Суд над Генриэттой Кайо по обвинению в убийстве известного журналиста, Франция, 1914 - Не так - 2018-03-11
11.03.2018
Суд над Генриэттой Кайо по обвинению в убийстве известного журналиста, Франция, 1914 - Не так - 2018-03-11
Скачать
Сергей Бунтман
―
Добрый день всем! И у нас начинается очередной процесс. Светлана Ростовцева. Вот. Да еще не так все мрачно, Света.
Светлана Ростовцева
―
Нет. Нет.
С. Бунтман
―
Там было за что.
С. Ростовцева
―
Бывает. Да.
С. Бунтман
―
Бывает хуже. И там было, за что, судя по всему. Алексей Кузнецов…
Алексей Кузнецов
―
Добрый день!
С. Бунтман
―
Добрый день! Сергей Бунтман – ведущий. Нас транслирует и сетевизор, и «Youtube». Все уже поговорили. Поговорили с чатом немножко. Будем продолжать с вами общаться со всеми. И у нас сегодня Генриетта Кайо. Да.
А. Кузнецов
―
Да. Вы знаете, я давно не припомню такой битвы при выборе темы, потому что…
С. Бунтман
―
А битва была?
А. Кузнецов
―
Была битва невероятная совершенно. Да. И в четверг утром, когда я зашел на сайт «Эха», где происходит основное голосование, я обнаружил, что разница в голосах между 1-м и 2-м местом – два голоса, не процента, а голоса. Да? То есть там где-то в районе, значит, одной десятой процента была разница, и нам было тогда пришлось… Ну, слава Богу, у нас уже отработанный механизм. Мы перенесли вот этот второй тур этих самых выборов, мы сегодня о 2-х турах тоже будем говорить, значит, этот второй тур мы принесли в нашу группу фейсбучную на «Страницу друзей программы «Не так».ю и там двое суток шло голосование, которое закончилось с разрывом в два голоса в пользу Генриетты Кайо. То есть она выиграть-то выиграла, но, в общем, конечно, за ней по пятам шло другое дело, которое впрочем мы естественно предложим еще раз повторно через полтора месяца, когда будем предлагать вторые места голосования. Так что непростая победа была у Анриетты Кайо. Ну, ее везде по-русски транскрибируют как Генриетту. Так принято. Да.
С. Бунтман
―
Ну, и правильно.
А. Кузнецов
―
Ну, наверное.
С. Бунтман
―
Да. Ну, ну…
А. Кузнецов
―
Хотя, она, конечно, если произносить фонетически, она Анриетта. Анриетта.
С. Бунтман
―
Ну, мы же не говорим…
А. Кузнецов
―
Да, не будем. Не будем выпендриваться. Вот.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Я подобрал эпитет.
С. Бунтман
―
Она сама уже довыпендривалась.
А. Кузнецов
―
Да, это правда.
С. Бунтман
―
Почти. Да.
А. Кузнецов
―
Почти. Да. Эпиграф из частного письма. Сегодня очень много будет разговора о всяких частных письмах. Вот частное письмо. Это март 14-го года, буквально через пару-тройку дней после собственно покушения. Вот пишет не очень уже молодой человек даме тоже по тем временам уже не очень молодой.
С. Бунтман
―
Лет 25 где-то?
А. Кузнецов
―
Ну, тут немного постарше. Да. Пишет в основном по-русски, но обильно вставляет французские выражения: «Какое впечатление произвел на тебя le geste de Madame Caillaux? Признаться, не могу отделаться от чувства некоторой симпатии: я думал, в этой среде одна продажность, трусость и подлость. А тут вдруг бой-баба, leçon, - урок, да? - дала решительный!! Интересно, что скажут присяжные, и каковы будут политические последствия. Уйдет ли Caillaux? Свергнут ли радикалов? Крепко, крепко жму руку». Ленин. Он пишет Инессе Арманд. Что, собственно говоря, произошло? 16 марта 14-го года Анриетта Кайо, жена известного, очень известного французского политика, человека, который к этому времени уже дважды успел побывать министром финансов и один раз успел побывать премьер-министром. Но надо напомнить, что это 3-я республика. А в 3-й республике правительство долго не засиживались.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Бывало, что и по 2, и по 3 в год менялись. Так вот. Соответственно муж Генриетты Кайо был очень известным представителем так называемых радикал-социалистов или левых радикалов. Под словосочетанием «левый радикал» не надо понимать то, что сегодня приходит в голову. Приходит в голову – да? – ну, какая ассоциация? Анархисты, там совсем такие вот леваки. Нет, это партии умеренно социалистическая. И вот в том, собственно говоря, какие позиции по разным вопросам занимал Кайо, Гюстав Кайо я имею в виду, значит, тут видно, что вот эти вот противоречия они всплывают, потому что с одной стороны, скажем, как социалисты они сторонники прогрессивного налога на то, что богатые должны оплачивать больше всяких социальных проектов, а с другой стороны они горячие сторонники частной собственности, что, скажем, их отличает от социалистов, того же Жана Жореса. И внешнеполитическое, а это ключевое имеет значение для всей этой ситуации и области, они придерживаются такой… Вот где-то пишут прогерманской ориентации. Нет, конечно. Они не… Они противники войны.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Они противники войны и не столько из общепацифистских соображений как, например, тот же Жорес, а они скорее считают, что вот ориентация на Англию на Россию – это неправильная французской ориентация. Надо держаться таких умеренно сдержанных… сдержанно-хороших взаимоотношений с Германией. Что надо понимать, во Франции того времени не очень популярная позиция…
С. Бунтман
―
Да, Франции очень патриотичила, особенно за последние к тому времени 20 лет.
А.Кузнецов
―
Разумеется. Да. Ну, понятно. Ещё понятна травма франко-прусской войны. Естественно помнится Эльзас и Лотарингия, и многое…
С. Бунтман
―
А с другой стороны забылись… Очень серьёзно забылся тот ужас, который… к которому привела франко-прусская война. Как обида осталась, а потери людские, голод в Париже – это когда…
А. Кузнецов
―
Седанская эта катастрофа. Да, понятно. Но с другой стороны вот это хорошо видно, перед 1-й мировой, в начале 1-й мировой французы, вот они ура-патриотичны – да? – улицы шумят, что называется. Воевать они не очень хотят. Они не очень хотят воевать. И поэтому во многом строится линия Мажино. Это и психологически определенный…
С. Бунтман
―
Это… Нет, ну, это…
А. Кузнецов
―
Прошу прощения. Ерунду говорю. Это…
С. Бунтман
―
Это уже следующая…
А. Кузнецов
―
Это следующая война.
С. Бунтман
―
А там не забылось. А здесь как-то и воевать не хотят и воевать стремятся.
А. Кузнецов
―
Ну, вот, собственно говоря, одно из самых ярких, наверное, самое яркое действие Кайо как главы правительства, а не как министра финансов, – это разруливание, разрешение так называемого Агадирского кризиса. Это знаменитый прыжок пантеры, который очень любили у нас вспоминать. Там и, помните, Приштинский аэропорт уже я имею в виду в конце ХХ века.
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Кузнецов
―
И многие другие случаи, когда нужно было показать свое присутствие, продемонстрировать военно-морской флаг, например. Когда возникает очень серьезный кризис, вполне он мог перерасти в Первую мировую войну тремя годами раньше. В 11-м году возникает очень серьезный спор из-за Марокко. Как мы учили все в школе, это, в общем, правильно, Первая Мировая в значительной степени происходит из-за колониального перераздела мира. И вот Германия всеми силами старается внедриться в Африку там, где можно только, и выступает против усиления французского влияния в Марокко. А французы привыкли считать Марокко своим уже практически протекторатом. И происходит вот это вот обострение отношений, которое Кайо удастся сгладить, и, в общем, закончится подписанием соглашения. И соглашение это будет вроде бы для Франции очень перспективное. А с другой стороны, так бывает, и французы, и немцы остались этим сокращ… соглашением недовольны, потому что немцы действительно объективно получили 275 тысяч квадратных километров. Но чего? Болота во французском Конго. Как кто-то сострил: «Мы там получили 9, по-моему, миллионов или миллиардов мух цеце». Вот.
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Кузнецов
―
А с другой стороны французские ультра-патриоты кричат: «Ни пяди родной конголезской земли проклятым бошам!» В общем, Кайо был мишенью для критики всё время, так сказать, в своей политической деятельности. Он такой имел репутацию политика с одной стороны опытного, искушенного, с другой стороны достаточно не то чтобы скандального, но его… но его везде всё время сопровождали скандалы. И вот в течение последних месяцев перед убийством на Гастона Кальметта, то есть главного редактора газеты «Фигаро», газета «Фигаро» такая правая, в общем, консервативная достаточно газета избрала Кальметта… избрала Кайо мишенью своих нападок, и он подвергся действительно, это признают даже те, кто не одобряет поступки… поступка Генриетты Кайо, он подвергся самой настоящей массированной травле. То есть вплоть до того, что ни одного дня не было, чтобы выпуск «Фигаро» выходил бы без каких-то материалов, посвящённых Кайо, компрометации его и прочее, и прочее, и прочее. А дальше вот я прочитал в нескольких и английских, и французских источниках достаточно совпадающее мнение: Гастон Кальметт пробивает очередное дно, начиная публиковать личные интимные письма.
С. Бунтман
―
То есть до этого не делали так?
А. Кузнецов
―
Вроде бы нет.
С. Бунтман
―
Серьезные издания этого не делали.
А. Кузнецов
―
Мне трудно это проверить. Да? Но вот люди, которые писали специально об этом деле, утверждали, что был взят очередной психологический важный барьер туда, вниз в плане, значит…
С. Бунтман
―
Этики. Да.
А. Кузнецов
―
Этики профессиональной и так далее. И, судя по всему, вот я нашел строки Кальметта, которые… собственно он в газете это напишет, которые косвенно это подтверждают, потому что он явно совершенно оправдывается. Вот смотрите, что он пишет: «Это решительный момент, когда не следует отступать ни перед какими шагами, как бы они ни были болезненны для наших нравов, как бы их ни осуждал наш вкус и наши привычки. Впервые за мои 30 лет в журналистике я публикую частное интимное письмо вопреки желанию его владельца и его автора, и мое чувство собственного достоинства от этого испытывает истинные страдания». И вроде бы утром 16 марта муж говорит, значит, жене, как вот он мне надоел, чтобы я только там… если я его встречу, я ему набью. И уходит по своим делам, а Генриетта Кайо отправляется в магазин, покупает, выбирает, значит, оружие. Ей в магазине рекомендуют Браунинг 32-го калибра как оружие, с которым женщине будет легко управиться, легче, чем с револьвером. Затем она некоторое время в подвале этого оружейного магазина в тире практикуется и остаётся довольна своими результатами. После чего она отправляется в редакцию «Фигаро», больше часа терпеливо дожидается в приемной, выходит Кальметт. И дальше она в 8 раз стреляет в него. Первые две пули проходят над ним. Он инстинктивно присел, когда увидел оружие. Но 6 попадают ему в живот. Там плюс ещё, видимо, врачи долго не решались на счёт хирургического вмешательства, а когда решились, было уже поздновато. В общем, одним словом через несколько часов Гастон Кальметт, один из влиятельнейших французских журналистов скончался. Генриетта Кайо была арестована на месте, что называется, преступления. И после достаточно короткого следствия, там пара месяцев на всё на это уйдет, в июле 14-го года начинается процесс.
С. Бунтман
―
Самое время вообще.
А. Кузнецов
―
Самое время. Уже убит эрцгерцог Франц-Фердинанд…
С. Бунтман
―
Больше нечем… больше нечем заняться.
А. Кузнецов
―
Совершенно верно. Во время процесса будет объявлен австрийский ультиматум сербам. То есть это вот, что называется, самое-самое… самые последние дни, условно говоря, мира, которые уже пахнут войной так, что дальше некуда.
С. Бунтмман
―
Но тем удивительное решение.
А. Кузнецов
―
Да, я думаю, что если бы этот процесс происходил полугодом, скажем, позже по окончании первой битвы на Марне, я думаю, что решение было бы диаметрально противоположным. А пока у многих французов еще есть надежда на то, что так уже бывало за последние годы не раз, что кризис останется кризисом, что кризис ни перерастет в войну…
С. Бунтман
―
Рассосется как-нибудь.
А. Кузнецов
―
Рассосётся. И собственно не каким-то волшебным образом, а есть вполне казавшийся реалистичным сценарий. Правительство непрочно. Это только-только, значит, на посту премьер-министра Думерга в очередной раз сменил Рибо, они несколько раз менялись за предыдущие годы. И правительство непрочно. И есть надежда, что если возникнет пацифистская, условно ее так называют, коалиция, это коалиция социалистической партии Жореса и радикальной партии Кайо, то они смогут сформировать правительство. И это правительство сумеет предотвратить начало войны. Что же, собственно говоря, будет происходить во Дворце правосудия на площади Дофин? Там будет происходить грандиозное совершенно юридическое шоу. Попасть на этот процесс… Для этого приходилось использовать колоссальное влияние, интриги. Практически вся публика в зале состоит или из высокопоставленных лиц 3-й республики, значительная часть национального собрания, так сказать, депутатов находится там. Сенаторы находится там. Тем временем Первая Мировая уже практически начинается. Да? Вот это все время приходится повторять. Дамы света, конечно же. Это… Об этом пишут и газеты того времени, и те, кто позже писал о процессе, но из тех, кто всё это видел. Это место превращается в демонстрацию новейших мод. Перед началом заседания обсуждаются последние, свежайшие политические сплетни и прочее, и прочее, и прочее. То есть tout le monde, бомонд, все-все, так сказать, весь Париж присутствует в этом зале. Там действует нанятая Кайо, Кайо-мужем, разумеется, такая личная гвардия, как мы бы сейчас сказали, частное охранное предприятие и молодчки, в плохо сидящих на их крепких плечах визитках с заметным корсиканским акцентом говорящие, рассаживают публику, не пропуская в зал неугодных. Наоборот доводят до кресел почтительно тех, кто нужен и так далее. Председательствует в этом процессе судья Луи Альбанель, председатель тогдашней… суда ассизов, человек, принадлежащий к тому же кругу, что супруги Кайо. И все отмечают наблюдатели, что он ведет процесс робко, что он ведет процесс робко и по отношению к подсудимой, и по отношению к ее мужу, который весь процесс, все 7 дней, отсидел от звонка до звонка все судебные заседания, и по отношению к адвокату. Государственный обвинитель Эбро практически незаметен, потому что ему особенно делать нечего. Обстоятельства совершения преступления абсолютно очевидны. А вот главная битва произойдет между двумя знаменитыми парижскими адвокатами. Они прекрасно между собой знакомы. Они, так сказать, не друзья, но с уважением, как я понимаю, друг к другу относятся. Представитель гражданского истца, то есть семейства Кальметт Шарль Шеню. И защищать Генриетту Кайо будет Фернан Лабори, немолодой уже адвокат. Ему около 60 с очень впечатляющим списком процессов за плечами. Он защищал Огюста Вайяна. Помните, этот анархист, который бросил бомбу в зале национального собрания. Там было ранено что-то около 20 человек. Ну, Вайяна отправят на гильотину, но тем не менее Лабори прославиться в этом деле. Он будет защищать Дрейфуса. Он будет защищать Золя в… так сказать, когда против него будут выдвинуты обвинения в связи с делом Дрейфуса. Он будет адвокатом Тереза Умбер. Мы дважды предлагали это дело – грандиозное мошенничество начала ХХ века, мошенничество с якобы имевшем с американским завещанием. Но вот наши слушатели его два раза не выбрали, но, может, как-нибудь мы это дело всё-таки рассмотрим. То есть это такой вот… Два мэтра, две вершины тогдашней французской адвокатуры. И в традициях французской адвокатуры это блеск, это фейерверк, это драматические выступления и свидетелей, и обвиняемой, и перепалка между адвокатами, в которую суд очень мало вмешивается, потому что суд, в общем, признаёт, что здесь вот именно адвокаты - главные на этих подмостках и так далее. Вот как Анриетта Кайо… Анриетта, Генриетта Кайо описывает, что собственно произошло. Она займет такую позицию, ну, точнее они с Лабори естественно выберут такую позицию. Да, это мои пули его убили, но поймите те эмоции, с которыми я шла к нему, так сказать, сражаться за честь мужа, и поймите, что я не собиралась его убивать. Это случайность. Ну, вот собственно цитирую Генриетту Кайо: «Тогда, господин председатель, я и отправилась прямо к Кальметту. У меня был с собой маленький браунинг. Какой ужас, эти пистолеты, они стреляют сами по себе… Я не хотела его убивать, я только хотела учинить скандал. Но он сам бросился под пули. И рухнул», – ну, сразу вспоминается хрестоматийное, поскользнулся на корке…
С. Бунтман
―
Ну, да, да.
А. Кузнецов
―
… упал на нож и так 12 раз. Да. «Дальше я уже ничего не соображала. Это был рок! Я не хотела смерти этого человека, нет! Поверьте, я предпочла бы предать гласности все, что угодно, чем стать виновницей такого несчастья». А Шеню выбирает такую очень эффективную линию нападения. Значит, во-первых, он доказывает, что Генриетта Кайо вовсе не та овечка, такая при первом же виде пистолета падающая в обморок, которой она пытается себя изобразить. Он отстаивает эту точку зрения, что это женщина сильная, что это женщина с мужским характером, что это женщина, всё обдумавшая. И сюда, конечно, на его версию работает и то, что она тщательно выбирает оружие, и то, что она пробует это оружие в тире. Да? Ну, какой уж тут «Ах эти пистолеты сами начинают стрелять». А при первом опробовании в тире она из 5 раз в мишень 3 попала. Очень неплохо, прямо скажем.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Во время процесса ее муж быть стреляться на дуэли. Они с противником выпустят друг в друга по 8 пуль, и не один не попадёт ни разу. Сами понимать, какой подарок для прессы, которая, конечно, обсуждать, насколько жена стреляет лучше мужа в этой ситуации. А второе и главное, конечно, заключается в том, что по версии Шеню Генриетта Кайо – это послушный исполнитель воли своего мужа, что он человек злопамятный, трусоватый, он объяснил безгранично преданной, влюбленной в него женщине, что с неё как женщины спрос будет минимальный, а то, может, и вообще никакого не будет, если всё правильно падать. А вот с ним совсем другое дело. И он отправил ей на убийство. Ну вот собственно цитирую Шарля Шеню: «Это он распорядился убить Кальметта, с целью помешать ему сделать достоянием гласности не любовные письма, вовсе нет — этому он не придавал значения, — но политический документ огромной важности, о публикации которого под заголовком «Исповедь прокурора Фабра» было уже объявлено в газете «Фигаро». Из этой исповеди следовало…» Ну, а что следовало, давайте мы с этого…
С. Бунтман
―
Мы узнаем через 5 минут.
А. Кузнецов
―
С этого мы начнем 2-ю часть.
С. Бунтман
―
Да.**********
С. Бунтман
―
… как, мы сейчас узнаем, продолжим. Алексей Кузнецов, Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман. Судим мы Анриетту Кайо. Да. Тоже мне спойлер: ее оправдали, пишут в чате у нас канала «Дилетант», «Youtube». Мы с этого и начинали.
А. Кузнецов
―
Да, у нас собственно подборка дел…
С. Бунтман
―
Подборка-то была…
А. Кузнецов
―
… были оправданные женщины.
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Кузнецов
―
Поэтому…
С. Бунтман
―
Подборка дел…
А. Кузнецов
―
Тут, конечно, никакого спойлера не было, собственно говоря. Это часть программы. Так вот документ, на который намекает Шеню, и который, собственно говоря, по его версии послужил главной причиной устранения Гастона Кальметта по заданию Жозефа Кайо его женой. «Но политический документ огромной важности, о публикации которого под заголовком «Исповедь прокурора Фабра» было уже объявлено в газете «Фигаро». Из этой исповеди следовало, что в свое время, будучи министром финансов, Жозеф Кайо оказал давление на прокурора Фабра, чтобы оградить, от судебного преследования Рошетта. нечистого на руку банкира, замешанного в панамском скандале. А все потому, господа, что Рошетт финансировал избирательные кампании Кайо!»
С. Бунтман
―
О!
А. Кузнецов
―
То есть Кайо обвинил в коррупции. Надо сказать, что он будет давать свидетельские показания на суде, и на это обвинение он будет отвечать, и он признается таким… Вообще надо сказать, что у Жозефа Кайо была такая манера, которая много врагов ему дополнительных обеспечивала. Он был человеком высокомерным, любил дать понять, насколько он вообще выше всех присутствующих стоит, своим поведением. В суде он так держался примерно. Так вот Кайо скажет: «Да, я действительно давил на прокурора Фабра, но дело было не в том, что там у меня какие-то были личные обязательства перед Рошеттом, а а в том, что его осуждение вызвало бы значительное ухудшение финансового климата во Франции». Да? То есть это вот банкиры восприняли бы как начало такой своеобразный охоты на банкиров, начали бы выводить капиталы и так далее, и так далее. То есть он в данном случае отстаивал ту точку зрения, что он исключительно как министр финансов действовал на благо страны для сохранения необходимого там инвестиционного предпринимательского климата. Еще один очень больших размеров, наверное, гораздо больших размеров булыжник, который прилетит во время судебных заседаний в Жозефа Кайо заключался в том, что человек, заменивший, сменивший Гастона Кальметта на посту главного редактора «Фигаро», заявил, что Гастон Кальметт собирался опубликовать так называемые «зелёные бумаги». А это на специальных шифробланках секретные телеграммы, которые содержали информацию… Телеграммы дипломатические, разумеется, которые содержали информацию о том, что во время секретных переговоров по Агадирскому кризису Кайо не обо всех своих договоренностях с немцами проинформировал соответственно тех, кого должен был проинформировать…С. БУНТМАН Вот куда поехало-то все? Да. да.
А. Кузнецов
―
То есть парламент. То есть который должен ратифицировать эти соглашения. То есть правительство, которое он возглавлял и так далее, и так далее. По поводу этого будет совершенно детективная история. Значит, допрашивают свидетеля, вот этого самого журналиста, не помню сейчас его фамилию. Он говорит, были бумаги. А, значит, Шарль Шеню, которому, казалось бы, надо горячо подхватить, присоединиться ко всему…
С. Бунтман
―
Ну, да.
А. Кузнецов
―
… уцепится за это, он как-то совершенно устраняется и не собирается хвататься за этот мощный вообще, так сказать, аргумент и как-то его исследовать, а он как-то вот уходит в другую сторону. И совершенно неожиданно вдруг взрывается Лобари, в интересах которого, напротив, сидеть и молчать в тряпочку по поводу этих зеленых бумаг, и говорит: «Предъявляйте». Не было ничего такого. Нет, они были, но вот я не могу их предъявить, я связан…
С. Бунтман
―
А знал, что не не может предъявить?
А. Кузнецов
―
Знал. Потому, что будет отправлен запрос, и на следующий день зачитают официальное отношение из канцелярии президента Французской республики, что эти бумаги… Примерно такая формулировка, я ее не выписал, но примерно такая: «Эти бумаги, ложно принимаемые за копии, никогда не существовавших документов, значит, в канцелярии отсутствуют». А надо ещё понимать, что… что такое президент Французской республики в это время. Кто у нас президент Французской республики в это время? А это у нас, извините, Пуанкаре. А Пуанкаре – это в плане внешнеполитическом полная противоположность Кайо, потому что Пуанкаре – война. И вот он-то как раз сторонник…
С. Бунтман
―
Антанта, война.
А. Кузнецов
―
Антанта, война и всё прочее. Да? И у него есть шанс утопить своего политического противника Кайо, который вот-вот может заключить коалицию с Жоресом, но вместо того, чтобы дни и ночи, так сказать, проводить в Национальном собрании…
С. Бунтман
―
В палате депутатов.
А. Кузнецов
―
В палате депутатов и в различного рода консультациях, он сначала до конца каждый день сидит на этом процессе. Ну, сейчас продолжаются, разумеется, вялые спекуляции историков, может быть, была договорённость. Пуанкаре обещал не топить Кайо и обещал Кайо, что он не признает наличие этих документов, но за это Кайо не вступит в коалицию с Жоресом или по крайней мере будет себя вести тихо. Естественно мы уже этого, скорее всего, не узнаем, было – не было. Но, в общем, для этого есть определенные основания, потому что вот этот вот… вот это бомба, которая вот-вот должна была разорваться, и здесь Кайо выглядит уже не банальным коррупционером, не очень принципиальным политиком. В этом его тоже будут обвинять. В беспринципности. Будет зачитано одно письмо, письмо личное, но в нём к первый жене, тогда еще не жене, тогда еще любовнице. Это отдельная история, потому что Кайо, ну, я так понимаю, для политического бомонда 3-й республики – это не что-то такое уникальное, но он был достаточно активен, так сказать, скажем так, в браках и за их пределами. И когда его первая жена, которую он бросил ради Генриетты будет давать показания, там тоже публика будет буквально вот ловить каждое не то, что слово, а каждое движение брови. И тоже адвокаты всё это превратят в самое настоящее шоу. Так вот его будут обвинять, Кайо, в том, что он с одной стороны, одной рукой всячески поддерживая как социалист, как левый введение прогрессивного налога, он на самом деле будет его всячески задвигать под стол. И действительно будет процитировано строки в письме такого плана вот, дескать, дорогая, вот вроде как там я выступал за этот налог, но на самом деле я его, значит, похоронил. И это тоже будет подаваться как пример того какой это циничный и соответственно беспринципный человек. Но вот эти самые зелёные документы-то, извините, Кайо уже предатель, получается.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Вот почему я и говорю произ…
С. Бунтман
―
Это уже государственная измена.
А. Кузнецов
―
Произойти этот процесс через полгода…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… и было бы совсем другое. Но тут еще вот… вот не грянули те самые августовские пушки, знаменитое название книги Барбары Такман, – да? – и пока еще нет однозначного отношения к войне во Франции. Потом-то… потом-то Кайо, я имею в виду Жозефа Кайо, его в конце войны уже Клемансо его обвинит в государственной измене, его выведут из… лишат депутатской неприкосновенности, осудят к трем годам тюрьмы, потом, правда, смягчат приговор и так далее, и так далее. Он отправиться в изгнание. В 25-м когда социалисты опять придут к власти. Знаменитый кабинет Эдуарда Эррио. Эррио продавит через палату депутатов амнистию, Кайо вернется во Францию, 3-й последний раз побывает ещё министром финансов. У него действительно репутация очень крупного финансиста. Он автор брошюры «Налоги во Франции», которую тогда считали вот классическим таким вот трудом по этой проблеме. Ну, а дальше, дальше интересно. Он еще раз… Он будет сенатором, уже на покое, практически на покое. Во второй половине 30-х он поддержит политику умиротворения. Он поддержит Мюнхенский сговор. Но когда будет возникать режим Виши, он не согласится, Петен его звал в правительство, он не согласится и будет доживать свой век вместе с женой. Они умрут с очень небольшим промежутком. Она в январе 43-го, а он в ноябре, по-моему, 44-го. Будут жить на оккупированной части, вот там на севере…
С. Бунтман
―
Да. Она к тому времени уже всё слободна.
А. Кузнецов
―
Да, да, да. Вот в долине Луары они, значит, будут доживать свой век. Ну, а дальше 28 июля – последний день процесса.,12 присяжных… Присяжные еще мужчины…
С. Бунтман
―
И почти последний день мира.
А. Кузнецов
―
И почти последний день мира. Да. 3, 3 дня, в общем-то, осталось.
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Кузнецов
―
И, значит, присяжные, 12 еще тогда мужчин, не рассерженных, наоборот они понимают, что они оказались в центре, так сказать, может быть, самого важного события в своей жизни, которое делает их знаменитыми и так далее. А газетная битва – это вообще на самом деле это одно из тех дел, где пресса… ну, что-то похожее на вот газетную битву в России годом раньше…
С. Бунтман
―
… все вот эти. Да.
А. Кузнецов
―
А с другой стороны соответственно левые газеты, которые поют против них. Напоминает газет… битву газетчиков во время дела Дрейфуса. То есть Дрейфуса… Бейлиса, конечно.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Годом раньше в России в 13-м году. И вот присяжным предстоит решить… Ну, собственно какая вилка? Либо они ее признают невиновный, либо они ее признают виновной, но, значит, в… Ну, там грозит ей сравнительно небольшое тюремное заключение в случае признания виновной – до 5 лет. Всего час они совещаются и признают ее невиновной. И Генриетта Кайо невиновна в убийстве Гастона Кальметта, хотя сам факт убийства никто не отрицает. Но, значит, сочтено, что она действовала в состоянии аффекта, что она не желала его смерти, что выстрелы были случайные. То есть это убийство из неосторожности в состоянии аффекта. Невиновна. Тут, наверное, сложилось несколько вещей. Вот это атмосфера последних дней мира, о которой мы говорим, и то, что во Франции очень ценят такого рода судебные процессы. Женщина, убившая, защищавшая свою ли честь, честь ли мужа. Вот такие вот процессы, которые и в истории российского пореформенного суда, их было, кстати говоря, не мало, но вот во Франции это особенно такая вот spécialité французского… французской юстиции. И действительно если Жозеф Кайо говорил своей жене, что тебе как женщине будет проще выкрутиться, если это так, то он безусловно был прав, потому что это фактор очень важный.
С. Бунтман
―
Но стожноватая какая-то интрига, если брать вот этот заговор, то что он послал жену. Да?
А. Кузнецов
―
Ну, сложноватое безусловно. И можно очень много найти узких мест, в которых это всё могло не сработать или сработать совершенно не так. Но вообще вот об этом тоже многие пишут, и многие писали в дни процесса газеты… И, кстати говоря, если кто-то свободно владеет французским языком и обладает острым зрением, оно необходимо, весь архив газеты «Фигаро» за эти годы выложен у них на специальном сайте, вы легко на него зайдёте через французскую «Википедию», и там вы можете всё это читать, все эти судебные отчеты по этому делу. Пожалуйста, если…
С. Бунтман
―
Там увеличивается. Там можно скачать и увеличить.
А. Кузнецов
―
Вы знаете, ну, вот это… Да. Но всё равно на самом деле мне…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… с моим не очень плохим зрением, но все-таки не идеальным зрением, мне было трудно. Я так кое-что… Ну, печать еще, просто само качество печати тогдашней, оно таково, что при сканировании там во многих буквах надо пытаться понять, что… что здесь. Да? Вот. Но в любом случае я имею в виду, что при наличии большого интереса, это всё можно безусловно прочитать. Так вот уже тогда писали о том, что процесс постановочный, и вот это вот интрига с этими зелёными документы, и что есть договорённость на самом деле между… великолепно между собой знакомыми Лабори и Шеню. Но другое дело, что понимаете, то, что пресса писала, совершенно не означает, что так оно и было на самом деле, потому что пресса в то время писала вообще всё, что ей Бог на душу положит, ни в чём себе не отказывая.
С. Бунтман
―
Игорек у нас возвращается: «А что Ильич-то? В общем с каким он чувством об этом писал Инессе Арманд?»
А. Кузнецов
―
А Вы знаете, больше он как-то вот… Нет по поиску в 5-м издании…
С. Бунтман
―
… просто содержание разговора там…
А. Кузрецов
―
Видимо, да, потому что если Вы почитаете, переписку Ленина и Арманд, Вы увидите, что он засыпал её множеством самых разнообразных вопросов. Это один из тех, к которому он, видимо, так сказать, особенно не придавал большого значения. А потом, представляете себе…
С. Бунтман
―
Ну, так просто…
А. Кузнецов
―
… в марте ему ещё могла быть интересна Генриетта Кайо.
С. Бунтман
―
Да, а в августе…
А. Кузнецов
―
… в конце июня…
С. Бунтман
―
А в августе так совсем. Господи, в июле… В августе сразу после процесса плевать он на него хотел.
А. Кузнецов
―
Когда рушится Второй интернационал, когда все, почти все социалисты Европы занимают оборонческие позиции, его…
С. Бунтман
―
И тут мы…
А. Кузнецов
―
Его это бесит. Ему это казалось сначала концом всего, а потом он понял, что это как раз возможность выделиться и занять другую позицию, – да? – поражение царского правительства. Этого нет. Так что, конечно, он вообще забыл, как звать ее. Я имею в виду не Арманд. Нет.
С. Бунтман
―
Нет, нет.
А. Кузнецов
―
Генриетту Кайо.
С. Бунтман
―
Ни в коем случае. Да. Ну, что ж? Хорошо, друзья мои! Давайте мы перейдем к следующему номеру нашей программы.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
И это будут повторные процессы. Мы все-таки дожимаем до ковра некоторые сюжеты, начиная от Рамзеса III несчастного.
А. Кузнецов
―
Ну, что-то от всего второй раз у нас…
С. Бунтман
―
Да. Да.
А. Кузнецов
―
… возникает несчастный Рамзес III в его случае…
С. Бунтман
―
… невинно убиенный.
А. Кузнецов
―
… не до ковра, а до мумии все-таки.
С. Бунтман
―
Да. Судебное разбирательство по делу об убийстве Рамзеса III, Египет. Это минус 1153 год.
А. Кузнецов
―
Но это все-таки заметно более свежее дело, чем то, что было в прошлый раз.
С. Бунтман
―
Ну, то это было вообще у нас… прекрасно. Старше только убийство Каина.
А. Кузнецов
―
Да, да.
С. Бунтман
―
Судебное следствие о причинах катастрофы парохода «Титаник». «Титаник», да?
А. Кузнецов
―
«Титаник». Да.
С. Бунтман
―
Известная история. Да.
А. Кузнецов
―
Очень известная история. Да. И следствие будет вестись и по ту, и по этому стороны Атлантического океана. Так что если выберете, такая любопытная…
С. Бунтман
―
США и Великобритания, 12-й год, 1900. Ряд судебных процессов над командирами, бывшими офицерами царской армии. Это еще дело «Весна», 30-31-й годы.
А. Кузнецов
―
Это у нас была подборка, когда мы говорили о создателях Красной армии и вот…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Вот оно.
С. Бунтман
―
Да. Это дело чрезвычайно любопытное. И суд над Георгием Димитровым и другими по обвинению в поджоге Рейхстага.
А. Кузнецов
―
Это наша…
С. Бунтман
―
Замечательный процесс.
А. Кузнецов
―
Вы знаете, из какой подборки?
С. Бунтман
―
… хотим его.
А. Кузнецов
―
Это из наших юбилейных дел к 3-летию передачи…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… мы сделали подборку из дел, с которых мы когда-то начинали.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Мы их предлагали. Вот его с тех пор не выбирают и не выбирают. Правда…
С. Бунтман
―
Лейпцигский процесс – это очень интересно. Так же, как интересно: суд над братьями-близнецами Крей по обвинению в убийствах и бандитизме, Великобритания, 69-й год.
А. Кузнецов
―
У нас было подборка «Преступления близких родственников». Да?
С. Бунтман
―
Близких родственников…
А. Кузнецов
―
Вот мужей, жен, братьев…
С. Бунтман
―
А она куда угодно. Да в кино она может быть и все…
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Да, да. Кино-то чудесное просто. Ой, потрясающее! Ну, голосуйте! Уже все у нас должно висеть.
А. Кузнецов
―
Должно. Да.
С. Бунтман
―
Должно висеть. Голосуйте! Мы с вами встретимся в день выборов, воздержимся, от каких бы то ни было…
А. Кузнецов
―
Обязательно.
С. Бунтман
―
… аллюзий. Да.
А. Кузнецов
―
Да. Но всё-таки звук у нас будет. Да? Мы не будем понимать день тишины буквально.
С. Бунтман
―
День тишины накануне.
А. Кузнецов
―
Накануне.
С. Бунтман
―
Да. Это суббота. А воскресенье – это собственно там день выборов. Но мы так, будем вести себя скромно. Правда? И даже в чате. Ну, ладно. Всего вам доброго! До свидания!
А. Кузнецов
―
Всего доброго!