Александр Зацепин - Дифирамб - 2017-06-04
04.06.2017
О. Пашина
―
Это программа «Дифирамб». В студии Оксана Пашина. И мы поём дифирамбы композитору, народному артисту Российской Федерации Александру Зацепину. Здравствуйте.
А. Зацепин
―
Здравствуйте.
О. Пашина
―
Мы тут перед началом программы думали, какая песня может стать такой вашей визитной карточкой, и сошлись на том, что это, конечно, «Есть только миг». Но начали с «Красной палатки» вашей. А для вас какая песня вот самая главная или самая значимая, или самая любимая?
А. Зацепин
―
Вы знаете, когда меня спрашивают, я говорю: «Самая последняя».
О. Пашина
―
Последний ребёнок — самый любимый, да.
А. Зацепин
―
Да, как у матери многодетной. Новый родился ребёночек — и вот он самый милый, самый хороший. Хотя, может быть, это и не так.
О. Пашина
―
А самая последняя — это какая?
А. Зацепин
―
На этот вопрос, наверное, я не отвечу, потому что после этого я написал три мюзикла, балет. Ну, с песнями, так сказать, всё покончено, когда не стало моего ни режиссёра, ни поэта. Ну, с Аллой я работал. Уже тоже это всё закончилось. Тане Анциферовой тоже страшно не повезло в жизни. Так что я остался как-то в вакууме. Ну и я решил, что надо писать мюзиклы.
О. Пашина
―
И тем не менее все ваши песни и наше поколение, и не только наше поколение знает с детства. Давайте тогда «Куда уходит детство» послушаем.
А. Зацепин
―
Хорошо.ПЕСНЯ «КУДА УХОДИТ ДЕТСТВО»
О. Пашина
―
Что звучало у вас в семье? Что любили слушать родители?
А. Зацепин
―
Отец у меня был хирургом, но любил очень музыку. Ну, тогда были, знаете, патефоны, ручкой заводить. Телевидения не было, не существовало. У него было много пластинок. И обычно где-то в воскресенье он меня обязательно усаживал: «Давай сейчас послушаем музыку». Ну, я помню, Шаляпин у него был, Козловский, Лемешев, все вот эти романсы. Ну, из опер. Светловские романсы. «Хованщина» даже, я помню. Классика всегда была.
О. Пашина
―
В основном классика. Тяжёлая тема, ведь папа ваш был репрессирован, да? Его реабилитировали в конце концов?
А. Зацепин
―
Да, в 53-м году, после Хрущёва. Сколько? Он 12 лет провёл в этом маленьком городишке Тайшет, это около Иркутска. Я туда ездил когда-то его там повидать. Но потом он завёл другую семью, потому что он вообще не знал, вернётся он или не вернётся когда-нибудь. Так что я по существу где-то с 15 лет, наверное, был уже без отца.
А. Зацепин: Когда меня спрашивают, какая песня вот самая значимая,я говорю: «Самая последняя»
О. Пашина
―
И ведь репрессировали по надуманному совершенно обвинению, по случайному доносу?
А. Зацепин
―
Да, один из приятелей… Ну, как приятелей? Они иногда играли, раз в месяц, наверное, не чаще, в какое-нибудь воскресенье, в субботу и до воскресенья играли в преферанс. Ну, такая игра карточная. И вот один из них на всех донёс — всех троих посадили, а он остался. Ему орден дали. Ну, так…
О. Пашина
―
Вы остались без отца, вам нужно было учиться, как-то думать о своей профессии.
А. Зацепин
―
Ну да. Мама, конечно, из кожи лезла, чтобы я учился. То я хотел уйти в акробаты…
О. Пашина
―
В акробаты?!
А. Зацепин
―
В книге всё написано, да.
О. Пашина
―
То есть не композитором?
А. Зацепин
―
Да. Потом мама, в общем, отстояла меня. Ходила в цирк, сказала: «Не берите его». Там такая была группа, Евгений Милаев, в те времена он, по-моему, заслуженный артист был. Я к нему пришёл, показал, что я умею делать. А я делал сальто переднее, заднее, на руках, на одной руке стоял. В общем, мама сказала, чтобы не брали. Он говорит: «Нет, мы его и не возьмём, потому что он должен поехать в училище, специальное в Москве есть училище цирковое. А так пускай учится».Ну, потом радиотехника меня увлекла, я начал приёмники делать, паял с ребятами и хотел по радиотехнике идти и учиться. Ну, время-то военное было, поступить в институт… Я же в Новосибирске был, и там был только Институт инженеров транспорта, а больше никакого. В Москву я не мог поехать — время военное.
О. Пашина
―
Ну да, это как раз были 40-е годы.
А. Зацепин
―
Да. И туда поступил. Ну, математику завалил. Занимался там джаз-оркестром в самодеятельности, там была большая, хорошая… Ну и в армии потом служил.
О. Пашина
―
Но потом всё-таки консерватория?
А. Зацепин
―
После армии.
О. Пашина
―
И консерватория в Алма-Ате. А почему? Как вы туда попали?
А. Зацепин
―
После армии. Знаете как? В армии я был сначала в пехотной маршевой роте, готовили на фронт. Потом пришёл какой-то генерал, отбирал людей: «Значит, так. Ты, Зацепин, пойдёшь в пехотное училище, в Третье пехотное училище в Тюмень, будешь офицером. Доволен?» Я говорю: «Нет». — «Как?! Ты не хочешь стать советским офицером?» Я говорю: «А разве позорно быть советским солдатом?» — «Молчать! Поехал!» В общем, я боялся офицером… Я хочу кем-то другим, не военным быть, а уже демобилизоваться офицеру трудно, можно 10 лет там проработать. Приехал в Тюмень в офицерское училище. И командир взвода был Евгений Матвеев, артист известный.
О. Пашина
―
Да-да-да.
А. Зацепин
―
И вот в самодеятельности я участвовал. Потом поехали в Новосибирск на олимпиаду. Потом меня забрали в Ансамбль песни и пляски Новосибирского округа. Тогда там у нас был джаз-оркестр, первое отделение. А второе отделение — ну, как обычно, ансамбль песни, хор, танцы.
О. Пашина
―
От судьбы не уйдёшь. Ни в цирк, ни в технику. Всё равно надо ансамбль, всё равно музыка.
А. Зацепин
―
Ну да. И в Тюмени самодеятельностью я начинал заниматься. Ну, вокалисты были там, танцоры. Я им играл на фортепьяно, на рояле. А потом ещё аккордеоны появились, потому что уже война кончилась в 45-м… А в армию я пошёл где-то в марте 45-го. В мае всё закончилось, дали отпуск на месяц. Я поехал в Новосибирск, купил аккордеон и учился на нём. Потом меня перевели из курсантов в клуб. Когда я ещё учился в школе общеобразовательной, мы, двое мальчишек, ходили… Как это называлось тогда? Детская техническая станция юных техников и натуралистов. И там закончили курсы. Я курс киномеханика-профессионала закончил и курс тракториста. На тракторе мы работали в колхозе два месяца тогда. Ну, военное время было, нужно было. Нам травку полоть неинтересно было.
О. Пашина
―
Пахать.
А. Зацепин
―
Да, в общем. Ну вот. И меня взяли, конечно, киномехаником, потому что киномеханик демобилизовался уже по возрасту, который был. И я стал привозить все музыкальные фильмы, какие только можно было.
О. Пашина
―
И, пользуясь служебным положением, всё это много-много раз смотреть. А что тогда впечатлило в том возрасте, в то время? Что казалось невозможно прекрасным из музыкальных фильмов?
А. Зацепин
―
Из музыкальных? «Серенада солнечной долины» Гленна Миллера. Там оркестр был, джазовый оркестр, американский фильм. И я его возил, возил, возил, показывал очень часто.
О. Пашина
―
Так, а как же в Алма-Ату, в консерваторию?
А. Зацепин
―
А потом, после ансамбля, я сразу… Три года у меня прошло, я демобилизовался. И буквально демобилизовался — и со следующего дня я уже работал в филармонии концертмейстером-пианистом, с концертными бригадами ездил и аккомпанировал, и соло играл на аккордеоне. Ну вот. И я проработал год, наверное, если не два, в этой филармонии. И занимался у профессора музыки там. Профессор Штейн, я помню фамилию. У него занимался на фортепьяно, готовился в училище музыкальное. А потом от филармонии поехал с группой концертной оперетты на сцене, то есть не в костюмах, а просто на сцене, без декораций. Под фортепьяно я им играл. Там «Сильва», «Марица»… В общем, все оперетты, какие есть. И приехали в Алма-Ату просто случайно. Это был август, тогда был приёмный экзамен у меня. Я пошёл и подал документы в училище сначала…
О. Пашина
―
И поступили.
А. Зацепин
―
А они говорят: «Можете пойти сразу в консерваторию». Я пошёл в консерваторию, меня приняли на фортепьянный факультет. А профессор Брусиловский… Там были хорошие силы: Наталья Сац, театр Натальи Сац в Алма-Ате был, мой профессор из Ленинградской консерватории Брусиловский Евгений Григорьевич, он тоже с хорошей школой. И он меня принял через год. Он говорит: «Вы не учили специальные предметы — гармония, полифония и так далее, и так далее. Вот это всё выучите. Вас сейчас примут на фортепьяно, сдадите экзамены, и на следующий год я возьму». На следующий год меня взял. Так получилось всё случайно.
О. Пашина
―
И уже на последнем курсе консерватории вы начали писать для кино? Как это получилось? Я имею в виду…
А. Зацепин: В 56
―
м оду.
О. Пашина
―
«Наш милый доктор».
А. Зацепин
―
«Наш милый доктор», да. И одна там была песня — «Надо мной небо синее», в те времена она была очень популярная, её играли по радио, пластинка была выпущена. Пел её народный артист Ермек Серкебаев, такой симпатичный был, приятный баритон, хороший. И записывал я всё это в Москве с Оркестром радио. Тогда был Виктор Николаевич Кнушевицкий. А после него уже Силантьев стал, когда он умер. Ну вот. Вот такие начинания.
О. Пашина
―
Для композитора очень важен поэт, соавтор, да?
А. Зацепин
―
Да, конечно.
О. Пашина
―
Для вас кто это? Леонид Дербенёв?
А. Зацепин
―
Если песни писать, то, конечно… Ну, у меня сначала разные были: с одним работал, с другим работал. Потом Юра Полухин такой был, ещё кто-то, ещё. А потом меня познакомил Алек Пиорковский, мой коллега, с Дербенёвым, и вот я с ним начал. И так всю жизнь работали вместе.
О. Пашина
―
Я хочу сказать нашим слушателям, что эти и многие другие подробности, которые мы не успеем рассказать в программе «Дифирамб», вы можете узнать из книги Александра Зацепина. Она, кстати, так и называется — «Миг между прошлым и будущим». Ну, как ещё иначе она могла называться? Это ведь тоже автобиография, да?
А. Зацепин
―
Это автобиографическое…
О. Пашина
―
Или это сборник эссе, скорее?
А. Зацепин
―
Да. Так сказать, вся моя тут жизнь.
О. Пашина
―
Про Леонида Дербенёва есть здесь?
А. Зацепин
―
Конечно.
О. Пашина
―
Про кино, про «Мосфильм»?
А. Зацепин
―
Про всех есть, да. И Гайдай здесь, и Дербенёв, и Алла Пугачёва.
О. Пашина
―
Мы про Аллу Пугачёву тоже, конечно, поговорим. И я хочу сказать, что судьба у вас потрясающая. Но песню давайте послушаем под названием «Так же, как все». Хотя к Александру Сергеевичу Зацепину «так же, как все» — это не относится. Но песня замечательная, любимая и тоже знаковая для поколения.ПЕСНЯ «ТАК ЖЕ, КАК ВСЕ»
О. Пашина
―
К сожалению, все самые интересные разговоры, как всегда, происходят за кадром или за эфиром. Давайте, Александр Сергеевич, всё-таки расскажем слушателям, как же во французском переводе «как все» превратилось в «такси».
А. Зацепин
―
Ну, потому что Дербенёву я сказал: «Как-то припев очень неудобный: «Так же, как все, как все, как все…» Как-то невокально». Ну, Алла отстояла. Она тоже в это время была и сказала: «Нет-нет-нет, всё нормально, я всё спою хорошо, нормально, хорошо». Ну, так и осталось. А на слух, конечно… Ко мне музыкальный редактор приезжал из издательства французского. Ему эта песня понравилась, он дал исполнителю, а исполнитель написал стихи. Он услышал: «как все, как все» — «такси, такси». И написал «такси, такси».
А. Зацепин:Если в фильме песня за кадром, я приглашал того, кого я считал нужным
О. Пашина
―
То есть слова другие?
А. Зацепин
―
Да, «волшебное такси».
О. Пашина
―
А с Аллой Пугачёвой сложно было работать? Ну, она, конечно, тогда была юная, а вы были маститый уже композитор.
А. Зацепин
―
Нет, было прекрасно с ней работать.
О. Пашина
―
Хорошо?
А. Зацепин
―
Потому что она всегда была готова. Она не приходила: «Так, где текст? А какие ноты?» Этого не было. Она всегда была готова.
О. Пашина
―
А характер вот такой яркий — он тогда проявлялся?
А. Зацепин
―
Нет, характер был… Как раз я считаю, что если бы был характер такой мягкотелый какой-то, может быть, это не получилось бы даже. Потому что она самокритична была очень. Ну, например, песню «Волшебник-недоучка» она спела. Ну, обычно она спела, нормальным голосом, а потом послушала. Пошли мы в аппаратную ко мне, послушала и говорит: «Ну, это всё не то. Я пойду к роялю, посижу, подумаю». Пошла, минут 15 подумала, а потом: «Я готова». И спела вот таким мальчишеским голосом.
О. Пашина
―
То есть это она сама так решила?
А. Зацепин
―
А так она могла бы: «Ну, спела — и спела, и ладно». То есть над каждой песней она как-то… ну, серьёзно относилась. «Нет, Александр Сергеевич, вот этот припев я перепою. И здесь плохо. А здесь это плохо». Ну, хорошо она делала всё.
О. Пашина
―
А к критике какой-то как она относилась?
А. Зацепин
―
К критике?
О. Пашина
―
Или критики не было? Она настолько хорошо работала, что не приходилось критиковать?
А. Зацепин
―
Нет, ну почему? Я говорил иногда какие-то вещи. «Любовь одна виновата» — и вот она её немножко свободно пела. Музыкантам, которые играли… Я сказал: «Понимаешь, здесь мелодия, играют медленно. Надо петь так, как они играют, чтобы вместе было, а то получается разнобой».
О. Пашина
―
И она согласилась?
А. Зацепин
―
Да, она всё перепела.
О. Пашина
―
Тем не менее там сложная такая история была с Борисом Горбоносом и его песнями.
А. Зацепин
―
Ну, я предпочитаю эту историю забыть…
О. Пашина
―
Тем не менее вы её прикрывали, вы не стали выяснять с ней отношений. «Хочет она так — ну, пусть так и будет». Да?
А. Зацепин
―
Я должен быть порядочным человеком. Я не выдавал её.
О. Пашина
―
Вы бережно к ней отнеслись в этой ситуации.
А. Зацепин
―
Из-за этого на меня смотрели очень косо, потому что вот там мальчик какой-то больной, инвалид парализованный, и я не даю ему эти песни спеть, исполнить…
О. Пашина
―
То есть вы благородно в этой ситуации, конечно, себя повели.
А. Зацепин
―
А потом, когда всё уже открылось, когда… В самый последний момент я пошёл к директору «Мосфильма» Сизову. Забыл отчество… Николай. Ну, неважно. Я говорю: «Вы знаете, честно вам скажу, что мальчик этот — это Пугачёва. Я просто не выдаю из-за того, что… Ну, как-то не хочется мне подводить, раз она это так задумала». Он говорит: «Ну, Александр Сергеевич…» Я говорю: «Я мог бы работать с другим коллегой — допустим, с Женей Крылатовым, с другими композиторами вместе. А кто такой вообще вот этот человек? Не существует такого». Ну, у меня же всякие люди тоже, «друзья», которые находят: «А, Зацепин кого-то протаскивает. Значит, он что-то тут имеет с этого. Какая-то фамилия неизвестная».
О. Пашина
―
А зачем она вообще придумала этого мальчика? Почему она сразу не сказала: «Это я. Это моё»?
А. Зацепин
―
Как она сказала, ей придумал это Стефанович, что надо вот так сделать, вот так сделать — тогда к этому отнесутся очень…
О. Пашина
―
Такой пиар-ход.
А. Зацепин
―
Ну, такое вот.
О. Пашина
―
Это был такой пиар?
А. Зацепин
―
Да. Вот что так должно быть. Ну, ладно…
О. Пашина
―
Дело прошлое, что называется, да.
А. Зацепин
―
Да. Мы друг другу всё это простили, так что…
О. Пашина
―
Ну а нам надо прерваться на краткие новости, а потом мы обязательно продолжим. Я напомню, что в нашей студии — композитор, народный артист Российской Федерации Александр Зацепин.НОВОСТИ
О. Пашина
―
Композитор, народный артист Российской Федерации Александр Зацепин в студии программы «Дифирамб». Мы продолжаем. Всю эту историю с Аллой Пугачёвой мы проговорили до перерыва. Давайте послушаем песню «Ты не стал судьбой», пусть прозвучит.ПЕСНЯ «ТЫ НЕ СТАЛ СУДЬБОЙ»
О. Пашина
―
В вашей книге, о которой мы уже говорили, «Миг между прошлым и будущим» (так она называется), глава, посвящённая Алле Пугачёвой, называется «Обиды приходят и уходят. И там ещё есть о вашем знакомстве. Как мы уже говорили за эфиром, очень много решают в жизни случайности. Вот так случайно увидели Аллу Пугачёву в ДК Горбунова — и началась эта полоса, это сотрудничество, да?
А. Зацепин
―
Да.
О. Пашина
―
И также случайно получилось с Гайдаем?
А. Зацепин
―
И с Гайдаем тоже. Если бы Гайдай, я говорю, не поссорился с Никитой Богословским, то я бы с ним не работал, он бы так и продолжал работать с Богословским.
О. Пашина
―
А почему он на вас обратил внимание? Почему если не Богословский, то Александр Зацепин?
А. Зацепин
―
Нина Гребешкова, его жена, она снималась в фильме и хорошо знала вот эту песню «Надо мной небо синее». И она сама мне говорила: «Я сказала ему: «Вот ты обрати внимание, пригласи Зацепина, у него хорошая песня «Надо мной небо синее». Он говорит: «Песня хорошая, мне нравится очень. Но я не знаю, как он напишет эксцентрическую музыку. Я буду думать, я буду думать».
О. Пашина
―
А нужна была эксцентрическая музыка? Он так себе представлял «Операцию «Ы»?
А. Зацепин
―
Да. Ну, у него же эксцентрик-комедия. А музыка же не может быть сама по себе — тогда это уже не композитор. Композитор кино… Это всё-таки музыка прикладная. Ну вот. И потом всё-таки… Колебался, колебался и пригласил меня.
О. Пашина
―
Он перед вами ставил какую-то задачу? Он вам объяснял: «Вот здесь должно быть вот это, здесь должно быть вот это, здесь я вижу вот так»?
А. Зацепин
―
Нет, там даётся сценарий. В сценарии указано, во-первых, сцена какая, что снимают, план такой-то, крупно, мелко и так далее. Потом — сколько метров, длина. Потом — исполнительские силы, какой оркестр или что там такое, и какой музыкальный номер примерно. Вот было написано: «Галоп. Тут марш. Тут вальс. Тут опять галоп». Вот и всё.
О. Пашина
―
А я читала в одном из ваших интервью, что вы говорили: «Я посмотрел и понял, что у меня совершенно по-другому всё».
А. Зацепин
―
А я всё по-другому сделал.
О. Пашина
―
Так?
А. Зацепин
―
Он меня даже спрашивал: «А почему ты здесь, — ну, мы так быстро как-то с ним перешли на «ты», — галоп не сделаешь?» Я говорю: «Ну, потому что…» А мне очень помог, конечно, сценарий. Мне сценарий давался — сантиметр толщины, а у него сценарий — сантиметров восемь. И там художник на каждой странице рисовал все сцены. У него всегда так было. И это меня очень… И я увидел там этого Смирнова, артиста, который бежит с копьём, как бы чёрный…
О. Пашина
―
Да-да-да.
А. Зацепин
―
Ясно, что это какую-то надо самбу писать, сделать какое-то другое. В общем, я там объяснял много. «А здесь как ты будешь делать? Ты пишешь: какой-то рояль и аккордеон, записать на октаву ниже, потом на двойной скорости, а потом писать уже нормальный оркестр. Я вот это что-то не пойму». Я говорю: «Лёня, мне объяснить это тебе сложно, потому что… Вот как ты мне, допустим, покажешь негатив какой-нибудь, снимешь и покажешь негатив — хорошо ли? Я скажу: я не понимаю, сделай позитив». — «А! Ну, понял, понял». В общем, он мне доверился. Но сначала он был очень подозрительный, как я сделаю, потому что он относился очень серьёзно к музыке, потому что считал, что это очень важный момент в его картине.
О. Пашина
―
У Гайдая ваши песни поют актёры, не профессиональные певцы. Это был ваш выбор? И вообще как вы относитесь к актёрской песне? Или профессионалы должны? Или Гайдай так хотел?
А. Зацепин
―
Нет, если в фильме песня за кадром, я приглашал того, кого я считал нужным. Потому что он не музыкант, он не знает, вообще не знает, кого пригласить. Он мне доверял. Была в «Кавказской пленнице» «Песенка о медведях», пела Аида Ведищева. Она на радио тогда как-то записывалась, она мне нравилась. А потом песня в «Иване Васильевиче» — «Теряют люди друг друга». Я пригласил Нину Бродскую — Нина Бродская прекрасно сделала это всё. А если снимается, конечно, Никулин, я же не могу на Никулина кого-то брать, когда он сам может спеть.
А. Зацепин: Они ничего не понимают. Просто им надо это убрать,раз походит на западное...
О. Пашина
―
Ну да.
А. Зацепин
―
Или Миронов.
О. Пашина
―
Миронов, да.
А. Зацепин
―
Миронов Андрей прекрасно всё это сделал. Никто так не делал после этого, сколько певцов ни поют. Иногда подходят: «Мы не будем соревноваться с Мироновым, а просто напомним эту песню».
О. Пашина
―
Я тоже где-то читала, что Миронов с Никулиным выясняли потом, чья песня лучше. Миронов говорил Никулину: «Ну, у тебя лучше». А тот говорил: «Да нет, у тебя».
А. Зацепин
―
Да-да, мне так рассказывали.
О. Пашина
―
Опять же возвращаясь к книге и к Леониду Дербенёву, которого мы упоминали и начали говорить. Одна из глав… Там и поэт, и друг, и йог. Он потрясающий, был интересный человек, да? И вы близко дружили?
А. Зацепин
―
Да-да-да. Ну, очень эрудированный был. Один раз он услышал по радио вопрос какой-то… или по телевидению, или по радио: «Как называется китайская водка?» И он сразу туда позвонил и выиграл приз — поездку во Францию.
О. Пашина
―
Серьёзно?
А. Зацепин
―
Да-да-да. И с женой ехали они на автобусе. Он говорит: «Я мучился на автобусе. Ужас! Ну, потому что сидишь, а сиденья такие неприспособленные, чтобы откинуться. Я уже на пол потом лёг, потому что не мог сидеть».
О. Пашина
―
Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
А. Зацепин
―
Ну, приехал, мы с ним там встретились, да. Фотография там одна есть у меня в книге как раз, это во Франции было. Ну, там просто не узнаешь — где. Так что…
О. Пашина
―
Но ведь у вас тоже большой период связан с Францией, до сих пор связан. Как так получилось, что вы уехали во Францию? Это был какой год?
А. Зацепин
―
Ну, получилось так, что когда я женился на француженке, я поехал туда. У меня была, конечно, цель — поехать в Штаты. Я поехал сразу же в Лос-Анджелес, там у меня был контракт по поводу музыки для фильмов, для двух фильмов. И так как меня не выпускали три года, то всё это уже, конечно, закончилось. И того человека, который со мной… У меня контракты лежат дома, вот такого цвета уже жёлтого, 30 лет уже им, пожелтела бумага. А его фамилия была — Кэш. А по-английски это…
О. Пашина
―
«Наличные».
А. Зацепин
―
«Наличные», да. В общем, такое…
О. Пашина
―
То есть специально тянули, чтобы время прошло и ничего не получилось?
А. Зацепин
―
Нет, мне не разрешили.
О. Пашина
―
Так и не разрешили?
А. Зацепин
―
Да.
О. Пашина
―
Но к жене выпустили во Францию?
А. Зацепин
―
В книгу, правда, это не вошло. Ну, не так важно. Так что я помчался туда, но было уже всё поздно. Меня на Брайтон-Бич все оставляли, говорили: «Саша, оставайся здесь. Что ты там будешь? Ты сначала поработаешь здесь, мы тебя сделаем таксистом, будешь там работать». Ну, я подумал: если бы мне было, может быть, 25 лет и у меня бы не было семьи, может быть, я бы остался. Может быть. Я не знаю, как я бы повёл. Но уже когда 55 лет мне было, по-моему, начинать там таксистом… Ну, 10 лет работать, а потом, может быть, где-то что-то я устроюсь. Но это уже и жизнь кончается.
О. Пашина
―
А во Франции как оно было? Ведь вы же вернулись.
А. Зацепин
―
Во Франции, в принципе…
О. Пашина
―
Или вы сейчас на две страны?
А. Зацепин
―
Мне с Францией тоже очень не повезло, в принципе. Вот тот редактор, который взял эту песню, он потом приезжал в Москву, он был в моей студии, в квартире. Такой очень симпатичный и приятный человек. И я туда приехал. Позвонил ему, он меня сразу пригласил в ресторан хороший. Говорит: «Тут все исполнители, артисты бывают. Будем вместе работать». Через неделю умирает от сердца. Я звоню, а жена говорит: «Такое вот…»
О. Пашина
―
Да, случаи бывают не только счастливые, но и вот так.
А. Зацепин
―
Всё. Вот я и говорю — случаи везде в жизни. Может быть, это и не нужно было. Ну, не знаю. В общем, я сделал там пару песен. Всё это не очень-то пошло. И там начинать надо тоже, знаете, чтобы… И у нас ведь тоже очень сложно. Много желающих было, чтобы работать в кино. Допустим, даже композитор, мой какой-нибудь коллега, который, может быть, лучше меня сделает, напишет, но как он к Гайдаю попадёт? Он придёт и скажет: «Вот я сделаю всё». А Гайдай скажет: «Меня устраивает композитор». Он с Богословским работал. И если бы они не поссорились, он бы сказал мне: «Меня устраивает Богословский».
О. Пашина
―
Он вам бы сказал: «Извините…»
А. Зацепин
―
Конечно. И всё, и на этом конец.
О. Пашина
―
А когда работали в кино с Гайдаем, вы сталкивались с цензурой? Потому что он-то — да. Вот эта знаменитая история про вырезанный ядерный взрыв…
А. Зацепин
―
Да-да-да.
О. Пашина
―
Вот это всё.
А. Зацепин
―
Ну, про песни мало было, потому что они как-то так в кино проходили. Тоже, конечно, та же самая «Бриллиантовая рука» — сказали, когда я был в Главке, вместе с ним был, когда обсуждали, там сказали: «Лёня, мало того что у тебя всё криминальное, у тебя и песни криминальные. Да ещё ты атомный взрыва добавил в конце. Ты что, вообще?..»
О. Пашина
―
А почему песни криминальные?
А. Зацепин
―
Ну, вот так считали.
О. Пашина
―
Так считали, да?
А. Зацепин
―
«Остров невезения»… Ну, ведь можно подкопаться подо что угодно. Про «Остров невезения» можно сказать: «А это про Советский Союз. Вот бы взять и немножко поменять конституцию — и всё было бы хорошо». Ведь и так можно сказать? «А в тёмно-синем лесу, где дубы-колдуны какие-то там что-то ищут, траву какую-то косят, трын-траву. И вообще «а нам всё равно». А нам не всё равно!».
О. Пашина
―
То есть между строк всё время что-то ловили и пытались прочитать?
А. Зацепин
―
Ну да. И у меня потом была пластинка, на «Мелодии» я уже просто отдельно записал, просто делал песни и решил сделать такую пластинку, и называлась она «Дело не в погоде». Там песня была Шаферана, по-моему, и называлась она «Дело не в погоде».
О. Пашина
―
«Дело не в погоде, а в чём? На что вы намекаете?» Да?
А. Зацепин
―
Вот и придрались, да. Сначала композиторы все послушали песни (у нас же худсоветы были), одобрили. Поэты одобрили всё. А потом это стали посылать куда-то ещё выше. И вот оттуда пришло письмо: «Название изменить».
О. Пашина
―
А как же позволили снимать такой вообще крамольный фильм «31 июня»? Какая-то непонятная фантастика из заграничной жизни, с какой-то вообще непонятной историей, пропагандой.
А. Зацепин
―
Да. Ну, не знаю. Как-то вот это прошло. Но знаете, когда пришли с телевидения два человека, которые, так сказать, посмотрели фильм и сделали более 30 замечаний, первое замечание сразу по балету: «Убрать все места, где намёк есть на голое тело». А что значит «намёк»? Может, вот у вас — это уже намёк. А может быть, нужно до сих пор.
О. Пашина
―
Любая одежда — в общем-то, это намёк.
А. Зацепин
―
Да. Лёня Квинихидзе был просто в ужасе: ну, картину закрывают, всё убирать, всё вырезать, всё выкидывать вообще. Про диалоги, про остальное, а потом про музыку: «Вот музыка — всех исполнителей заменить».
О. Пашина
―
Почему?
А. Зацепин
―
Ну, так. «Аранжировки и исполнение всех песен — это капитализм. Нам такое не нужно. Заменить». И кто-то из группы… Ну, нас человек тридцать сидело там, наверное, художники и все-все-все из группы, костюмеры. И кто-то сказал: «Может быть, Толкунову и Лещенко туда взять?» А он говорит: «Да, можете взять». И в зале хохот! Ну, если такие компетентные люди… Ну, как можно так сказать? Значит, они ничего не понимают. Просто им надо это убрать. Раз походит на западное — всё убрать.Я с Пугачёвой приходил когда-то в «Доброе утро», такая была передача. Не помню, какая песня. Мне говорят: «Саша, ты можешь, чтобы она перепела здесь, потому что немножко по-западному это делает?» Я говорю: «Нет, не могу. Это из фильма. Я не могу».
О. Пашина
―
А в «31 июня» ведь не Пугачёва пела. Или Пугачёва?
А. Зацепин
―
Нет.
О. Пашина
―
И вы же писали для неё, а пела в итоге…
А. Зацепин
―
Там Таня Анциферова пела.
О. Пашина
―
Татьяна Анциферова, да.
А. Зацепин
―
Да, Анциферова, Долина. И как-то это всё… А у них всё проходило на «Доброе утро», потому что это кино, не они принимают… А вот если им принести эту песню — они не возьмут.
О. Пашина
―
Изумительно красивая музыка там, потрясающая просто!
А. Зацепин: Гайдай очень серьёзно относился к музыке, считая, что это очень важный момент в его картине
А. Зацепин
―
Спасибо.
О. Пашина
―
Может быть, мы послушаем? Я Светлану Ростовцеву попрошу.ПЕСНЯ «ВСЕГДА БЫТЬ РЯДОМ НЕ МОГУТ ЛЮДИ»
О. Пашина
―
И мы продолжаем программу «Дифирамб». Из современных каких-то музыкантов, композиторов, исполнителей кто-то вас впечатлил в последнее время?
А. Зацепин
―
Из современных?
О. Пашина
―
Не знаю, телевизор, радио…
А. Зацепин
―
А, наши, да?
О. Пашина
―
Да. Ну, может быть, заграничные. Вот ехали в машине… Вы слушаете в машине музыку?
А. Зацепин
―
Редко.
О. Пашина
―
Редко?
А. Зацепин
―
Вы знаете, у Союза композиторов был ресторан раньше и были дома творчества (я так немножечко в сторону), и никогда не было музыки. Никогда! В ресторане молчали, в доме творчества молчали, потому что это наша специальность. Это всё равно, что мы работаем, работаем, а потом опять… Просто так слушать нельзя. Каждый композитор сидит, слушает и начинает анализировать, как аранжировано, как сделано: «А вот тут фальшиво спето, а тут это…» Человек не может просто так вот, понимаете, как бы…
О. Пашина
―
Абстрагироваться нельзя, да. Это всё равно работа.
А. Зацепин
―
Надо отдыхать было от музыки. Тем более человек сидит… Я тоже приезжал. С девяти утра сижу до часа, до полвторого работаю, а потом прихожу обедать — и что, я опять музыку буду слушать? Я хочу, чтобы выключиться как-то из этого всего. Ну вот. Поэтому не очень… Ну, иногда я что-то слушаю…
О. Пашина
―
А новости, политику? Следите за тем, что происходит?
А. Зацепин
―
Дочь мне говорит: «Вот это послушай, папа, вот это». Какой-то певец… Я не помню фамилию, кстати. Испанец. А из современных? Я даже не знаю. Честно, не могу сказать.
О. Пашина
―
Ну, значит, не было достойных.
А. Зацепин
―
Не было такого, да.
О. Пашина
―
А новости, политику, что-то? Или тоже стараетесь себя…
А. Зацепин
―
Политика? Понимаете, это портит нервы. Когда я лечу в самолёте, беру газету русскую, советскую — читаю и расстраиваюсь: «Вот это не так, вот это не то получилось, вот это. Вот это нам американцы шпильки вставляют, тут ещё…» В общем, как-то это всё очень обидно.
О. Пашина
―
А не было желания как-то вмешаться и своим авторитетом надавить, выступить и сказать: «Что вы делаете, люди?!»
А. Зацепин
―
Ну, что я могу?
О. Пашина
―
Нет?
А. Зацепин
―
Это надо какого-то волевого такого человека.
О. Пашина
―
Печально, да.
А. Зацепин
―
Может, родится кто-нибудь.
О. Пашина
―
Тем не менее мы заканчиваем наше интервью с Александром Сергеевичем Зацепиным на актуальной, не политической, но актуальной ноте. «До свидания, лето» — так называется песня, которую мы сейчас послушаем.ПЕСНЯ «ДО СВИДАНИЯ, ЛЕТО»