Суд над полковником Мясоедовым по обвинению в измене и шпионаже, 1915 год - Не так - 2018-11-18
18.11.2018
Суд над полковником Мясоедовым по обвинению в измене и шпионаже, 1915 год - Не так - 2018-11-18
Скачать
Сергей Бунтман
―
Добрый день всем! Мы в полном составе. Алексей Кузнецов…
Алексей Кузнецов
―
Добрый день!
С. Бунтман
―
… Светлана Ростовцева и Сергей Бунтман. И разбираем очередное дело. Но дело относится к эпохе Первой мировой войны, как и мы и обещали вам, и как вы выбрали одно из дел, вот русских дел как… что и предлагали Первой мировой войны. Идет на сайте «Дилетант.Медиа», идет прием работ на наш конкурс.
А. Кузнецов
―
Да. И уже поступают работы, и они очень высокого уровня. Поэтому конкуренция будет серьезная…
С. Бунтман
―
Да, здорово. Так что присылаете. Месяц работает ведь, да?
А. Кузнецов
―
Месяц. Да. До 11 декабря есть время там.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Это сайт… То есть не сайт, а почтовый адрес Contest.diletant@gmail.com. Ну, условия есть на сайте «Дилетанта»…
С. Бунтман
―
Да, и адрес…
А. Кузнецов
―
… страница и адрес естественно там тоже есть.
С. Бунтман
―
Да. Да. Так что присылайте. Это очень интересно и для вас, и для нас. Очень, очень и очень. Сегодня мы разбираем дело важное и дело очень не очевидно.
А. Кузнецов
―
Дело чрезвычайно важное. У нас уникально напряжённое было голосование в этот раз. Впервые за всю историю нашей передачи не 2, а 3…
С. Бунтман
―
Ох!
А. Кузнецов
―
3 дела оказалось в полупроценте. То есть зазор в 6 голосов на 3 дела, не на 2. И в результате мы как обычно подключили нашу группу фейсбучную. И там тоже, в общем, очевидного победителя не было. Да. Но всё-таки там с не очень большим, но внятным преимуществом победило дело полковника Мясоедова, и оно действительно очень-очень важное. Но сначала вот такое, с Вашего разрешения, семейное воспоминание: ровно 40 лет назад, 78-й год. Вот бывают вещи, которые почему-то врезаются в память вот буквально вплоть до интонации, какие-то маленькие фрагментики. Мне 10 лет. И мы с моей прабабушкой 1891 года рождения сидим на кухне в ее квартире и занимаемся тем, что шинкуем на зиму капусту. Не смотря на то, что прямо под окнами был Палашевский рынок, она не признавала покупных солений, значит, солений.
С. Бунтман
―
Правильно делала.
А. Кузнецов
―
И вот мы какие-то там микронной толщины вот эти самые капустные шинкования, ну, и понятно, так сказать, работа достаточно монотонная, и я ее про что-то расспрашиваю, и почему-то зашла речь о жандармах дореволюционных, и она мне рассказывает такую историю. Значит, она девочка, школьница, гимназистка. Она учится в Варшавской женской гимназии. А в Варшаве она учиться потому, что ее отец на тот момент подполковник, военный инженер, служит примерно в 15 милях от Варшавы в маленькой Зегржской крепости. Крепость вообще в 910-м году будет лишена статуса крепости. Оттуда уйдёт гарнизон, поскольку она не представляла уже серьезно военного значения. И вот он иногда на выходные, когда есть время, он приезжает в Варшаву свою дочь проведать. И какое-то там событие… Прапрадедушка был скуповат. Ну, вот, видимо, у неё был то ли день ангела, то ли ещё там что-то. Может быть, она там какие-то оценки хорошие получила. Он ее повел в кафе-мороженое, и в такое достаточно…
С. Бунтман
―
Так.
А. Кузнецов
―
… дорогое на Маршалковской улице. И вот они сидят в кафе-мороженое, и подходит к столику человек в форме жандармского офицера. И бабушка, прабабушка, она не помнит там, но было понятно, что это какой-то знакомый ее отца по прежней жизни. И там обращается, они некоторое время разговаривают, тот просит разрешения присесть за стол, поскольку он разговаривает со старшим по званию, жандармский офицер, видимо, там капитан или штабс-капитан, а прапрадедушка уже подполковник, и тот говорит: «Нет, я не хочу сидеть с жандармом за одним столом».
С. Бунтман
―
Ого!
А. Кузнецов
―
Вот такая вот история. Да. Но дело в том, что я таких историй или похожих о том, что армейские офицеры относились пренебрежительно к жандармским офицерам, особенно к тем, кто перешел из армии в жандармы, а таких было довольно много, потому что основу офицеров жандармского корпуса составляли люди, перешедшие их армии, относились действительно с призрением. Их не пускали, не приглашали в офицерское собрание, с ними не желали сидеть там в ложе в театре, вместе за столом в ресторане. Дело в том, что их считали людьми, предавшими военный мундир для неблагородной службы в отличие от военной. Кроме того их подозревали и, в общем, в большинстве случаев совершенно обосновано в стяжательстве, потому что оклады жандармских офицеров были заметно выше, чем у армейских офицеров того же звания. Ну, и вот это все вылилось в такое вот открыто демонстрируемое в армии призрение. Дело в том, что есть вероятность, отличающаяся от нуля достаточно значительно, что это был штабс-капитан Мясоедов.
С. Бунтман
―
Ох!
А. Кузнецов
―
Да. Вот почему. Конечно, безусловно нет никаких… никакой в этом уверенности, но вероятность вот почему большая. Дело в том, что они с моим прапрадедушкой одного года рождения – 65-го, они в одном и том же 82-м году закончили московские кадетские корпуса, только Мясоедов – 1-й, а мой предок – 2-й. Но дело в том, что 1-й и 2-й кадетские корпуса располагались в одном здании. Это два разных крыла Лефортовского Екатерининского дворца. У них общий плац. У них проводились общие строевые занятия. Курсы были небольшие. Вот я посмотрел сегодня, прапрадедушкин курс выпуск всего 30 человек. И я думаю, что в 1-м кадетском корпусе тоже, наверное, там 2-3-4, может быть, десятка. Они, конечно же, были знакомы. И при том, что Мясоедов служил неподалеку и периодически приезжал в Варшаву, об этом известно, для того, чтобы развеяться, а он был большой любитель развеется. Вот не исключено, что это была именно такого рода встреча.
С. Бунтман
―
Ну, красиво во всяком случае.
А. Кузнецов
―
По крайней мере да, красиво.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Значит, Сергей Николаевич Мясоедов из достаточно старого, но весьма обедневшего дворянского рода. Его предки известны с XVII века, числятся по разрядным книгам. Он закончил 1-й Московский кадетский корпус, затем престижное Александровское военное училище, выпустился в Оренбургский Пехотный полк, прослужил там некоторое время, несколько лет. Полк был традиционно дислоцирован в западных краях. А вот затем он принимает вот это вот судьбоносное для себя решение, переходит в жандармский корпус, и сразу же получает очень перспективное назначение…
С. Бунтман
―
Тогда он по идее штаб-ротмистр должен быть.
А. Кузнецов
―
Наверное.
С. Бунтман
―
Правда, мы с Фриманом одновременно среагировали.
А. Кузнецов
―
Штаб-ротмистр. Да. Потому, что жандармы обычно по кавалерии.
С. Бунтман
―
Да, да. Ротмистр, штаб-ротмистр. Да.
А. Кузнецов
―
Вот. Он получает назначение начальником пограничного поста, потому что отдельного корпуса пограничной стражи ещё нет. Жандармы обеспечивают паспортный режим на границе. На один из двух основных контрольно-пропускных пунктов в западном направлении. Это станция Вержболово, нынешний литовский Вирбалис. И в соседнем, там буквально в мире расположен уже тогда в Восточной Пруссии городок Эйдкунен, сейчас это мне город Чернышевское Калининградской области соответственно. И вот этот пункт он со всех точек зрения действительно чрезвычайно перспективен, ну, во-первых, там есть, чем заняться, там есть, на чём отличается. Кроме того через это КПП едут в направлении соответственно Германии и далее в Европу различные высокопоставленные официальные лица и наши, и не наши в обоих направлениях. И соответственно Мясоедов очень активно этим пользуется. Он оказывает разного рода услуги, в том числе, возможно, и не вполне определенные должностными инструкциями. Он, значит, знакомится. Он приходит. Он всячески демонстрирует готовность помочь. В результате за несколько лет службы у него скопилась какая-то совершенно фантастическая коллекция наград, в первую очередь иностранных. У него было 26 орденов и медалей, среди них там… среди них там вполне экзотические. Мне, например, запомнился орден Белого слона, сиамский орден 4-й степени.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Да. Кроме этого он, видимо, хотя его ни разу на этом не поймали, но он, видимо, крутит какие-то дела. Ну, представьте контрабандисты, другие разные люди, которые при границе всегда, значит, трутся. Он кому-то оказывает покровительство. Его на этом не раз пытались поймать. В первую очередь охоту на него в рамках общей, так сказать, дружбы, в кавычках, между ведомствами открыла жандармское отделение. Прошу прощения. Охранное. Конечно же, охранное отделение.
С. Бунтман
―
Охранное. Да.
А. Кузнецов
―
Охранное отделение, которое прислало расторопного молодого офицера, которому явно дали понять, что его дальнейшие служебные перспективы будут во многом зависит от того, как он управиться с не в меру таким вот оборотистым начальником погранпункта. И тот начинает его… Ну, сначала он, видимо, пытается найти какой-то реальный компромат. Не находит его то ли потому, что не было, то ли потому, что Мясоедов был очень аккуратен. Тогда он ничтоже сумняшеся, а к этому времени, мы не раз про это говорили, в политических охранных ведомствах империи уже полное отсутствие каких бы то ни было принципов чего бы то… Там их раньше было не очень много, но сейчас уже совершенно запредел. Он просто пытается сфабриковать, подбросить. И вот по поводу одного такого очень серьезного обвинения был суд, прямо вот настоящий суд, потому что поймали несколько мужичков. И у мужичков кроме обычной контрабанды, вот то, что там тащут через границу: папиросы какие-то, духи, там алкоголь, ещё что-то, у них обнаружили оружие и взрывчатые вещества с политическими прокламациями радикального свойства. И следователей поразило, мужики совершенно дремучие. Вот, ну, никак…Они классические такие лесные контрабандисты. Вот они знают там несколько тропинок в обход пограничных постов, вот они этим, собственно говоря, и живут. Не похожи они на людей, которые имеют дело с революционерами, уже не говоря о том, что они сами, конечно, никакие не революционеры. И вот довольно громкий процесс в одном из прибалтийских судов. И защищает нескольких подсудимых уже известный, а в последствии просто всероссийски знаменитый адвокат Оскар Осипович Грузенберг. И вот Грузенберг записал в своих воспоминаниях, что вдруг появляется свидетель, офицер, значит, ротмистр или штаб-ротмистр, уж не помню, Мясоедов, которому задается вопрос, и он начинает юлить, говорить, что это военная тайна… Не военная тайна. А как сказать? Что это секретная информация. На что Грузенберг напоминает, что есть определение правительствующего сената, которое в свое время готовил Анатолий Кони о том, что в интересах правосудия никакая государственная тайна не может оставаться тайной, если это нужно для разрешения уголовного дела. И Мясоедов довольно легко соглашается дать показания. Вот я зачитываю воспоминания Грузенберга: «Проходили ли по вашим спискам подсудимые? – спрашивает адвокат.
— Нет, не проходили, — ответил Мясоедов. — Кто-то из них в подозрении по контрабанде, но политических среди них — ни одного. — Вы говорите: ни одного. Однако нашли же у них тюки с прокламациями, оружие, взрывчатые вещества. Мясоедов со смешком: —Нашли. И у меня могли бы найти. — Ничего не понять. Объясните».
С. Бунтман
―
Что такое?
А. Кузнецов
―
«— Игра простая. Кое-кому из подсудимых агенты охраны сдали тюки для тайного провоза, не говоря о содержимом, а другим подбросили оружие и взрывчатые вещества при обыске.— Кто же это сделал? Ваши люди? — Мои люди таким делом не занимаются. Здесь работали люди ротмистра Пономарева под его руководством. Он приезжал сюда. — Вы сказали, что и у вас могли бы найти и взрывчатые вещества, и прокламации. Как понять эти слова? — От скуки мы, вержболовцы, ездим часто в Эйдкунен. Езжу и я. У меня там за многие годы в Вержболове немало знакомых. Раз как-то, возвращаясь поздно вечером из Эйдкунена, я обнаружил в своем автомобиле взрывчатые снаряды и литературу. Это совпало с периодом работы здесь ротмистра Пономарева. Не заметь я вовремя, ошельмовали бы и меня».
Суд принимает решение оправдывающее подсудимых, и Мясоедов вылетает со службы, потому что очень обиделось МВДшное начальство, Охранное отделение находилось в его ведении. Да? Это департамент полиции. В результате надавили там, как смогли на руководство корпуса жандармов. И в результате возобладало неофициальное, но такое отчётливое служебное мнение, что определение Сенатом может быть… определение Сената может быть каким угодно, но офицер, который разгласил служебные сведения, значит, он не должен более находиться на службе. Мясоедов вынужден уйти в отставку, подать в отставку. Ему намекнули, что если он этого не сделает добровольно, то у него будут серьёзные неприятности. Он пытается открыто заняться коммерцией.
Он женится. Женится он на дочери богатого еврейского предпринимателя. Клара Самуиловна Гольдштейн. Ну, она переходит, разумеется, в православие. Опять же будь он армейским офицером, у него бы скорее всего это не получилось, потому что помимо разрешения начальства на брак, в этом случае нужно получить одобрение офицерского собрания полка. Женитьба на богатой еврейке, пусть она даже принимает православие, господа офицеры встретили бы в штыки безусловно. А в жандармском корпусе нет офицерского собрания. Там у начальства получил разрешение и вперед. Он пытается заняться коммерцией. Используя какие-то свои старые связи, организует очень прибыльное, видимо, дело – переправку через границу еврейских эмигрантов.
Это период, когда многие люди от погромов уезжают, кто-то в Европу, кто-то дальше в Новый Свет. На границе их мурыжат, требуют с них новые и новые документы, трясут на таможне. Вот его компания, пароходная компания, где он один из акционеров, она предоставляет услуги под ключ. Дескать, заплатите нам, и вы поедите с комфортом, и на границе не будет никаких особенных придирок. Естественно это все тоже в Министерстве внутренних дел и в корпусе жандармов к нему особенного… особенных симпатии не вызывает. А тем временем его жена, надо сказать, молодая и, судя по фотографии, очень красивая женщина заводит светское знакомство с другой молодой и очень красивой женщиной, которую зовут Елена Бутович. Через несколько лет она после громкого, можно сказать, грандиозного скандала становится женой будущего военного министра Сухомлинова. Скандал был связан с тем, что она должна была получить развод, и это было достаточно непросто. И вот благодаря знакомству дам, значит, через жену Сухомлинова Мясоедов зондирует почву, а нельзя ли ему вернуться на службу. На службу он возвращается. И благодаря… Причём на военную, а не на жандармскую. И благодаря имеющейся у него квалификации, он становится сотрудником достаточно активно в это время формирующейся контрразведывательной службы, потому что всем уже понятно, что дело идет к мировой войне. И шпионаж, и контршпионаж становится одним из сравнительно новых признаков вот войны нового типа. И Мясоедов работает вот в этой самой… в этом направлении, но достаточно недолго, потому что новый скандал. Газета «Вечернее время»… Это часть суворовского… суворинского, извините меня, если можно так выразиться, холдинга. Да?
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Ее редактирует младший из сыновей Суворина Борис. Не дофин знаменитый, который редактирует «Новое время», а вот он, так сказать, редактирует «Вечернее время». Газета такая желтоватая, ну, впрочем как и «Новое время» тоже. Там публикуется несколько статей, где не называются фамилии, но намекается на то, что в контрразведке у нас неблагополучно, и что некий есть видный чин, который, значит, вроде как замечен в контактах с представителями ведомства аналогичного с противоположной стороны. А через некоторое время… Да. А формулировка такая, что вот приступил к работе в контрразведке некий, значит, офицер, и осведомленность австрийцев о наших делах значительно возросла. То есть обвинение прямое, но бесфамильное. А через несколько дней очень известный, очень яркий, очень броский политик Александр Иванович Гучков называет фамилию Мясоедов в связи с этими публикациями.
С. Бунтман
―
Вот появляется.
А. Кузнецов
―
Вот появляется.
С. Бунтман
―
Появляется.
А. Кузнецов
―
Да. И Мясоедов ведет себя совершенно не так, как должен бы по классике вести себя шпион, которого обвинили в таком деле. Он вызывает на дуэль сначала Суворина. Суворин отказывается. Тогда мясоедов его настигает на ипподроме в ложе и при всех дает ему несколько пощечин. После чего он вызывает на дуэль Гучкова. Ну, Гучков – человек боевой и тертый. За ним и южная Африка, за ним и русско-японская война. Он принимает вызов на дуэль, причём оба дуэлянта настаивают на жестких условиях, что если первые выстрелы окажутся не результативными, дуэль продолжается. Это достаточно редко встречающийся, такой смертельный, можно сказать, формат поединка. Но в конечном итоге решают обменяться по одному выстрелу. Мясоедов не очень хорошо видел, и он промахнулся. А Гучков, который был великолепным стрелком, демонстративно выстрелил в воздух, после чего, правда, принес Мясоедову извинения.
С. Бунтман
―
Мы здесь прервемся и через 5 минут продолжим.**********
С. Бунтман
―
Мы продолжаем. Да. И у нас действительно суд над Мясоедовым. И вот сейчас впервые появляется настолько публично эта фамилия.
А. Кузнецов
―
Появляется Гучков. Совершенно верно. Но дело в том, что 3 комиссии разбирают это дело перед войной, и хотя тень на Мясоедова брошена, и он повторно вынужден уйти в отставку, но в отставку он уходит, как говориться, с полной честью, с мундиром, с пенсией и с повышением на 1 чин, как было принято в тех случаях, если человек уходил в отставку, что называется, с безупречной репутацией. Он становится полковником. А вот дальше, когда начинается Первая мировая война, он как и почти все офицеры запаса, кто ещё, что называется, в возрасте нормальном, он подает прошение о возвращении в строй, сначала он получает совсем какое-то там не… незаметное местечко. Его назначают командиром ополченческого строительного батальона. Но довольно быстро он получает назначение в 10-ю армию на северо-западный фронт. По своей основной специальности он должен там… Там не очень… Там довольно расплывчатая формулировка, он должен был выполнять некоторые поручения по линии разведки. И он действительно вот в 14-м году в ноябре, в декабре он вроде бы даже в поиск на территорию, занятую противником, ходил. У него безупречный немецкий. Вот. Он активно там действует. Тем временем 13 декабря в Петроград с территории Швеции прибывает подпоручик 23-го Низовского пехотного полка Яков Павлович Колаковский и привозит следующие известия. Значит, он был… Колаковский был взят в плен во время вот этого трагического окружение армии Самсонова, попал в офицерский лагерь для военнопленных, где немцы очень плохо обращались с офицерами, нарушали конвенцию, заставляли их там каналы копать и так далее. И Колаковский решил вернуться на родину таким способом: он дал понять лагерному начальству, что он готов выполнять поручения по линии немецкой разведки. Его перевели в более прилично условия. Сначала с ним работал один офицер немецкой разведки, потом к нему пристегнули уроженца России лейтенанта Бауэрмайстера, который со своей семьей незадолго перед началом войны выехал из России в Германию и сейчас занимается соответственно разведкой, а, видимо, они и до войны занимались Бауэрмайстеры. И вот Колаковский начинают рассказывать о том, что его направили сюда, значит, дав ему 3 задания на выбор, что получится: либо взорвать мост в Варшаве железнодорожный, за это обещали 200 тысяч марок в случае успеха, либо убить великого князя Николая Николаевича, верховного главнокомандующего, за это обещали миллион, либо склонить к… значит, коменданта Новогеоргиевской крепости к сдаче крепости, за это обещали тоже миллион. Вот здесь обидно, потому что упоминавшийся прапрадедушка в 14-м году уже генерал-майор и начальник инженеров Новогеоргиевской крепости. Так что, видите, история… история продолжается. Вот. Значит, и его допрашивают, я имею в виду Колаковского, наши соответствующие компетентные органы, и только через 2 недели почти непрерывных допросов вдруг всплывает фамилиями Мясоедова. А Колаковский на каждом допросе вспоминает что-то новое, новое, новое. И, говорит, да, кстати, мне Бауэрмайстер говорил, что ты когда в Петербург, значит, доберёшься, ты найди там, есть там наш человек, так сказать, очень ценный полковник Мясоедов. Адрес я тебе, правда, дать не могу, но ты походи по ресторанам, точно на него, значит, попадешь.
С. Бунтман
―
Ой, как здорово!
А. Кузнецов
―
Очень странная история. Правда, да? Первому попавшемуся человеку, который сам предложил свои услуги в лагере для военнопленных, то есть потенциальный, так сказать, перебежчик обратно, – да? – вдруг выдают ценнейшего агента. Кроме того Мясоедова уже нет в Петрограде давно, он уже на фронте. Да? Если немцы с ним в связи, они должны естественно это знать. Но так или иначе Колаковского начинают допрашивать по Мясоедову. Он все новые и новые подробности. И вроде как Мясоедов тоже к делу убийства Николая Николаевича каким-то образом вроде как причастен. За Мясоедовым устанавливают… Его обкладывают просто вот плотнейшим кольцом. Шофер его автомобиля – человек Охранки. Его помощник, который с ним несколько недель 24 часа будет… даже ночевать они будут в одном и том же помещении, – офицер Охранки. Ничего. Вот ничего. Ездит – да, но в рамках, по своим делам. Тем не менее Мясоедова принимается решение арестовать. За этим, похоже, стоит генерал-квартирмейстер, а в его обязанности входит в том числе и разведка. Квартирмейстер в те времена – это не только и столько размещение войск, это целый большой объем разных штабных обязанностей. Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, родной брат хорошо нам известного Владимира Дмитриевича, мемуарист…
С. Бунтман
―
… Да.
А. Кузнецов
―
… и прочее, прочее, прочее. Не почетное прозвище – генерал Флюгер за склонность, так сказать, поворачиваться туда, куда дует ветер.
С. Бунтман
―
Думал, за стойкость. Да?
А. Кузнецов
―
И вот… Да. И вот Михаил Дмитриевич берет в свои цепкие руки организацию дела Мясоедова. Мясоедова арестовывают. И у него при аресте обнаруживается документ, который потом будет главным и по сути единственным доказательством его шпионской деятельности – сведения о дислокации частей 10-й армии в Привислинском крае. На сведениях прямо, и потом свидетели в суде будут и на следствии показывать, что Мясоедов попросил, потому что они ему нужны по служебным делам, он в командировки ездит по этим частям, он хотел бы знать, куда он едет, вообще куда ему ехать. Да? И ему официально их выдали. Они у него были при себе в нагрудном кармане на листочке. То есть представить себе, что шпион хранит секретную информацию вот таким вот образом… Кроме того на Мясоедова тут же начинают радостно вешать начавшиеся в январе 15-го года неприятности. Немцы проводят достаточно успешное наступление на Варшаву. Если б не генерал Алексеев, Варшава бы пала раньше, чем это произойдет на самом деле. И вот на Мясоедова, значит, сваливают вот, дескать, успеху немцев способствовало то, что он передал сведения. Но Мясоедов, как покажут свидетели, получил эти сведения через 2 дня после начала немецкого успешного наступления. То есть он их, так сказать, даже если бы он их немедленно передал, всё равно они были бы уже устаревшими. Тем не менее его решают судить за измену, шпионаж и всё прочее. Сначала в горячке передают дело Варшавскому окружному суду. А это нормальный суд со следователями судебными, с адвокатами. Вполне возможно, даже вероятно, что с присяжными, ну, или там с каким-то специальным составом. Опомнившись, выдирают это дело у Варшавского окружного суда, и приказом верховного главнокомандующего, то есть всё того же великого князя Николая Николаевича, значит, организуется специальный военный трибунал из 5 старших офицеров. Трое судей назначены штабом фронта, двое – по месту прохождения суда в Варшаве, командир Варшавской крепости. Судьи беззастенчиво подгоняют удобных. Значит по закону председателем суда, а это ключевая фигура, должен быть старший по званию, а если члены суда находятся в одинаковом звании, то старший по стажу нахождения, – да? – по выслуге лет. Обнаруживается, что неподходящий офицер выходит в председатели суда, потому что человек, так сказать, не слишком управляемый. Тут же его выводят под благовидным предлогом из состава суда. Туда запихивать полковника Сергея Георгиевича Лукирского. Это тень Бонч-Бруевича. Это человек, который и в досоветское, и в пост… и в советское точнее время будет с ним рука об руку, человек, который имел на Бонч-Бруевича большое влияние. Интересна судьба у этого человека. Он как и Бонч-Бруевич перейдет в Красную армию с самого начала. Он будет преподавать после Гражданской войны в военной академии стратегию, будет в 30-м году арестован по делу «Весна», но довольно быстро освобождён. В 35-м, когда будут присваивать персональные воинские звания, значит, станет комдивом. Ну, а дальше 38-й год, и он будет расстрелян по делу о военно-монархическом заговоре в Красной армии. А Бонч-Бруевич проживет долгую жизнь, доживет до 50 то ли 6-го, то ли 7-го года. Генерал-лейтенанта получит уже во время Великой Отечественной войны, хотя он в ней не принимал активного участия. В чём Мясоедова обвиняют? Значит, его обвиняют в том, что «находясь на службе в жандармском корпусе до 26 сентября 907-го года, - это 1-я его отставка, - и с 27 сентября 11-го по 17 апреля 12-го, - это 2-й его краткий период службы, - «располагая по своему служебному положению секретными сведениями о наших сооруженных силах, войдя в сношения с агентами иностранных правительств, сообщал этим агентам для передачи их правительствам, и в том числе германскому», эти «самые секретные сведения». Ни одной фамилии! Ни одного конкретного эпизода! Ни одного уточнения, что за сведения.
С. Бунтман
―
Секретно.
А. Кузнецов
―
Да нет. Дело в том, что и так проходит суд при закрытых дверях. Это мы сейчас его материалы знаем. Тогда их никто не мог получить, ни газеты, ничего. Просто некого называть. Но судьи послушно сочтут, что обвинения доказаны. Правда, неприятность большая: мирное время. За шпионаж в мирное время смертная казнь не предусмотрена. Максимум, что могут дать ему – это лишение всех прав состояния и пожизненную каторгу. 2) «Через посредство не обнаруженных лиц довел до сведения германских военных властей» данные о перемещении одного из русских корпусов и не сообщил в штаб собранные его помощником сведения «о том. какие именно германские войсковые части 14 февраля сего года находились в городе Мариамполе и его окрестностях». Настолько никак не доказано, что суд отклоняет эти обвинения, и его оправдывает по этим обвинениям. «Добыл под вымышленным предлогом необходимости для исполнения возложенного служебного поручении составленную 19 января 15го года секретную справку о расположении войсковых частей, входивших в состав X армии». Вот эта самая записочка, которую ему совершенно, так сказать, официально дали в штабе, чтобы он мог ездить по своим командировкам. Ну, это признали: да, было. И ещё ему инкриминируют мародерство в военное время. В одном доме немецкого лесника, который был предназначен командованием среди других домов к уничтожению, он взял себе некоторое имущество. Ну, тут Мясоедов признался: взял оленьи рога, несколько книг…
С. Бунтман
―
Здесь нам в чате говорят про оленьи рога.
А. Кузнецов
―
Да, да. Две картины маслом, пара гравюр, стол, занавески и памятная доска в честь пребывания там в 1812 году императора Александра I. Отлично. Мясоедов, кстати, показал, что памятную доску он не украл, а спас. Собирался передать ее в музей, поскольку это исторический артефакт.
С. Бунтман
―
Ну, собирался.
А. Кузнецов
―
На это Мясоедов сказал: «Да, ну, нехорошо, конечно. Но какое же это мародерство? Я же ни у кого не отнимал. Имущество было предназначено к уничтожению. Я взял. Некрасиво, но все так делают», - сказал Мясоедов. И, в общем, видимо, действительно так делали, ну, не все наверняка, но многие. Имущество-то брошенное уже. А он был, конечно человеком, так сказать, любившим красивые вещи. И дальше совсем феерия. Суд принимает решение: виновен, но заслуживает снисхождения по тем эпизодам, которые остались, и выносит приговор – смертная казнь.
С. Бунтман
―
Это как?
А. Кузнецов
―
А вот так. Вот-вот никак. Значит, приговор должен быть конфирмован. Его должен утвердить Николай Николаевич. Но уже есть распоряжение казнить сразу после приговора, а утверждение провести задним числом. Торопятся ужасно. В результате нужно по крайней мере несколько дней на то, чтобы оригинал приговора дошёл до Николая Николаевича, чтобы он, так сказать, поставил на нём свою резолюцию, оригинал должен вернуться, после этого казнь. Мясоедова казнили, бумага ещё даже не вышла из суда к Николаю Николаевичу.
С. Бунтман
―
Что тут было всё-таки?
А. Кузнецов
―
Значит, здесь судя по всему, во-первых, громадный подкоп под Сухомлинова. Тот в это время военный министр. На него сыплется всё, что угодно. Гучков очень сильно интригует, пытаясь заменить Сухомлинова на генерала Поливанова, чтоб… что и получится в конечном итоге. Причина? Ну, тут можно представить себе и интриги ради интриг и каких-то там соответственно выгод. Ну, или Александр Иванович Гучков имел основания определённые винить Сухомлинова в уже очевидном в начале 15-го года снарядном голоде и многих других несообразностях, которые творились в армии. В части из них, наверное, Сухомлинов действительно был виноват. Поэтому это вполне мог быть такой и, что называется, патриотический порыв. Но это интрига против военного министра. И действительно, когда в 16-м году Сухомлинова отстранят, а в 17-м будут судить, ему скажут: «С Мясоедовым дело имел? Имел. Мясоедов – доказанный шпион? Шпион. Значит, знал или должен был знать, но, значит, не предпринял никаких действий». Значит, на Сухомлинова…
С. Бунтман
―
Или беспечность.
А. Кузнецов
―
На Сухомлинова тоже падает по меньшей мере подозрение. В конечном итоге его не осудят за шпионаж. Его осудят там за нерасторопность при подготовке к армии… армии к войне. Но лыко в строку всё равно попадет. Сегодня практически никто не сомневается в том, что Мясоедова осудили без малейших к тому оснований. Был ли он шпионом, мы сказать, конечно, не можем, но нет, ну, никаких оснований считать, что он действительно находился в какой связь с представителями германский разведки. Ни одного мало-мальски напоминающего, хотя бы косвенные доказательства, эпизода нет. Человек он был не очень симпатичный, ну, он… Слушайте, он обычный жандарм того времени. Цепкий, неразборчивый в средствах, любящий, так сказать, красивую жизнь, очень любящий деньги, любящий красивых женщин, не только жену далеко, прямо скажем, любящий кутнуть. Но их большинство таких в этом самом жандармском корпусе. А вот что шпион – нет. Но это одно из тех дел, которые точно так же как вся история с Распутиным, точно так же как многие другие вещи, которые действительно расшатывали здание монархии вот тем, что у людей…
С. Бунтман
―
То есть самим своим наличием.
А. Кузнецов
―
Самим наличием. Да. И вот простые люди, там читавшие газеты или слышавшие чей-то пересказ читанных газет, а императрица – немка, шпионка; а Мясоедов – шпион…
С. Бунтман
―
Ну, да.
А. Кузнецов
―
… а Сухомлинов – шпион. Тем более что действительно шпиономания во всех воюющих армиях и во всех обществах воюющих стран, градус был невероятный в то время. Ну, и в России, разумеется, тоже. И это давало возможность определенным военным руководителям на шпионов скидывать собственные неудачи, нераспорядительность. Вот такое дело.
С. Бунтман
―
Да, но это дело можно изучать. Можно изучать.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Можно читать.
А. Кузнецов
―
Да! Очень интересная книжка на русский язык переведена, лет 10 назад вышла: William Fuller, англиское название «The Foe Within: Fantasies of Treason and the end of Imperial Russia» - «Внутренний враг, - значит, - ложная измена и конец имперской России». Не уверен, что точно так переведено, но на Уильяма Фуллера посмотрите в поисковике, там есть текст книги.
С. Бунтман
―
А для… просто для ощущения обстановки и контекста я, конечно, всем, кто вдруг почему-то не читал, я предлагаю почитать или перечитать «Смерть на брудершафт», всю серию Акунина.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Просто там очень точные вот какие-то учуянные детали, очень есть.
А. Кузнецов
―
Ну, есть и работа классика советской историографии Корнелия Федоровича Шацилло, написанная в 60-е годы. Серьёзный историк, доктор исторических наук. Там, конечно, есть приметы советского времени, но фактического интересного материала много.
С. Бунтман
―
Теперь наше предложение. Переходим в уголовке и к мокрухе страшной.
А. Кузнецов
―
Ну, да, потому что давно не было.
С. Бунтман
―
Да, да. Да. Суд над Мари д’Обрэ, маркизой де Бренвилье, по обвинению в отравлении членов своей семьи, Франция, 1676 год.
А. Кузнецов
―
Знаменитое дело о ядах, которое мы как-то почему-то пропустили. По-моему, мы его ни разу не предлагали.
С. Бунтман
―
Суд над Джеймсом Хэкменом, убийцей оперной певицы Марты Рей, Великобритания, 1779 год.
А. Кузнецов
―
Совершенно сериальная история такая вот прямо.
С. Бунтман
―
Бу-бум.
А. Кузнецов
―
Бу-бум. Да.
С. Бунтман
―
Да. Суд над Макету Варетотара, маори, убившем семью из 4-х человек, Новая Зеландия, 1842 год.
А. Кузнецов
―
Первый человек, казненный на территории Новой Зеландии по приговору суда. Кровавая история. Четыре человека.
С. Бунтман
―
Возвращаемся в метрополию. Суд над Мери Энн Коттон, серийной убийцей, по обвинению в убийстве пасынка. Это Великобритания, 1873-й…
А. Кузнецов
―
Единственное доказанное ее убийство, но вообще на ней числят полтора десятка человек.
С. Бунтман
―
И наконец два суда над Джеком Макколом, убившим Джеймса «Дикого Билла» Хикока, разведчика и картежника, 1876 год.
А. Кузнецов
―
Все, кто играет в покер, должны знать комбинацию карт «Рука мертвеца». Это те карты, которые были у Дикого Билла на руках, когда ему выстрелили в затылок.
С. Бунтман
―
Ой!
А. Кузнецов
―
Дикий запад.
С. Бунтман
―
Дикий запад. Голосуйте! Мы с вами прощаемся.
А. Кузнецов
―
Всего доброго!