
Это было связано с тем, как человек в погонах большой сказал мне на вопрос: «Почему вы дали пожизненное Расулу Кудаеву?» — «Мы знаем, Максим Леонардович, что он невиновен, но не отпускать же его?» Как я могу рядом с этим оставаться.
О.Журавлева
―
Да, это хорошая информация к размышлению.
М.Шевченко
―
Я не буду называть этого человека, потому что это в целом достойный человек. И то, что он это сказал, говорит о том, что он порядочный человек.
О.Журавлева
―
Но уже встроившийся.
М.Шевченко
―
Но это позиция системы. Мне казалось, что что-то можно изменить. Но когда я понял, что ничего нельзя изменить, что это железные колеса, как у Акутагавы в его знаменитой повести колеса вертятся, или как эта машина наказаний у Кафки, которая на спине заключенного вырезает… Это машина просто. И в ней нельзя находиться, если ты хочешь оставаться живым человеком.
О.Журавлева
―
Вы говорите о многих людях, что они порядные, добрые, хорошие, но вот они сделали такую…
М.Шевченко
―
Так и есть. Я как Иешуа Га-Ноцри говорю: «Марк Крысобой — это добрый человек. Я же знаю изнутри». Это моя философия по жизни.М.Шевченко: Суть России — свобода и справедливость
О.Журавлева
―
Все люди добрые, я согласна. Это хорошо.
М.Шевченко
―
«И Марк Крысобой добрый, и ты — прокуратор, — говорю я прокуратору, — тоже добрый. Просто ты об этом не знаешь. У тебя голова болит, поэтому ты хочешь нас убить». В этом проблема с ними со всеми всегда. Потому что они принимают свою головную боль за ход истории.
О.Журавлева
―
Но вы при этом понимаете, что эти добрые люди находятся очень сейчас в тяжелых обстоятельствах.
М.Шевченко
―
Конечно, понимаю. Да мне плевать на их обстоятельства. Сама система, она абсолютно русофобская. Вот сама система, которая изображает из себя патриотическую, она уничтожает саму суть нашего народа и нашей культуры. Суть России — свобода и справедливость. Этим пронизана вся русская культура.Вот сейчас 200-летие Достоевского. В 1821 году родился величайший русский писатель, которому Альбер Камю посвятил…, знает весь мир. В 19-м году Путин сказал, что 21-й год будет годом Достоевского. Оля, ничего не напоминает у нас о Достоевском, правда? Вот в октябре уже 200-летие праздновать надо. Ни кино не снято… Наснимали какой-то хрени про каких-то военных, которые якобы в 45-м году из Берлина поехали в Париж в публичный дом во Францию со шлюхами там повеселиться немножко. Вот это можно снять, на это деньги есть у них в патриотической культурной пропаганде, а на Достоевского у них денег нету. Почему? Потому что русская культура для них опасна. Само упоминание Достоевского, про проблематику Достоевского, про бунтующего человека, оно опасно для этого режима.
М.Шевченко: Трусость — личный выбор человека всегда: говорить или не говорить?
Опасно 100-летие со дня смерти Гумилева, величайшего русского поэта. Ну, казалось бы, тут можно рассказать… Но это же тоже был носитель свободы и справедливости — Гумилев. «Сердце будет пламенем палимо вплоть до дня, пока взойдут ясны стены новые Иерусалима на полях моей родной страны». Им страшно говорить о русской культуре, она вся пронизана этим пафосом справедливости, солидарности. И то, что Марк Крысобой хороший человек, вера в «эру милосердия», как в прекрасной повести братьев Вайнеров. Но они этого не хотят, они хотят, чтобы мы стали другими, чтобы мы их боялись, чтобы мы боялись выйти и сказать: «Освободите Алексея Навального, освободите политзаключенных!» Поэтому это гештальт, который находится внутри тех людей, которые боятся это сказать. Это их проблемы. Это не храбрость Максима Шевченко. Я говорю только то, что я думаю и знаю. Как мне бояться? Чего мне бояться? Мои друзья убитые перед глазами стоят, Орхан мой стоит перед глазами. Какое я имею право бояться их, вот эту чугунную, бетонную стену с человеческими лицами, на ней нарисованными? Понимаете, я предам тем самым — это память моих друзей убитых — всех, кого я знал в своей жизни.
О.Журавлева
―
Согласитесь, что часть этих добрых людей — это причина смерти ваших друзей.
М.Шевченко
―
Поэтому это гештальт. Вообще, трусость — личный выбор человека всегда: говорить или не говорить?
О.Журавлева
―
А какой личный выбор тех добрых людей, которые эту стену строят и поддерживают работу этих колес?
М.Шевченко
―
Это их проблема. Как говорил Орхан, «твои грехи — твои молитвы. Я не поп и не чтец в их душах. Пусть сами за себя отвечают. Я за себя буду отвечать.
О.Журавлева
―
От них зависит жизнь и страны в целом и наша с вами.
М.Шевченко
―
Поэтому мы должны сегодня по-умному идти в эту систему, в систему политической борьбы, я имею в виду, а не в эту систему власти. Поэтому мы должны сегодня не бояться. Уже внутреннее отсутствие страха — это уже вызов системе, это уже такого уровня этическая революция сопротивле4ния, с которой они никак ничего не могут сделать. Они транслируют две вещи людям. Первое: «От вас ничего не зависит. Вы маленькие Акакии Акакиевичи, максимум можете шинель просить у какого-нибудь начальника департамента». И второе: «Вы должны бояться. Вы будете арестованы, выкинуты из страны, запуганы. Вас убьют, вас будут пытать».И то и то, возможно, правда, если подходить к этому чисто формально, но если освободиться от этого, от ощущения, что ты маленький человек, от которого ничего не зависит и понять, что твоя коротенькая маленькая жизнь, сколько бы ты ни прожил, это твой единственный шанс стать человеком. И второе: сказать им: «Да отойди! Не боюсь я тебя, сатана!», — как сказал это Христос, которого у нас тут часто принято поминать.
О.Журавлева
―
Но, тем не менее, Геннадий Андреевич немножко…
М.Шевченко
―
Ну, он все правильно сказал, Геннадий Андреевич, а что над ним так хихикать? Он, конечно, переборщил с моральным кодексом строителя коммунизма. Там написано: солидарность трудящихся стран социализма. Вряд ли Христос к этому призывал. Но формально, да «не работает — не есть» — это у апостола Павла есть. «Кто не работает, тот да не будет есть». «Пусть не работающий, да не ест», — так у апостола сказано. Но какое к этому имеет Иосифо-Волоцкий монастырь, который Геннадий Андреевич восстановил, как я понял по его словам? «Мы восстановили», — сказал он. То есть, очевидно, руководство КПРФ восстановило, что ли, Иосифо-Волоцкий монастырь.
О.Журавлева
―
Неожиданный ход.
М.Шевченко
―
Да, неожиданный ход. В общем, проблема только в этом, Оля. Поэтому вопрос, «Как вы не боитесь?», «С кем вы согласовывали?» — это абсурдный вопрос.
О.Журавлева
―
Хорошо. Вы в любом случае хорошо и подробно на него ответили. Вас спрашивают по поводу снятия Дмитрия Потапенко. Это к вопросу о том «что они нам сделают?»
М.Шевченко
―
Дмитрий Потапенко замечательный, храбрый, умный, честный человек Он пал жертвой, во-первых, политических репрессий, потому что его снятие — это следствие его активной, ясной и четкой позиции, и как друга Павла Николаевича Грудинина. Я думаю, что это продолжение кампании по захвату «Совхоза имени Ленина» в какой-то мере, потому что Потапенко — друг Грудинина, он комментирует и он помогает. Это, безусловно, это репрессии против партии «Свободы и справедливости», потому что Потапенко давал нам очень ясное измерение критическое экономической составляющей. Так эту власть волнуют не слова, а бабки, Потапенко как человек, разбирающийся в бабках, для них крайне опасен. И третье: они используют для этого закон, который является просто воплощением, квинтэссенцией маразма этой системы.Разъясню. Согласно закону, принятому в 19-м году, хотя, как мне рассказал Герман Сергеевич Клеменко, человек, разбирающийся в бизнесе, их предупреждали в Думе: «Не торопитесь, давайте проработаем». Но так как Путин где-то сказал, что надо бороться с оффшорами и коррупционерами, посмотрите, какие там финансовые инструменты. Мысль-то правильная, конечно, надо бороться с коррупционерами.
Но коррупция — это то, что тайно, под столом — вот я вам сейчас дал конфетку, допустим, — это коррупция, коррумпировал. А если я перед всеми говорю: «Оля, угощайтесь!», то это не коррупция никакая. Если человек покупает акцию, пусть даже компании Apple, одну, например, какая это коррупция? Почему за это надо поражать в гражданских правах?
О.Журавлева
―
Это иностранный источник дохода.
М.Шевченко
―
Ну и что? Во-первых, это не иностранный источник дохода, поскольку человек покупает ее здесь за рубли, как правило, через приложение, которое ему предоставляют российские компании — ВТБ или «Сбер» или «Тинькофф» или другие какие-то; он платит налоги, дивиденды в рублях, — и вот человек, купивший за российские рубли через российские компании легально некий продукт, который даем ему доход, поражается в гражданских правах политических. Знаете, сколько таких людей в России? 14 миллионов. То есть вы, просто скачав себе приложение ВТБ или какого-то еще банка, вам предлагается: «Хотите участвовать акции?» Вы можете сами, а можете через брокера, которого вам банк предоставляет. И брокер уже будет от вашего имени покупать что-то. Но, во-первых, выясняется, что «Яндекс» — это иностранная компания, в Голландии зарегистрированная. Хорошая компания, вопросов нет. Или «Сбербанк», который не может торговаться на мировой бирже NASDAQ, не имея резидентской прописки там. «Сбер» торгуется на Лондонской бирже, то есть в Лондоне. То есть ни одна российская компания не может торговаться на мировых биржах оставаясь просто российской, она обязана стать частично иностранной, международной. Это нормальный процесс. Ни «Сбер», ни «Яндекс», ни другие компании не виноваты в этом.Но кто в этом виноват? Те маразматики, которые принимали этот закон в думе.
М.Шевченко: «Единая Россия» почистила своих кандидатов
О.Журавлева
―
Они маразматики, но они хитры, потому что прекрасно принимать закон, в котором ничего не понятно. Его можно применить…
М.Шевченко
―
Да, «Единая Россия» почистила своих кандидатов. Они аккуратненько, приняв этот закон, просмотрели все эти дела. КПРФ, я думаю, так же поступила, понимая, что это инструмент может быть. Но само по себе наличие такого закона говорит о вопиющей юридической безграмотности и наплевательском отношении к гражданам. Допустим, человек купил одну акцию компании Apple. Он купил это открыто средь белого дня. Об этом есть данные на сайте Центробанка. То есть это уже не коррупция. Каким образом иностранное ЦРУ может воздействовать на этого человека через наличие у него одной акции компании Apple.
О.Журавлева
―
Спросите у действующих иностранных агентов.
М.Шевченко
―
Спросите у этой Государственной думы, которую Леонид Волков и Милов хотят переизбрать в полном составе, только чуть-чуть увеличить на пару олигархов фракцию КПРФ.
О.Журавлева
―
Так, вы уже перешли к «Умному голосованию».
М.Шевченко
―
Я еще не перешел. Самое ужасное, знаете что, в прецеденте Потапенко? Запрет госслужащим владеть хотя бы одной акцией иностранной. Это ведь не только про депутатов — это про госслужащих федеральных речь идет. А теперь представьте, какое количество чиновников по России — руководителей департаментов, сотрудников полиции, Росгвардии, может быть, ФСБ, администрации президента, местных администраций, муниципалитетов — вложили свои деньги в покупку хотя бы несколько акций «Яндекса», «Сбера» или чего-то еще. То есть десять миллионов, допустим, людей, которые решились на этот поступок, которые занимают госдолжности в России, должны с этих должностей быть уволенными. Понимаете мою логику? Что вскрыл прецедент…
О.Журавлева
―
Вообще, удобно иметь госслужащего, которого всегда можно уволить.
М.Шевченко
―
Да нет, это они привыкли увольнять других. А я уверен, что практически они все, либо члены их семей, покупали. Потому что это не преступление — владеть такими акциями. Более того, это еще надо догадаться, что «Яндекс» и «Сбер» — это иностранные компании. Это надо зайти специально на сайт ЦБ, найти там этот список, просмотреть… Перед тем, как человек хочет: «А не купить ли мне акцию? А нет, зайду-ка я на сайт ЦБ» — это кто так сделает? Поэтому или надо сделать так, что если ты покупаешь эту акцию, то банк тебя предупреждает автоматически: «Если вы госслужащий или депутат, мы вас предупреждаем, что вы можете этим владеть, у вас есть ограничения». Или просто отменяйте этот дебильный закон, корректируйте его. Коррупция — это если человек тайно открывает счет, когда человек тайно переводит туда деньги, когда человек тайно себе строит гостиницы — собственно то, о чем нам рассказывал Алексей Навальный…
О.Журавлева
―
Но коррупция — это когда деньги кому-то даются, чтобы получить какие-то преференции. По-моему, это понятно. А это называется иностранное финансирование.М.Шевченко: Если «Яндекс» — иностранная компания, а мы через Яндекс.Еду покупаем себе суши…
М.Шевченко
―
Нет это не иностранное финансирование. Так можно зайти далеко.
О.Журавлева
―
Да. Говорят, что человек может быть признан иностранным агентом, если ему бабушка из Германии прислала 5 евро.
М.Шевченко
―
Давайте тогда пройдем дальше по логической цепочке. Если «Яндекс» — иностранная компания, а мы через Яндекс.Еду покупаем себе суши, таким образом, каждый, купивший суши — иностранный агент. Поздравляю вас.
О.Журавлева
―
Да, ненавистная нам заграница через каждую Яндекс.Еду на вас воздействует.
М.Шевченко
―
Не надо утрировать. Я сказал: Россия не должна быть частью Запада, но при этом Западную Европу, Америку… прекрасно, пусть они живут в своих цивилизациях. Я очень люблю эти страны. Но мы должны жить своим умом, а не быть частью их, как нам советует Алексей Анатольевич…
О.Журавлева
―
Возможно, вы по-разному понимаете это.
М.Шевченко
―
Нет, там четко сказано в его интервью: «Россия должна стать частью Запада». Но дело в том, что так же думают те, кто сидят наверху, во власти. Они думают точно так же, там полно таких людей. Тогда вопрос: а почему они Навального в тюрьме держат? Удивительно. Потому что он их конкурент, возможно, в борьбе за то, чтобы Россия стала частью Запада.
О.Журавлева
―
Суд в Ростове-на-Дону арестовал активистку на 5 суток из-за фотографии наклейки с надписью «Умное голосование». Началась настоящая компания против «Умного голосования». Уже сейчас все по-взрослому. Это, допустим, как казус — в Ростове-на-Дону…
М.Шевченко
―
«Умное голосование» содержит в себе две составляющих. Первая: голосование по одномандатным округам — в этом есть серьезное рациональное зерно. То есть по одномандатным округам тот, кто может победить кандидата от власти, это, на мой взгляд, не всегда единоросс. Это зачастую бывает депутат от КПРФ или «Справедливой России», или ЛДПР.
О.Журавлева
―
Бывает скрытый единоросс еще.
М.Шевченко
―
Бывает явный единоросс, а бывают единороссы, которые по бренду партийному не единороссы, но являются частью коррупционной власти «жуликов воров», назовем вещи своими именами. Поэтому тут надо очень точно разбираться, но в целом это работает. Но теперь я слышу, что Волков и Милов переводят на партийные вещи. Милов открыто объясняет, что давайте так: Нет смысла голосовать за партии, которые не проходят гарантировано 5-процентный барьер. Но дело в том, что 5-процентный барьер проходят только те партии, которые являются частью власти. Представлять, что федеральный список КПРФ, в котором миллионеров и представителей госкапитализма (там ни одного рабочего нету) больше, чем в каком-нибудь другом еще списки, что это оппонирует «Единой России» — это как-то странно. Поверить в то, что Милов, неглупый человек, в это верит, я просто не могуТогда в чем же причина, в чем секрет «Умного голосования»? Почему они предлагают отдать все голоса КПРФ, в чем тут загадка?
Я разгадываю это следующим образом. Мы думали и гадали, и, мне кажется, пришли к решению. Дело в том, что они делают ставку на тех, у кого большая вероятность прохождения, КПРФ, допустим. Сто процентов, например, попадает в Государственную думу. Дальше можно приехать в Европарламент и сказать: Видите, коммунисты много набрали. Это красная угроза растет. Путинский режим…
О.Журавлева
―
Хитро.
М.Шевченко
―
Ничего хитрого. Так было в 96-м году. Они помогали КПРФ поднять большой процент, чтобы запугать своих американских партнеров Зюгановым: Сейчас вернется Зюганов и сейчас тут восстановит сталинизм и ГУЛАГ. И американцы в это верят, потому что они же не понимают нюансов нашей внутренней системы. И вот сейчас то же самое. Пройдет вот это и потом выступай: «Видите, Путин довел страну до того, что есть опасность красного реванша». Красный реванш — это реванш Вадима Кумина, Анатолия Бифова, и еще других разных достойных людей, связанных с крупным бизнесом, международным, в частности. Красный реванш — это угроза, поэтому давайте-ка мы на реальную оппозицию, с которой реально боремся за власть, как говорится, поддержим ее.Я просто не вижу тут другой логики, если честно. Потому что считать всерьез федеральную лидерскую голову КПРФ оппозицией — это либо быть слепым, либо иметь какие-то корыстные цели. Мне кажется, корыстные цели вот таковы.
О.Журавлева
―
Максим Шевченко, лидер «Российской партии свободы и справедливости» у нас в эфире. Мы вернемся после новостей.НОВОСТИ
О.Журавлева
―
Мы снова с вами. Наш сегодняшний гость — Максим Шевченко, лидер «Российской партии свободы и справедливости».Вот вам история еще про Навального. Точнее про приложение «Навальный». Роскомнадзор потребовал от Apple и Google удалить со своих цифровых магазинов приложение «Навальный». Роскомнадзор считает, что распространители приложения, с одной стороны, способствуют деятельности экстремистских организаций, а, с другой стороны, вмешиваются в выборы. Потому что если там рекламируется на западной платформе, приложении то же «Умное голосование», то это вмешательство в выборы.
М.Шевченко
―
Я что должен сказать?
О.Журавлева
―
Ну, скажите… Прав Роскомнадзор?
М.Шевченко
―
Роскомнадзор неправ.
О.Журавлева
―
Почему же неправ? Ведь это, действительно, все чистая правда.
М.Шевченко
―
Я не знаю. А без приложения без этого? Я не видел этого приложения никогда в жизни, никогда им не пользовался. Все, что надо было смотреть, я смотрел, все, что надо было читать, я читал. Поэтому я просто не знаю. У меня нет мнения по поводу этого приложения, нужно оно или не нужно. Я ни разу в жизни им не пользовался, не открывал его и не видел.
О.Журавлева
―
Мы можем по реакции Роскомнадзора понять, что оно опасно.
М.Шевченко
―
Это очередной пример какого-то маразма системы, которая реагирует иногда вот как животное: они реагируют на движение, на пятна какие-то тепловые, цветовые пятна. А если замереть, кто крокодил вас не видит, говорят, например. Или змея не видит. Они, мне кажется, так же реагируют.М.Шевченко: Это все делается для того, чтобы начальство похвалило, почесало за номенклатурным ушком
О.Журавлева
―
А чего они хотят добиться, скажите?
М.Шевченко
―
Они хотят добиться премии в кварта. Это все делается для того, чтобы начальство похвалило, почесало за номенклатурным ушком бюрократическим и сказало: «Молодец! Стараешься, защищаешь страну. Вот тебе премия». И все ради этого делается, это и ужасно. Все дело в том, прокуратор, что у тебя болит голова, поэтому ты хочешь меня убить. Из-за больной головы, из-за мелочи. Великий роман очень точно показал, как страшно функционирует система. Террор происходит не потому, что страшный Сталин хотел всех убить, а потому что сидел какой-нибудь следователь, какой-нибудь секретарь обкома и думал: «У меня вроде нету террористов, троцкистов. А если я скажу, что нету, то как быть?..». Все дело в том, что у тебя просто болит голова (или задница).
О.Журавлева
―
Но, тем не менее, людей, действительно, расстреливали, в том числе, и тех, кто расстреливал недостаточно.
М.Шевченко
―
Расстреливали, а сейчас сажают в тюрьмы.
О.Журавлева
―
Да. Иногда и похуже.
М.Шевченко
―
В какой-то момент система как мясорубка уже — мы уже говорили — функционирует электрическая без человеческого фактора.
О.Журавлева
―
Скажите, пожалуйста, вы не предполагаете, что вам что-нибудь может помешать уже перед этими выборами, вас допустили?
М.Шевченко
―
Конечно, предполагаю. Мне может помешать масса вещей: меня могут снять с выборов, могут что-нибудь со мной сделать, задержать, напасть на меня. Конечно, предполагаю, почему не предполагаю. Очень даже предполагаю. Меня не за что снимать, конечно, я совершенно не нарушаю никаких законов предвыборных. Но разве это кого-то остановило?
О.Журавлева
―
Ну, это какая-то совершенно безнадежная история.
М.Шевченко
―
Да почему? Даже очень надежная история, Оля. Но вы-то христианка…
О.Журавлева
―
Нет, я не христианка.
М.Шевченко
―
Ну, хорошо, это же как сказать, что Христос — это какая-то безнадежная история. Пошел в Иерусалим. Ему говорили: «Тебя убьют». А он пошел все равно. Какая безнадежная история? Однако прошли уже 2 тысячи лет, а по-прежнему эта история дарит людям надежду.
О.Журавлева
―
То есть вот так это осознается.
М.Шевченко
―
Ну, конечно, смерть — это что, конец? Как-то странно даже. Мне просто странно даже это слышать. Вы же духовный человек. Безнадежная история — это когда ты сидишь и ждешь, что начальник тебе даст какую-то премию или грамоту. Это история безнадежная.
О.Журавлева
―
Или накажет.
М.Шевченко
―
Или накажет. А когда ты сам определяешь свои поступки, их мотивацию, даже ошибаясь, — эта история полная надежды. Пока ваша жизнь продолжается, и пока вы управляете своей жизнью, даже идя в тюрьму, это все равно история полная надежды.
О.Журавлева
―
Кстати, Алексей Навальный тому пример.
М.Шевченко
―
Разумеется, да.
О.Журавлева
―
Скажите, почему так мало людей способны на такое, на сохранение в себе человека всего лишь?
М.Шевченко
―
Потому что власть, пообещав нам год Достоевского, зажала у нас год Достоевского…
О.Журавлева
―
У нас десятилетка Достоевского.
М.Шевченко
―
Вот я поражаюсь, почему «Первый канал» не снял фильм про биографию Достоевского, какой-нибудь сериал?
О.Журавлева
―
Слушайте, от греха. Вот он бы нам сейчас снял сериал про Достоевского — вы бы первый плевались.
М.Шевченко
―
Там же потрясающе… Там же вот петрашевцы, казнь, ссылка, каторга. Потом, как его возвращали…
О.Журавлева
―
Это не та история, которую любит начальство.
М.Шевченко
―
Так это самая русская история, самая потрясающая история.
О.Журавлева
―
Русская история — это Малюта Скуратов.
М.Шевченко
―
Поэтому они у нас зажали Федора Михайловича, понимаете, в чем дело? Они у нас его зажали просто. Но из под этих глыб пробиваются эти росточки подпольного человека…
О.Журавлева
―
Но нам-то никто не мешает Федора Михайловича чтить.
М.Шевченко
―
«Миру ли провалиться ли мне чай пить? Я так тебе скажу: «Путь хоть и мир провалится, а я чай пить буду». Это их философия. Это подпольные люди, прорвавшиеся к власти.
О.Журавлева
―
Да, но почему-то они как-то стесняются…
М.Шевченко
―
Ничего они не стесняются. У них стыда нету, чего они могут стесняться? Они вообще не стесняются.
О.Журавлева
―
Достоевского стесняются?
М.Шевченко
―
Нет, они не стесняются, они его боятся. Долгие поиски в русской культуре патриотических произведений привели только, как известно, к господину Лажечникову, о котором упоминал Хлестаков, если мне память не изменяет, в Ревизоре.
О.Журавлева
―
Это который «Ледяной дом»?
М.Шевченко
―
Да. И, может быть, немного к Бабарыкину, там «Русские в 1612 году».
О.Журавлева
―
Подождите, это Загоскин.
М.Шевченко: А
―
а, Загоскин. У Боборыкина другая… Нет, у Боборыкин отличные были как раз такие, это начало реализма. Точно — к Загоскину.
О.Журавлева
―
Боборыкин — это который написал «Василий Теркин» роман… Ладно, бог с ним.
М.Шевченко
―
Ну, просто другого патриотического… Потому что читаешь Толстого, Достоевского, Чехова — везде господствует критический реализм. Везде господствует ожидание «неба в алмазах», везде господствует издевательство, насмешки над начальством, везде отсутствует чинопочитание.
О.Журавлева
―
Салтыкова-Щедрина запретили уже? Я просто пропустила.
М.Шевченко
―
Его просто не упоминают. Они просто спрятались в домике. У них и Пушкин, знаете, скоро напишет только: «Отцы-пустынники и жены непорочны». А уже «Товарищ верь, взойдет она…» — никогда. Нет, не будет этого. Поэтому вот с чем мы имеем дело. Для них русская культура — это их главный враг.М.Шевченко: Главная их проблема — это интерпретации
О.Журавлева
―
Наоборот. Все время же новые памятники появляются, новые персонажи, исторические святыни — Александр Невский…
М.Шевченко
―
Главная их проблема — это интерпретации. Пока есть свобода — есть свобода интерпретаций. Культура же существует только в пространстве интерпретаций. Потому что можно, конечно, сказать: Это роман «Братья Карамазовы». Это книга. Ставим на полку. Не читать, не понимать, не интерпретировать. Но культура несть Это книга.Вот они хотели, чтобы так это все было. А еще же столетие смерти Блока. Начинаешь читать Блока — да, все понимаю, там нюансы: «Я пригвожден к трактирной стойке…», «По вечерам над ресторанами…. Но вместе с тем и «Сквозь черный вечер, сквозь белый снег...». А вдруг, знаете, опять пойдет двенадцать человек. А кругом — опять — огни-огни, Оплечь, — понимаете ли, — ружейные огни.
О.Журавлева
―
«Аптека, улица, фонарь…», Максим Леонардович.
М.Шевченко
―
«Живи еще хоть четверть века…»
О.Журавлева
―
Совершенно верно.
М.Шевченко
―
Но даже из этого тупика есть выход. И вот этого они боятся всего. Поэтому мы имеем дело с безликой бетонной массой, лишенных человеческого образа картонных существ — картонных, бетонных — это у них как-то смешивается.
О.Журавлева
―
Как раз Достоевский, мне кажется, хорошо чувствовал страшную бедность и безнадегу, которая превращает человека в это существо.
М.Шевченко
―
Мы будем с вами считать, что мы вместе с «Эхом Москвы» реализовали указ президента о 200-летии, о превращении 21-го года в год 200-летия празднования Федора Михайловича Достоевского. Как говорил Виктор Петрович Астафьев в переписке с Натаном Яковлевичем Эйдельманом: «Придет время, и мы сами прокомментируем Достоевского». Очевидно, это время пришло. И приходит. Да, Достоевский много чего писал об этом.
О.Журавлева
―
«Максим Леонардович, — спрашивает вас Дмитрий Мезенцев, — как вы полагаете, опасно ли мальчикам в наше время говорить королю, что он голый? Ну, или напоминать президенту, что «Северная война» — это не «Семилетняя»?
М.Шевченко
―
Мальчикам, девочкам, старушкам, старичкам, людям любого возраста опасно говорить королю правду — о том, что он голый. Но в данном случае он не сказал. Он просто поправил. Путин же не обязан знать на самом деле. В данном случае он не сказал так — он поправил. Он мог просто перепутать…
О.Журавлева
―
Почему директриса так испугалась и стала мальчика…?
М.Шевченко
―
Вот в этом-то и проблема. Для Путина это не проблема. Я думаю, сейчас мальчик будет обласкан и наделен грамотами…
О.Журавлева
―
Никанор Толстых его зовут.
М.Шевченко
―
Уже, считайте, поступил на истфак. Уже всё, у него есть золотой туда пропуск — на истфак. Но учительница — это другая проблема. А так — опасно всем говорить. Дело не в том, что опасно, а дело в том, говоришь ты ли не говоришь, или обманываешь самого себя… тут ты или такой: политтехнолог, портняжка-мошенник, который говорил, что это невидимая ткань, либо ты придворные, которые боятся рот открыть, или ты мальчик, которые не боится? Но главный в этой сказке не мальчик, который сказал, а народ, который начал смеяться, потому что могла ведь быть другая концовка, у Андерсена: мальчик-то сказал, а народ в ужасе: «Малец, ты чего? Заткнись! Иди отсюда…». Еще Росгвардия задолбит дубинками. А народ начал хохотать. И вот от смеха народа вдруг все увидели, что народ реально голый.
О.Журавлева
―
Слушайте, про смех я вас и не спросила. Почему злосчастного стендапера выслали пожизненно за одну шутку?
М.Шевченко
―
Нет, там говорят не за ту, за которую выслали, а за другую… За то, что он там говорил про лицо Сечина.
О.Журавлева
―
Есть версия, что про Сечина. Но пожизненно, Максим!.. Это уже какой-то… хуже террориста.
М.Шевченко
―
Опять та же самая причина. Выслать, а потом придти в какой-нибудь кабинет и сказать: «Иван Семенович, — я сразу прошу прощения у какого-либо Ивана Семеновича, это не к нему имеет отношения начальственного, я не знаю, есть ли там Иваны Семеновича, наверняка есть, я правда, не знаю. — Вы наказали этого охальника? Выслали его?» Иван Семенович ничего этого не видел, ничего не знает. — «А что он сделал?» — «Он оскорбил русский народ». — «А, молодцы, отлично. Хорошо работаете. Все нормально».То есть вот так это все происходит, Оля. У них нет ни концепции… у них даже национальной стратегии нет, национальной идеи. Они не знают, зачем они живут, кроме того, что они хотят… Как вот я спросил Константина Малофеева, неглупого человека, монархиста нашего официального: «Вы какую хотите монархию?» — спросил я в интервью заместителя председателя Всемирного Русского народного собора. Он мне сказал: «Монархию? Ну, как в Дубае хочу монархию». Это лучший образец монархии — как в Дубае. Не потому, что там ислам, естественно, а потому что понятно: сидит правящая верхушка, одна семья, которая имеет бесконечный кредит во Всемирном банке. Бабки переводит туда. Им позволено тиранить как угодно внутреннюю оппозицию. Там всех прессуют. И одновременно туда можно приезжать и развлекаться. Дубай, пальмы и все такое прочее. Вот это их идеал — чтобы они сидели, Запад получал с них бабки, позволял им прессовать внизу всех этих, понимаете ли, Раскольниковых и прочих Достоевских и Гумилевых, не упоминать — и все у них было хорошо.
Мы нарушим этот сценарий. Поэтому, друзья, все на выборы! Свобода и справедливость!
О.Журавлева
―
Максим Шевченко, лидер «Российской партии свободы и справедливости». Всем спасибо, всего доброго.