Что случилось с тележурналистикой? - Павел Лобков, Елена Масюк - Культурный шок - 2012-01-21

К.ЛАРИНА: 13 часов 16 минут, добрый день. Здесь ведущая программы Ксения Ларина и мои гости, еще раз их представлю, а пока тему напомню сегодняшней программы. Она очень смешно у нас звучит, поскольку ответ напрашивается сам собой и все, кому не лень, уже на эту тему пошутили. Итак, тема сегодняшней передачи «Что случилось с тележурналистикой?» Об этом мы говорим, естественно, с тележурналистами – это Павел Лобков.

П.ЛОБКОВ: Здравствуйте, доброе утро или добрый день.

К.ЛАРИНА: Это Елена Масюк.

Е.МАСЮК: Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: Напомню нашим слушателям средства связи. Телефон прямого эфира 363-36-59 и SMS +7 985 970-45-45. Можете присылать ваши вопросы, ваши реплики или ваши попытки ответа на вопрос, который заявлен в теме сегодняшней передачи.

Вопрос, который я бы хотела задать первым для моих гостей. Если бы сегодня Елена и Павел, вот, вам было бы по 17-18 лет в 2011 году, в 2012-м уже, вы бы выбрали профессию журналиста в сегодняшней, в современной России?

Е.МАСЮК: Да мне кажется, что да.

К.ЛАРИНА: Да? Все равно да?

Е.МАСЮК: Мне кажется, что да. Ну, с собой-то тяжело, ведь, бороться все равно. Даже в той ситуации, когда невозможно работать фактически на федеральных каналах, все равно ищешь какое-то применение своей профессии. Это же, в общем, журналистика неотделима от внутреннего состояния. Но всем своим студентам я говорю совершенно однозначно, что нужно учить языки и уезжать из страны. Потому что если вы не сможете пойти на компромисс со своей совестью, то работать вам будет крайне тяжело на каналах на больших, где реально можно делать телевидение, а не на нишевых, на маленьких, где телевидение – такое, home-телевидение и это не телевидение, безусловно.

П.ЛОБКОВ: Ну я думаю, что я, все-таки, если бы сейчас мне было 17, я бы последовал совету своей бабушки, которая мне давала, когда мне было 17. «Иди в урологи, потому что писи у всех болят – и у палачей, и у жертв». Вот. И есть реальная возможность приносить обществу пользу более непосредственно, я бы сказал.

Е.МАСЮК: Паша, что тебе мешает сейчас переквалифицироваться?

П.ЛОБКОВ: Знаете, уролог – это очень сложная профессия, гораздо более сложная, чем тележурналист, извините.

Е.МАСЮК: Возможно.

К.ЛАРИНА: Ну, я хочу еще напомнить, что последнее время имя Павла Лобкова у нас, к сожалению, связано не с действующим телевидением, а с тем, что он с телевидением расстался. Совсем недавно мы еще представляли его как журналиста канала НТВ, на котором он проработал почти 20 лет, да? С перерывами, правда, там уходил, но тем не менее, это уже не часть жизни, это целая жизнь, 20 лет.

П.ЛОБКОВ: Это маленькая часть большой жизни.

К.ЛАРИНА: Будем надеяться, да. Сейчас вот так волею судеб, что называется, Павел больше не является сотрудником канала НТВ. А Лена Масюк уже давно. Из действующей журналистики вы ушли сколько?

Е.МАСЮК: Нет, ну послушайте меня. Из действующей журналистики я никогда не уходила, и это все неправильно. Если ты не на Первом, не на втором и не на НТВ, то ты уже не действующий журналист? Бред абсолютно.

К.ЛАРИНА: А на каком?

Е.МАСЮК: Я делаю разные проекты для разных каналов. Я не могу сказать, что они заслуживают того, чтобы я о них говорила, но какие-то вещи, которые я делала последнее время, мне было интересно попробовать их – это жанр интервью, студийное интервью. А поскольку я этим не занималась, а делала репортажи, делала журналистские расследования, делала публицистические программы и так далее, то какой-то другой телевизионный жанр – мне это было интересно. И я всегда знала, что я хорошо беру интервью, но одно дело, когда это для большой программы какой-то потом кусочек, а другое дело, когда ты ведешь интервью и все это интервью идет, собственно говоря, в эфир или почти все. Поэтому мне это было интересно себя попробовать, и я, в общем, увидела, что я это могу делать и делаю я это хорошо. И, как бы, ну вот, на данном этапе, как бы, так. Что будет дальше – поживем-увидим.

К.ЛАРИНА: Если говорить, опять же возвращаться к профессии тележурналиста, как вам кажется, какой из жанров тележурналистики за последние, скажем так, 10-15 лет претерпел самые существенные изменения?

Е.МАСЮК: Мне кажется, ну, во-первых, журналистское расследование. Оно просто исчезло как жанр, потому что оно даже когда-то было введено в номинации «Журналистское расследование» на ТЭФИ, за что я получала несколько ТЭФИ как раз. Потом, собственно говоря, это слили вместе со специальным репортажем, а потом чудесным образом журналистское расследование исчезло, потому что его просто в принципе нет уже как жанра на телевидении. Мне кажется, что те интервью, которые есть, за редким исключением – это тоже, в общем, уже не интервью, а такие, какие-то острые политические интервью. Фактически нету нормальных репортажей за исключением, может быть, то, что есть у Марианны Максимовской сейчас (остались какие-то сильные корры). Потому что сейчас мне сказать «Назови корреспондентов НТВ, которые были бы такие, запоминающиеся...»

К.ЛАРИНА: «Профессия «Репортер».

Е.МАСЮК: Да. Но это, вот, еще из какой-то, наверное, ну, не совсем старой, но такое, поколение между старым и каким-то тем, что сейчас из себя НТВ представляет. А вот такого вот, новых журналистов очень мало.

П.ЛОБКОВ: Ну я как раз не согласен. Я думаю, что вообще люди есть, да? Просто мы в последнее время, по крайней мере, меня ушли из компании в Новый год. И до последнего эфира, в общем, «Центрального телевидения» там работал, до этого делал научно-популярные фильмы. Я могу сказать, что мы всегда действовали по принципу «Делай, что должен, и будь, что будет». То есть поскольку контакт с высшим руководством НТВ такой имел, спорадический характер как с иудейским богом, то есть бог мог появиться в твоей жизни, когда ты этого, собственно, не ожидаешь, а когда он тебе очень нужен, ты до него достучаться, естественно, не мог. И поэтому мы действовали по такому принципу, что сейчас из этой ситуации мы делаем, как бы мы делали в ситуации, если бы не было никакой цензуры, никакого давления, никакого, я бы сказал так, мягко, постпродакшена идеологического. Ну а дальше уже сюжет снимался с эфира или не снимался с эфира, частями или полностью.

Я могу сказать, что таких людей много. Я не буду их называть, потому что они сейчас работают на канале – я искренне желаю им, чтобы они перевалились, что называется, через этот хребет и дальше оказались опять в плодородной долине свободы слова (я на это очень надеюсь). Но такие люди есть, безусловно. И то, что они недореализованы в эфире, это, скорее всего, проблема не столько их, а, все-таки, как это все потом подвергается каким ножницам.

К.ЛАРИНА: То есть самое главное, все-таки (надо это уже назвать вещи своими именами), самое главное, что случилось с тележурналистикой – она убита цензурой, наверное, да?

Е.МАСЮК: Абсолютно.

П.ЛОБКОВ: Да. И здесь есть 2 выхода. Либо люди идут на компромисс и, все-таки, пытаются протащить какие-то очень важные вещи. Либо они полностью ложатся под этот трактор и зачитывают свои так называемые стэнд-апы уже просто с телесуфлера. Есть, я знаю, несколько корреспондентов, очень приличных, которые начинали со мной в одно время, которые возят с собой на камеру (у них такой маленький китайский телевизор, телесуфлер), вот весь текст, который там есть, а этот текст идет, может быть, от пресс-службы президента или от кого-то еще, они уже даже его читают как дикторы на месте события. То есть уже порой не нужно даже себя утруждать. Вот когда были протокольные съемки раньше и мы там бегали за Ельциным вприпрыжку... Вообще, за Ельциным было интересно бегать вприпрыжку, потому что он чего-нибудь такое выкинет потом, если в эфир не пройдет, то, по крайней мере, ты будешь главным героем на всех вечеринках всю неделю, будешь рассказывать, чего там вообще.

Е.МАСЮК: Ну, конечно, про 38 снайперов кто еще?..

К.ЛАРИНА: Да-да-да.

П.ЛОБКОВ: Да, я там стоял, это видел. Это, конечно, тебе история. Сейчас при тебе история не делается, она вся пишется где-то по сценарию, это все не интересно.

И потом мы это обсуждали, как это мы могли обсуждать. Сейчас это обсуждать невозможно, это можно только с тем текстом, который сопроводиловка, что называется. Поэтому даже вот эта журналистика кремлевская – даже та деградировала. Потому что уже и бегать-то не надо, что называется, со стула одно место поднимать, потому что все это видео стримлайном идет в твою дирекцию. И ты просто приезжаешь весь такой красивый в галстуке, совершенно не потный, не грязный...

Е.МАСЮК: Подставка.

П.ЛОБКОВ: Подставка. Даже уже не подставка – ты уже даже от себя ничего не говоришь, ты говоришь то, что у тебя на телесуфлере.

К.ЛАРИНА: То есть, по сути, еще раз (это то, что уже говорят даже неискушенные зрители, которые не очень понимают специфики телевидения), даже они уже понимают, что журналистика потихонечку превратилась в профессию дикторскую. Вернее, профессия диктора вернулась в телеэфир – то, чего давно не было.

П.ЛОБКОВ: Ну, просто называется «журналистика». Потому что голоса разные.

Е.МАСЮК: Не, ну смотрите, ну, во-первых, те публицистические программы, якобы, телевизионные фильмы...

К.ЛАРИНА: Артисты, да!

Е.МАСЮК: ...их начитывают актеры. Это невозможно просто слышать.

К.ЛАРИНА: Вот представить себе такое возможно, когда вот вы делали в 90-х годах свои фильмы?

Е.МАСЮК: Нет, конечно. Нет, это невозможно.

П.ЛОБКОВ: Нет, так и я ни разу в жизни ни одного того, что я делал куска эфира до конца того года...

Е.МАСЮК: Нет, ну и сценарии написаны под кальку. Когда их смотришь, понимаешь, как это сделано.

П.ЛОБКОВ: Нет, ну и потом есть определенный еще тренд не столько связанный с политикой, сколько связанный с тем, что мы должны развлекать теперь всех. То есть телевидение – такой коллективный шут, и поэтому даже если вы делаете серьезное научно-документальное кино, существуют люди, которые говорят «Вот здесь бы не мешало звезду бы вставить какую-нибудь и вот здесь бы звезду, и вот здесь бы звезду». И основная моя борьба заключалась в том, что мне звезд впихивали, а я звезд выпихивал оттуда. Потому что еще больше выставлять туда звезд – они же время занимают какое-то... Да мне, в общем, плевать, звезда у меня там крутится на центрифуге или там Вася Пупкин на центрифуге крутится – мне вообще все равно. Со звездой еще договариваться надо, они еще противные все до омерзения. Потому что они же знают, что они сейчас востребованы. И, вот, мне все равно абсолютно, крутить мне сисю-писю на центрифуге и ее вестибулярный аппарат исследовать или там Ваню Пупкина. Ну, с сисей еще надо договариваться, тратить время драгоценное, силы на это тратить, еще эту сисю облизывать со всех сторон. Да пошла она...

К.ЛАРИНА: Я хочу, кстати, нашим слушателям сказать, что у нас, конечно, сегодня уникальный состав здесь в эфире, в этой передаче, поскольку и Павел, и Лена – это тот самый, скажем так, первый призыв НТВ. Можно так назвать?

Е.МАСЮК: Ну да, наверное. Да.

К.ЛАРИНА: Совершенно потрясающее поколение тележурналистов. Навыки, которыми вы обладаете, мастерство, которым вы владеете, оно, как мне кажется, сегодня такой, шестой палец абсолютно, никому не нужный.

П.ЛОБКОВ: Да нет, ну почему? Ну вот Аркадий Мамонтов, например, очень нужен – тоже из нашего призыва.

К.ЛАРИНА: Ну как? У него тоже...

П.ЛОБКОВ: Ну, мы все яркие, да. (смеется)

Е.МАСЮК: Нет, знаете, когда я уходила с Российского телевидения в 2005 году, многие мои коллегии и, к сожалению должна сказать, те, с которыми я работала на НТВ и которые, казалось, что они тоже первого призыва, они говорили: «Ты знаешь, да, ну, тоже невыносимо, да, Путин-ТВ, все понятно, цензура. Но ты понимаешь, я бы тоже ушел, но у меня семья, у меня дети, кормить надо. Понимаешь? Нужно сохранить себя в профессии». Но то, что я вижу, они не сохранили себя в профессии. Они появляются на экране.

П.ЛОБКОВ: В FaceBook с фотографиями детей.

Е.МАСЮК: Да. Вот, когда-то сказала Татьяна Миткова, когда была вот эта премия недолгая во время существования НТВ...

П.ЛОБКОВ: «Профессия «Репортер».

Е.МАСЮК: Да. Она сказала, что в членах жюри будут действующие профессионалы, чей труд востребован. И тогда меня это очень, честно сказать, резануло. Что значит «действующие профессионалы, чей труд востребован»? А кто востребован? Начиная со 2-го срока Путина, какие тележурналисты востребованы? Вот если их разложить по полочкам, их качества человеческие, их профессиональные, то, в общем...

П.ЛОБКОВ: Нет, я не могу согласиться, потому что я, все-таки, в НТВ проработал достаточно долго с 2008 года. Я могу сказать, что, действительно, при всем том негативе, о котором вы говорите, да, возможно, это тренд, это преобладающее. Но с другой стороны, появилось очень много ярких ребят. Не хочу их называть (вот, время такое, понимаете?).

К.ЛАРИНА: На НТВ, да?

П.ЛОБКОВ: На НТВ появилось очень много ярких ребят.

К.ЛАРИНА: А сколько исчезло ярких ребят. Вот если так: сколько появилось и сколько исчезло.

П.ЛОБКОВ: Вы знаете о программе «Профессия «Репортер», вы знаете о программе «Центральное телевидение», знаете о программе «Главный герой», которая существовала довольно долго. Есть работы и есть ребята, и есть искренние муки от того, что, действительно, эта работа не благодаря, а вопреки. Есть невероятное желание, все-таки, давать картину реальной жизни (и зачастую это получается). Зачастую при всем при том, что у меня чрезвычайно... Ну, у меня отсутствуют отношения с генеральным директором с 31-го числа, как я понимаю, и не без его участия какого-то, может быть, очень компромиссного, может, очень такого римского какого-то. Эти материалы в эфир выходят. И если какой-то материал там... Это очень хорошо показали события на Болотной, события, которые были на Сахарова.

Е.МАСЮК: Паш, но это позволяется, понимаешь?

К.ЛАРИНА: Когда есть возможность, когда есть разрешение, тогда и востребованы навыки вдруг оказываются эти.

Е.МАСЮК: Да.

П.ЛОБКОВ: Но я хочу сказать, что это не те люди, которые подлегли под пресс кредитов, машин, кулинарных фоток, которые они публикуют в социальных сетях, котиков, которые там появляются. «А вот моя кошечка». Это вот люди с Первого канала – они про кошечек часто, в основном, выступают, да. Наши – нет. Они, в общем, достаточно...

Е.МАСЮК: Ну хорошо, прекрасно. Дай бог, дай бог, Паша.

П.ЛОБКОВ: Нет, ну то есть дрожжи есть. Только что вот этого пива пока вот нет.

К.ЛАРИНА: Есть. Конечно. Давайте тогда, чтобы мы не замыкались на НТВ, у нас же есть еще, в конце концов, и Марианна Максимовская, ее программа и ее группа. И там талантливые есть ребята.

П.ЛОБКОВ: И я бы сказал, что есть совершенно другое поколение журналистов. Все-таки, мы – достаточно высокооплачиваемые такие жирные коты, профессионалы, что называется, такие английские Баристеры. А, вот, я сейчас посмотрел в тех же социальных сетях, обычные ребята, обычные люди, ну, они юристы там не знаю, менеджеры по продажам ботинок или теплых стелек. Я не знаю, чем они там занимаются. Но иногда ты встречаешь такой русский язык, такую точность в описании того, что происходило, такие психологические нюансы, что я так думаю «Да, а вот написал бы я так сейчас? Думаю, нет».

Е.МАСЮК: Да написал бы, Паша.

П.ЛОБКОВ: Нет. Совершенно другая интонация, совершенно другой ритм. То есть эти журналисты опять как и мы будут востребованы из неизвестно откуда-то. Кто-то из биологии, кто-то из продаж.

К.ЛАРИНА: Из других профессий.

П.ЛОБКОВ: Из других профессий.

К.ЛАРИНА: Давайте мы сейчас остановимся на выпуск новостей, потом продолжим программу.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Продолжаем нашу программу. Напомню, что сегодня мы пытаемся ответить на вопрос, что случилось с тележурналистикой. В нашей студии тележурналисты Павел Лобков и Елена Масюк, ведет передачу Ксения Ларина. Вот, говорили про социальные сети, про их влияние в том числе и на нашу общественную жизнь, и на жизнь профессиональную, если мы говорим о журналистике. Вот, на самом деле, мы начали говорить, мы говорили про цензуру, то, что изменилась очень атмосфера в обществе, то, что изменились отношения с начальством у журналистов, как бы там вся эта внутренняя структура телевизионных корпораций, если мы говорим о телевидении. Она очень сильно изменилась за последние тоже 15 лет, да?

П.ЛОБКОВ: Да, она стала похожа на любую другую корпорацию, потому что, по моему глубокому убеждению, не существует какого-то особого стиля менеджмента в телевидении, в государстве вообще. Если мы говорим о такой смеси Византии, Китая... Мы должны все угадывать. Вот, у Александра Грина был замечательный такой рассказ, какой-то Махатма, эмигрант в Париже оторвался от корней, сидит под каштаном и понял, что у него жизнь идет не туда. Задал мысленно вопрос какому-то там тибетскому Махатме, и тут ему лист каштана упал на ногу и он понял, что ему нужно лечь и умереть – он лег и умер. Вот этого стиля добивается руководство, чтобы мы угадывали, понимаете?

К.ЛАРИНА: А чем эти изменения объяснить? Ну-ка, давайте, скажите, что было в 90-х годах? Дверь была открыта в кабинет начальства?

Е.МАСЮК: Абсолютно. Всегда.

П.ЛОБКОВ: Да, абсолютно.

Е.МАСЮК: Открыта. Мы входили тогда, когда нужно было обсудить.

П.ЛОБКОВ: Да. Я думаю, что я сделал большое открытие в психиатрии за годы работы в НТВ.

Е.МАСЮК: Видишь, урологом не стал, а...

П.ЛОБКОВ: Да. Шизофрения – это заразное заболевание, передается от начальника к подчиненному, но не наоборот.

Е.МАСЮК: Ты заразился?

П.ЛОБКОВ: Я – частично, да, мне теперь предстоит серьезная реабилитация, видимо. То есть вот этот так называемый дискурс в одной голове, когда, с одной стороны, мы, вроде как, и демократические журналисты, а, вроде как, и члены большой корпорации и должны угадывать, какой лист нам упадет на ногу, конечно, порождает такую психическую дрожь постоянную и неловкость некую.

Е.МАСЮК: Паш, а можно я вспомню один твой материал? Я часто очень вспоминаю. Когда назначили Сенкевича.

П.ЛОБКОВ: Да.

К.ЛАРИНА: Да, все его вспоминают, особенно сейчас вспоминали.

П.ЛОБКОВ: Не было дискурса тогда.

Е.МАСЮК: Вот сейчас возможен такой материал, а?

П.ЛОБКОВ: Нет, нет. Могу сделать, конечно, для YouTube, для кого угодно. Нет, ну как? Это просто степень свободы, что называется. Вот, у локтя нормального шесть...

Е.МАСЮК: Какой год был?

П.ЛОБКОВ: Да между прочим, не так давно – это был 2004-й год. То есть существует у локтя там 8 или 12 степеней свободы, а, вот, у локтя, который в гипсе, у него меньше степеней – ты можешь только взять рюмку, донести до рта и поставить рюмку. И очень у многих поэтому, кстати, не у моих коллег... Я знаю, что вообще это профессиональная болезнь тележурналистов – очень много стали люди пить. Потому что, ведь, чем-то нужно заполнить вот эту дырку между тем, кем ты себя представлял, и кем ты, на самом деле, сейчас работаешь, да?

Е.МАСЮК: Пить очень вредно – на лице отражается и в кадре видно.

П.ЛОБКОВ: Ну, не все же журналисты в кадре работают.

К.ЛАРИНА: Я хочу вернуться к моему вопросу о стиле взаимоотношений между начальником и подчиненными, если мы говорим о журналистском коллективе, да? Это же очень важный момент. Вот у нас дверь в кабинет главного редактора на радиостанции «Эха Москвы» всегда открыта. Как только она закроется и когда там появится кордон под названием условным «Секретариат» или «секретарь», или что-то еще, это будет означать конец прекрасной эпохи – вот я просто это сама прекрасно понимаю. Когда это случилось, допустим, у вас? Ну, я у Паши спрашиваю, поскольку вот он беспрерывно трудился, да?

П.ЛОБКОВ: А как-то постепенно. Вот эта иерархия привела к тому, что...

К.ЛАРИНА: Это от человека зависит или от чего-то еще другого?

П.ЛОБКОВ: Понимаете, при эпидемии сложно сказать, кто привез первую блоху, понимаете, вот в Англию?

К.ЛАРИНА: Это что значит?

П.ЛОБКОВ: Это значит, что поскольку с ними, видимо, так разговаривают их вышестоящие начальники и референтные группы, скажем так, где-то там в Кремле, то и, соответственно, этот стиль переносится на все уровни вниз, ну, не знаю, вплоть до банно-прачечного треста. То есть это было постепенно. Вот когда Йордан там был, там тоже к нему легко было достаточно попасть. Но ты должен всегда, когда вот дверь открыта, должен всегда взвесить вопрос – а стоит ли он того, чтобы открывать именно эту дверь? Может быть, есть дверь рангом пониже, которую можно открыть с тем же результатом, или это дело твоего тщеславия, что вот я ногой открываю дверь, да? Этого момента у нас не было. Если бы остальные двери работали по другому принципу. Они тоже работают по этому. Тем более, телевидение – вещь оперативная. Ну, это привело, все-таки, к тому, что я, например, сейчас... Вот сегодня у нас 21-е января, вот я не знаю, за что меня месяц назад, со мной не заключили контракт.

Е.МАСЮК: Ну, это обычное... Это, что называется нынешним любимым словом, всех тренд: ничего не объяснять, а делать это по-тихому.

П.ЛОБКОВ: Да, дискомфортно говорить человеку в лицо.

Е.МАСЮК: Конечно. Нет-нет, это тоже надо иметь силу.

П.ЛОБКОВ: Силу, конечно.

Е.МАСЮК: Какое-то уважение к своему сотруднику, чтобы ему это сказать и объяснить.

П.ЛОБКОВ: Да. Потому что когда вы прихлопываете комара, вы же не предупреждаете его через «Эхо Москвы»: «Уй ты, комар, я с тобой сейчас контракт расторгну»

Е.МАСЮК: Я думаю, что это все звенья всё.

П.ЛОБКОВ: Да. «Я тебя просто прихлопну и все, а ты об этом узнаешь, когда уже будешь ножками кверху».

К.ЛАРИНА: А вы не лукавите, Павел? Действительно, неизвестно ничего, по каким причинам с вами расторгли контракт?

П.ЛОБКОВ: Нет, абсолютно! Вот, 12-го я случайно позвонил в бухгалтерию выяснить там, будут ли какие-то деньги, не будет. Мне сказали «Вас нет в списке» металлическим голосом. Отправили к другому металлическому голосу, который такими интонациями как обычно отвечают автоответчики в сотовой связи: «Ваш звонок очень важен для нас. Пожалуйста, оставайтесь на линии. Мы все уточним, вас перезвоним». Никто не перезвонил, естественно, вплоть до приемной гендиректора. И я, на следующий день уже позвонив, выяснив уже у начальник отдела кадров тем же голосом, что «да, я вам могу подтвердить: ваш контракт не продлен. У меня нет комментариев, мне очень жаль, но это так».

К.ЛАРИНА: Ну то есть как модель страны. То же самое, что на самом верху происходит у нас.

П.ЛОБКОВ: Вот. И дальше, естественно... Да, более того: «Генеральный директор не будет разговаривать с вами и запретил своим помощникам с вами разговаривать». Вот это то, за что я ручаюсь, что я вам цитирую.

Е.МАСЮК: Но это, между прочим, очень важная информация, Паша. Все-таки, ты чего-то добился в выяснении, как бы, своего увольнения. Ну, можно уже дальше догадываться.

К.ЛАРИНА: А можно задать вам совсем идиотский вопрос? А что товарищи? В коллективе? Их тоже не интересует, по каким причинам Лобкова уволили?

П.ЛОБКОВ: Интересует, но я фамилии называть не буду. Им сказали то же самое.

К.ЛАРИНА: Нет, но они понимают, что эта участь может постигнуть каждого?

П.ЛОБКОВ: Естественно.

Е.МАСЮК: Нет, ну я думаю, что большинство будут сидеть и ничего не говорить. Раньше бы, я думаю, что в такой ситуации... Ну, во-первых, такую ситуацию даже сложно представить, но пошли бы, говорили бы, как-то защищали бы, наверное, пытались отстоять.

П.ЛОБКОВ: А не надо защищать. Потому что после того... Не что было сделано. Может быть, я был чудовищно непрофессионален, я не знаю, еще что-то, может быть, у меня чудовищный характер. Ну, скажите мне: «Вы были чудовищно непрофессиональны, у вас чудовищный характер, вы ели детей по ночам, пьяным били стекла в кабинете директора»...

К.ЛАРИНА: Нет, тогда: «Вообще вы нас не устраиваете». Вызовите и скажите, да.

П.ЛОБКОВ: Ну, или хотя бы смску.

К.ЛАРИНА: Или: «Вы мне надоели, Лобков».

П.ЛОБКОВ: Надоел.

Е.МАСЮК: Это отношения как к челяди. Чего объяснять?

П.ЛОБКОВ: Все, замечательно, без страха и упрека собираю пожитки. У меня их не так много – у меня там фотографий кошечек нету, да и, собственно, рабочий стол-то был... Поэтому мне там собирать особо нечего. Что нам, классным девкам собираться, рот закрыли да пошли. И нет вопросов. Но когда вообще повисает некое свинцовое молчание такое, это, конечно, обидно. Поэтому меня волнует, не что было сделано, а как это было сделано. Гнусно, трусливо, по-путински, как-то вот так вот, бочком.

Е.МАСЮК: Ну, это везде. Паш, это везде.

П.ЛОБКОВ: Вот я и говорю о том, что это...

Е.МАСЮК: На ВГТРК в последние...

П.ЛОБКОВ: То есть журналист – это чиновник. Он может быть чиновником государственной компании и он может быть чиновником в частной компании. Но он – чиновник.

Е.МАСЮК: Ну, на ВГТРК когда я работала последние годы, там просто появился этаж начальников, на котором сидела охрана и туда пускали только избранных.

К.ЛАРИНА: Ну, на Первом канале то же самое. Журналисты Первого канала – вот я могу свидетельствовать, мне рассказывали люди, которые там работают долгие-долгие годы, известные, прекрасно хорошо всем известные люди, журналисты, телевизионные ведущие. Они не могут просто так прийти, поговорить. Невозможно! Туда даже не пускают. Можно встретиться с начальником случайно на какой-нибудь тусне. Где-нибудь будет какая-нибудь вечеринка, и там можно случайно пересечься с генеральным директором.

Е.МАСЮК: Да-да-да. Это так.

К.ЛАРИНА: И никто не знает своей судьбы.

П.ЛОБКОВ: Ну, а то, что начинается сезон очень острый, политический сезон, и, в общем, ну, будем реалистами, да? Есть некие рамки вещания федерального канала. Потому что что можно «Эху Москвы», что можно телеканалу «Дождь», чем больше у вас аудитория, тем больше у вас и ответственность, тем больше у вас и цензура. Но это в любой стране всегда будет одно и то же: чем больше у вас покрытие, тем меньше, в общем, вы можете себе позволить всяких там разных выкрутасов. Но хотелось бы знать некий предел, чтобы понять для себя: вот этот предел для меня приемлем? Внутри него можно реализоваться как профессионал или нет? Внутри этого предела – что возможно внутри этого предела? Но предел должен быть поставлен не нами, да? Потому что мы – беспредельные.

К.ЛАРИНА: А кем? Начальниками.

П.ЛОБКОВ: А начальниками.

К.ЛАРИНА: Главным редактором, грубо говоря.

П.ЛОБКОВ: То есть он должен каким-то образом, должен обозначить: «Вот досюда прыгать можно, а вот после этого нельзя».

К.ЛАРИНА: Ну, стыдно в этом признаваться, вслух это говорить стыдно.

П.ЛОБКОВ: Нет, это делается в частном порядке и люди принимают решение: они готовы в этой ситуации работать или они себе будут искать дверь с надписью «Выход». Это, по-моему, довольно честная нормальная практика.

К.ЛАРИНА: То есть, как бы, просто понять условия игры.

П.ЛОБКОВ: Конечно.

Е.МАСЮК: Ну, может быть, это и есть на других каналах, Паша?

К.ЛАРИНА: Нету.

П.ЛОБКОВ: Не уверен. Я не знаю.

К.ЛАРИНА: Угадывать. Вот, Паша сказал очень точно: «Угадывать». Вот сегодня вот эта вот практика угадывания, что можно, что нельзя...

Е.МАСЮК: И лучше перестраховаться, чтобы потом не переделывать.

П. ЛОБКОВ: Нет. Там, допустим, у моих коллег, которых я люблю, которые, может быть, отчасти являются моими учениками, у нас есть другая стратегия: мы делаем все, что возможно, и приводим это к состоянию, допустим, если это «Центральное телевидение» субботы поздней ночи или воскресенья раннего утра. А дальше уже, извините, серверная кнопка – она от нас не зависит.

Е.МАСЮК: Ну, у вас такая выстроенная стратегия для того, чтобы это как-то выходило. Но «Центральное телевидение» - очень хорошая программа, мне она очень нравится. Но это редкое исключение, Паш.

К.ЛАРИНА: Исключение, да-да-да.

Е.МАСЮК: Понимаешь? «Центральное телевидение»...

К.ЛАРИНА: Дай бог ему здоровья, кстати. Тоже неизвестна судьба его.

Е.МАСЮК: Да. Ну, то же самое, как программа Максимовской.

П. ЛОБКОВ: Ну, я могу сказать, что, скорее всего, скорее да, чем нет.

Е.МАСЮК: Ну, дай бог.

К.ЛАРИНА: Вот у меня теперь следующий вопрос к вам. А что у нас вообще с журналистским цехом, с профессиональным сообществом? Оно, как бы, есть или его, как бы, нет? У нас, вроде бы, конкуренции нет между каналами сегодня, поскольку, если мы говорим о федеральных каналах, у всех абсолютно одинаковые возможности, да?

П. ЛОБКОВ: Не, ну рейтинги разные.

К.ЛАРИНА: Ну, это связано, все-таки, не с новостными программами, правда? Тут у вас конкуренции-то нету.

П. ЛОБКОВ: Ну, а я новостные не работал.

К.ЛАРИНА: Ну? Информационное вещание.

П. ЛОБКОВ: Вот то, что касается, допустим, документальных фильмов – да, меряется тут. Вот, скажем так, программа «Максимум» и «Центральное телевидение» - меряемся, конечно, Меряемся.

К.ЛАРИНА: Ну да. И ток-шоу типа «Пусть говорят» с «Прямым эфиром» – тоже они меряются.

П. ЛОБКОВ: Ну, это знаете, это другая редакция совсем.

К.ЛАРИНА: Ну вот, понятие как цеховая солидарность, не корпоративная солидарность, а цеховая – оно вообще исчезло.

П. ЛОБКОВ: Нет, ну, у каждого свои дети, у каждого свои кредиты. Один любит Мазду, другой любит Субару.

К.ЛАРИНА: А это так всегда было в телевизоре? Или, все-таки, были другие времена?

П. ЛОБКОВ: Ну, когда, в общем... Произошел какой-то слом где-то в середине 2000-х годов, когда свободу выбора и образа жизни, и всего нам подменили свободой выбора жидкокристаллического телевизора или плазменного, там, холодильника с авторазморозкой или без авторазморозки, духовки просто и с пиролизом, понимаете?

Е.МАСЮК: Ну то есть сытая жизнь – она, все-таки, стала доминировать. И стали просто люди думать, а стоит ли это, ради чего это? Когда можно прекрасно есть, существовать, получать хорошую зарплату.

П. ЛОБКОВ: Очень многие продюсеры, например, сидят, продюсируют, одновременно говорят: «А мне сегодня в бассейн, а потом в качалку». Я говорю: «Слушай, а ты вот не можешь отменить бассейн и качалку, потому что тут придут еще 3 очень важных файла, которые нужно обработать, из других регионов?»

Е.МАСЮК: Нет, конечно, не может.

П. ЛОБКОВ: Нет, конечно. Ну, как можно себя любимого лишить?..

Е.МАСЮК: Да, да. Нет, ну это себе сложно представить в 90-е годы, когда мы там сидели.

П. ЛОБКОВ: Иначе же кубиков на животе меньше станет. То есть это же предпродажная подготовка.

К.ЛАРИНА: Ну ладно. Все-таки, тоже бедными-то не были в 90-е годы, когда работали на НТВ.

П. ЛОБКОВ: Нет, мы ничего не можем сказать. Относительно всех остальных мы были олигархами, нас ненавидели жутко.

К.ЛАРИНА: Не то слово! Да.

Е.МАСЮК: Паш, но согласись. Во-первых, не всех брали на НТВ, правда? Все-таки, был отбор достаточно жесткий, и это, все-таки, была профессиональная команда и была гордость у нас, что мы работаем на НТВ, мы держались за эту работу, мы любили эту работу. И к нам соответствующее было отношение: нас каждого ценили. Каждый мы не подарок, и каждый со своим характером, со своими тараканами.

П. ЛОБКОВ: Но что называется, взять интервью у вице-премьера или, там, допустим, у какого-то очень важного политического или полицейского чина и получить у него эксклюзивную информацию из первых рук тогда не было проблемы вообще никакой. Это была договоренность без всяких мобильных телефонов, договоренность в течение 20 минут, как правило. То есть, в общем, и с той, и с другой стороны, что называется. И источники у нас были, и с другой стороны и власти тоже понимали, что это прекрасная трибуна высказаться.

Е.МАСЮК: Но это было качественное телевидение, и соответствующее было отношение людей и внутри коллектива. Этим и отличалось НТВ от других каналов.

П. ЛОБКОВ: Я не могу сказать, что сейчас деградирует что-то. Я говорю, есть очень интересные ростки нового – дай бог, чтобы они были. И дай бог, чтобы те даже люди, которые сейчас в FaceBook там где-то пишут замечательным русским языком, чтобы они могли писать не только про Болотную площадь, но и про все остальное. Ведь, про Болотную площадь каждый может написать.

К.ЛАРИНА: Ну, конечно. Как раз и не каждый.

П. ЛОБКОВ: Недаром же говорили отцы церкви, что каждый христианин может написать свое одно Евангелие. И Соловьев даже может Евангелие, как выяснилось, написать и не одно, да? Но мы же не только о себе любимых, да? То есть мы должны обо всем: мы сегодня гинекологи, завтра мы специалисты в области авиастроения, послезавтра мы еще кто-то.

К.ЛАРИНА: А вы имеете в виду, как бы, журналистика как профессия, да?

П. ЛОБКОВ: Конечно. То есть в этом смысле нужно просто интересоваться жизнью активно.

К.ЛАРИНА: А вот еще следующий вопрос.

П. ЛОБКОВ: И вот эти, по-моему, ребята, которым как раз сейчас, я бы сказал, 19, 23, 25...

К.ЛАРИНА: Которые в социальных сетях еще.

П. ЛОБКОВ: Вот, почему-то они научились писать по-русски. Вот те, кто сейчас идут нам на смену, которым около 30-ти, такое ощущение, что они все стажировались по 20 лет в ИТАР-ТАССе. «Нельзя не сказать»», «нельзя не отметить»...

Е.МАСЮК: Ну потому что это какое поколение?

К.ЛАРИНА: Вот как раз путинское то самое. Вот это точно путинское поколение.

П. ЛОБКОВ: Нет, а сейчас другое путинское поколение, которое уже очень активно, оно очень так вот пишет хорошо, оно знает темп...

К.ЛАРИНА: Это поколение, которое воспитанное уже интернетом. А те, которым сейчас за 30, которые идут, как бы, вслед за нашим поколением, это...

П. ЛОБКОВ: Нет, ну вы же говорите о судьбе тележурналистики...

К.ЛАРИНА: Да, да, это тележурналистика.

П. ЛОБКОВ: ...я говорю, что ничего это не умрет, потому что этот весь замечательный молодняк непричесанный, которых почему-то называют хипстерами (я это слово терпеть не могу)...

К.ЛАРИНА: Я тоже не люблю.

П. ЛОБКОВ: ...по-моему, его нужно запретить так же, как слово, я не знаю там, менталитет, да? Вот, менталитет, парадигма и хипстеры – все, до свидания.

Е.МАСЮК: Но, на самом деле, такая грустная история, мне кажется, что, в основном, связана именно с тележурналистикой. Если говорить вообще о журналистике, то, все-таки, шансов найти нормальную работу...

К.ЛАРИНА: В печатных изданиях?

Е.МАСЮК: Да, в печатных изданиях больше.

К.ЛАРИНА: А где? Ну, послушайте, ребят, ну, вот, Вероника Куцылло, потрясающий профессионал.

П. ЛОБКОВ: «Коммерсантъ» насыщен вообще.

К.ЛАРИНА: Потрясающий журналист, да? Опытный. Ну, вот, тоже сколько? 20 лет проработала в «Коммерсанте». И что?

Е.МАСЮК: Это...

К.ЛАРИНА: Из «Власти». Ника Куцылло. И что? Ну, можно назвать еще людей, которые там прожили целую жизнь и вполне себе дееспособные журналисты, которым там вокруг 40, плюс-минус, да? Куда идти? В «Новую газету»? Куда? Ведь, опять же возвращаемся к началу разговора. Вопрос мотивации: «Для чего я сюда прихожу?» Да? Получить кредит, работать в пиаре, что называется? У них сейчас вот любимое: «Я в пиаре, хочу работать в пиаре», - молодые люди, которые в журналистику идут.

П. ЛОБКОВ: Ну, правильно. А медики тоже урологами, знаете, не многие хотят быть. Они хотят быть медпредами.

Е.МАСЮК: Что такое «медпред»?

П. ЛОБКОВ: Это представитель какой-то компании, который втюхивает лекарства и технологии.

К.ЛАРИНА: Да-да-да. Вот, какой процент?.. Вот я не знаю, можно об этом говорить? Какой процент среди тех, кто в журналистику идет сегодня среди молодых, которые идут именно в профессию?

П. ЛОБКОВ: А у меня ощущение, что много.

К.ЛАРИНА: Много? И что?

Е.МАСЮК: Нет, мне тоже кажется, что...

К.ЛАРИНА: И что? Вот они приходят. И что?

Е.МАСЮК: Нет, ну, есть, например, из моих студентов, кто-то работал у Жени Альбац в журнале.

К.ЛАРИНА: А, кстати вот, да, не сказали про «The New Times», безусловно.

Е.МАСЮК: Да. А теперь работает эта девочка на «Дожде», поскольку она телевизионщица. Там кто-то работает на Russia Today. Ну, какие-то вещи, все-таки, себе находят. Вот, как они воспитаны, условно говоря, были родителями, что я смогла вложить. Ну, кому-то наплевать, конечно, а кому-то нет – он не идет на такой, на сговор совсем уж сам с собой.

К.ЛАРИНА: Ну, конечно! Когда человек говорит сам себе «Я не хочу врать, - говорит он, - я не для этого сюда пришел в эту профессию, чтобы врать». Да? Это смысл-то какой?

Е.МАСЮК: Ну вот на «Дожде» - там потрясающие молодые...

П. ЛОБКОВ: Да, я недавно там на экскурсии был, мне очень понравились. И говорят хорошо по-русски, кстати, и без бумажки.

Е.МАСЮК: Да.

К.ЛАРИНА: Какие перспективы у журналиста ЛОБКОВа?

П. ЛОБКОВ: Ой, откуда я знаю? Ну, я в процессе переговоров с разными компаниями, я – человек суеверный. А потом в ходе переговоров рассказывать об их содержании...

К.ЛАРИНА: Ну это телевизионные компании?

П. ЛОБКОВ: И так, и так. Потому что качественные документальные фильмы хотелось бы делать. Вот только-только нащупали фактически эту ниточку и опять все уперлось в звезд, меня заставляют там экстрасенсов каких-то... Грустно там бывает.

К.ЛАРИНА: Интернет-телевидение имеет какую-то перспективу, на ваш взгляд?

П. ЛОБКОВ: Да это все срастется потом, через несколько лет. Мы уже не будем отличать. Вот, вы знаете, я всегда, когда меня спрашивают про интернет-телевидение, я вспоминаю про начало НТВ, 1993-й год, когда телевизоры еще были МВ и ДМВ, нужно было переключать такую клавишу МВ/ДМВ. И в части городов был на метре НТВ, а в части был (в частности, в Питере, где я работал тогда) на ДМВ. И нужно было кнопку переключить и там чем-то подстраивать. До сих пор очень много каналов существует на метровых носителях и на дециметровых. Но мы этого не понимаем – телевизор это решает за нас, как он подстроится. Вот, все эти 300 каналов мы точно знаем, как они доставляются в наш телевизор? Нет. Часть из них приходит по кабелю, часть из них приходит через один распределитель, через другой. Этот способ доставки сигнала мы не знаем.

Очень скоро будет некий... Как это вот в последнем романе у Пелевина? Маниту, да? И мы не будем знать, когда этот Маниту, что откуда приходит и это не будет интересовать нас.

Е.МАСЮК: Паш, а на общественное телевидение пойдешь, если позовут?

П. ЛОБКОВ: Ну, если позовут, если оно будет. Только я не вполне понимаю вообще, что такое общественное телевидение и какое общество будет его финансировать.

К.ЛАРИНА: Независимое от государства.

Е.МАСЮК: Придумывает Путин и Иванов, как известно.

К.ЛАРИНА: Независимое от власти, независимое от государства.

П. ЛОБКОВ: Вот, понимаете, это все равно, что сказать «независимое телевидение...» Причем, оно будет... Понятно качество, если его будут финансировать либо через шпионские камни, либо через правительство. Оно будет и в том, и в другом смысле не общественным телевидением – это будет телевидение какого-то другого общества.

К.ЛАРИНА: А почему у всех получается, а у нас нет?

П. ЛОБКОВ: Не у всех получается. Очень немного стран, где есть общественное телевидение. В Германии нет общественного телевидения.

К.ЛАРИНА: Но такого количества государственного телевидения, по-моему, нигде нет.

П. ЛОБКОВ: В Германии. Почему?

К.ЛАРИНА: Одно государственное телевидение?

П. ЛОБКОВ: Очень много государственных, основные каналы.

Е.МАСЮК: Но есть частные каналы.

П. ЛОБКОВ: Есть частные каналы. Есть ProSieben частный канал.

Е.МАСЮК: Ну, все-таки, есть.

П. ЛОБКОВ: А RD и ZDF, как я понимаю, это государственные каналы. И в Америке, например, есть общественное телевидение PBS. Самые лучшие документальные фильмы исторические – на PBS всегда. Но какая доля PBS? 4, 3.

Е.МАСЮК: Ну как? «Культура» тоже, ведь, не очень большая. Но канал «Культура» - это такая отдушина.

К.ЛАРИНА: Наш канал «Культура»?

Е.МАСЮК: Да, да.

К.ЛАРИНА: Да. Нет, все-таки, как бы, завершая уже (близимся к финалу), надо еще раз повторить, что есть канал «Дождь», который, все-таки, дает возможность молодым журналистам как-то себя реализовать, да?

П. ЛОБКОВ: Я бы сказал, это такая лаборатория, это такой Лос Аламос.

К.ЛАРИНА: Послушайте, о чем вы говорите! Конечно же, мы все отдаем себе отчет прекрасно, что, сравнивая там, допустим, телеканал «Дождь» в том виде, в котором он есть сегодня, с телеканалом НТВ периода своего начала, это небо и земля, да?

П. ЛОБКОВ: Нет, когда на телеканале «Дождь» появится бенефис Ирины Аллегровой, я перестану смотреть телеканал «Дождь», это совершенно точно.

К.ЛАРИНА: Но все равно, мне кажется, для нашей сегодняшней ситуации это невероятное...

П. ЛОБКОВ: Но это мало.

К.ЛАРИНА: Не, мало, это ничего, да? Но это есть.

Е.МАСЮК: Единственный, кто давал митинги в прямой трансляции, это были они.

П. ЛОБКОВ: И, по крайней мере, там есть... Очевидно, Синдеева проделала совершенно невероятную работу. Оно, по крайней мере, уже стало доходить, потому что канал даже при очень хороших московских броадбэндах зачастую виснет, смотришь на ромашку вот на эту, которая постоянно подгружает. Ну, это уже крупные носители такие как Акадо, Триколор ТВ.

Е.МАСЮК: НТВ Плюс есть.

П. ЛОБКОВ: То есть уже многие носители этот канал берут, понимая, что это им приносит доход, что это люди смотрят. Там же другая экономика – там же люди покупают целиком, эти провайдеры покупают целиком канал и платят фиксированную плату, как я понимаю. И дальше они уже берут плату от своих подписчиков. То есть подписчик платит за то, что там есть этот канал. Он не платит прямую рекламу. Поэтому, значит, стали носители, вот эти бизнесмены крупные понимать: «О-о-о, у нас есть вот эти каналы, значит, нас будут больше смотреть». И когда люди, может быть, приходят в офисы и спрашивают: «А есть ли у вас там «Дождь?» или «Есть ли у вас, допустим, еще какое-то телевидение?» им говорят: «Есть» - «Тогда мы берем, скорее, это, чем вот там, где этого нет». Потому что «Усадьбой» и «Рыбалкой» уже, в общем, не ограничатся сейчас.

К.ЛАРИНА: Лен, а у вас какие предчувствия, если спрогнозировать ситуацию именно в области электронных СМИ, телевизионных?

Е.МАСЮК: Мне, конечно, думается, что должны какие-то изменения произойти. Ну, потому что, все-таки, митинги сделали свое дело. И ну кто бы мог подумать в конце ноября, что такое вдруг будет в стране. Правда, ведь? Ну, предположить невозможно. Хотя, внутри у меня, конечно, абсолютная апатия, потому что просто моя жизнь уходит, уходят годы, уходят силы, а я не могу заниматься в полном объеме своей профессией, своей любимой профессией, которую я могу делать, которую я делаю хорошо и которую я люблю. И я знаю причину этому. Конечно, это очень грустно осознавать, но я, все-таки, очень надеюсь, что какие-то произойдут изменения. Потому что дальше... Даже вот смотрите, новогодние вот эти огоньки, которые были. Это даже уже никто не старается их делать, как-то отличиться друг от друга. Уже совершенно все равно. Ну, не может быть. Все-таки, телевидение имеет огромное влияние на людей. И мне кажется, что эта власть тоже должна это почувствовать.

П. ЛОБКОВ: Ну, она чувствует. Она же стала выпускать в федеральные эфиры таких людей, имя которых раньше не упоминалось как имя Пушка в «Скотном дворе».

Е.МАСЮК: Ну дай бог, чтобы это не закончилось 4 марта.

П. ЛОБКОВ: Да, чтобы не было ощущения, что «Ну, ребята, вот вы сейчас побаловались, да? Вот у вас было хорошее детство, сейчас вот вы поиграли в эти разноцветные игрушки. Так. А теперь закон божий, коленями на горох, в угол».

Е.МАСЮК: Не, ну мне кажется, что совсем заткнуть... Конечно, я уверена, что попытки будут. Но совсем заткнуть будет уже тяжело. Вот, уже нету такой, послушной страны.

П. ЛОБКОВ: Да и журналистов таких.

Е.МАСЮК: А, все-таки, да. А тележурналистика – это отражение того, что есть в стране.

П. ЛОБКОВ: Да и таких послушных журналистов, я надеюсь, тоже уже нет.

К.ЛАРИНА: Есть. Послушные журналисты – к сожалению, их большинство.

Е.МАСЮК: Да они всегда есть во все времена.

П. ЛОБКОВ: Они в 1993 году были.

Е.МАСЮК: Ну, я должна сказать, что изменится ситуация, например, вот сейчас каким-то образом через какое-то время. Те, кто сейчас вылизывает эту власть, они будут вылизывать следующую власть.

К.ЛАРИНА: Я бы очень хотела пожелать молодым журналистам, которые совсем молодые, которые родились в то время, когда появилась радиостанция «Эхо Москвы», появился канал НТВ, которые в это время родились, чтобы они, все-таки, успели схватить бы этот глоточек свободы, свободного телевидения. Это очень важный момент. Потому что когда ты один раз это почувствуешь, у тебя будет другая точка отсчета. Они этого не знают. Вот, мы говорим там «Непуганое поколение». Оно не непуганое, оно вообще... Что это за поколение?

П. ЛОБКОВ: Нормальное поколение.

К.ЛАРИНА: Оно себе даже не представляет, каким может быть телевидение.

П. ЛОБКОВ: Нормальное поколение.

К.ЛАРИНА: Вы же в истории уже все.

П. ЛОБКОВ: Они его будут делать, они тоже будут делать историю.

Е.МАСЮК: Нет, ну не хочется быть памятником в истории, а хочется делать эту историю.

П. ЛОБКОВ: Да. А у нас такая длинная история, что места в истории хватит для всех, в том числе для тех, кому сейчас 20 и кто сейчас, видя то, что с нами происходит, то, что с нами делают, с собой этого сделать никогда не позволят.

К.ЛАРИНА: Не исчезайте. Будьте, пожалуйста.

П. ЛОБКОВ: Спасибо.

Е.МАСЮК: Спасибо.

К.ЛАРИНА: Елена Масюк и Павел ЛОБКОВ.

П. ЛОБКОВ: Не дождутся.

Е.МАСЮК: Да, не дождутся никогда.

К.ЛАРИНА: Хорошо. Спасибо вам.

П. ЛОБКОВ: Спасибо.

Е.МАСЮК: Спасибо.