Валерий Гаркалин - Дифирамб - 2015-10-18
К. Ларина
―
Ну что, начинаем нашу программу. Сегодня в нашей студии народный артист Российской Федерации Валерий Гаркалин. Я рада приветствовать.
В. Гаркалин
―
Как красиво звучит! Какое сочетание! (Смех.)
К. Ларина
―
Здравствуйте, Валерий!
В. Гаркалин
―
Здравствуйте, Ксения!
К. Ларина
―
Нашим слушателям напомним номер SMS: +7 (985) 970-45-45 — для ваших вопросов. Ну, мы уже начали разговор. Мы тут заностальгировали так, заискрились, стали вспоминать былые дни, как было хорошо раньше. «Хорошо было прежде, Костя!» (Смех.)
В. Гаркалин
―
Я бы так не смеялся — не хотелось бы так плакать.
К. Ларина
―
Давай тогда с этого и начнём, Валера. Хорошо было прежде?
В. Гаркалин
―
Конечно, хорошо, потому что речь шла о юности, в которой несвойственно думать о конечности жизни, а думаешь о том, что жизнь бесконечная, вечная, что мы здесь навсегда. Но проходят годы, и эта идея утрачивается, и начинаешь понимать, что твоя жизнь вот-вот закончится.
К. Ларина
―
Ну ладно.
В. Гаркалин
―
Поэтому, конечно, было хорошо тогда, когда ты не думал о конце жизни.
К. Ларина
―
Это ты говоришь в масштабе своей собственной души.
В. Гаркалин
―
Маленькой душонки. (Смех.)
К. Ларина
―
Да. А если говорить… Вот мы сейчас вспоминали такие замечательные работы, как «Белые одежды», которые сейчас показывали по телевидению, Света Ростовцева наша вспоминала. Тут же вспомнили «Николая Вавилова», замечательный сериал. Что мы ещё вспомнили? «Клима Самгина».
В. Гаркалин
―
«Клима Самгина», да, замечательный фильм.
К. Ларина
―
Масштаб произведений, предлагаемых массовому зрителю, был совсем другой.
В. Гаркалин
―
Абсолютно верно. И содержание.
К. Ларина
―
Да. И это было в эпоху тотальной несвободы, абсолютного двоемыслия, лицемерия и тотальной лжи. А сегодня, когда вроде, казалось бы, самое-то время и поговорить о главном, получается, что не с кем. Да?
В.ГАРКАЛИН: Даже в эпоху тоталитарной лжи знали, что литература — это основа основ
В. Гаркалин
―
Не с кем, да. В общем-то, нет и материала такого.
К. Ларина
―
Чем объяснить такой странный парадокс?
В. Гаркалин
―
Парадокс в том, что некая девальвация художественных идей, потому что речь идёт о том, что построение художественного произведения всё-таки существует на основе литературного материала. В основе любого сценического искусства, киноискусства, вообще любого художественного осмысления жизни лежит литература, словесность. Этому придавали большое значение даже в эпоху тоталитарной лжи, потому что знали, что литература — это основа основ.
К. Ларина
―
В советское время, да.
В. Гаркалин
―
Взять тогда прогремевший на всю страну театр (я имею в виду Театр на Таганке под руководством Юрия Петровича Любимова). Вы вспомните, какая идея была у Любимова. Ведь он не ставил спектакли, которые шли всегда во всех городах и весях нашей страны. Гельман, «Заседание парткома» — всё было одинаково и очень похоже. Менялись только города и чуть-чуть декорации, а так, по сути, ставился один и тот же спектакль. Любимов не ставил этих пьес. Он или инсценировал поэзию, или инсценировал прозу, или ставил выдающиеся, проверенные временем классические произведения.
К. Ларина
―
Или то, что не разрешали в ту пору. Эрдмана он же пытался ставить — нельзя было поставить.
В. Гаркалин
―
Да. Он создавал репертуарную политику, это очень важно. Кстати, очень многие руководители тогда тех театров — Плучек, Гончаров, Эфрос, Товстоногов — они придавали этому огромное значение. Театр строился на литературных традициях, в основе любого спектакля лежала замечательная литература, поэтому и было хорошо в те времена.
К. Ларина
―
Ну подождите, всё равно дело же не в том, что таково было желание художественного руководителя или личности уровня… Мы называем таких людей: Товстоногов, Любимов, Эфрос, Гончаров, Плучек, Захаров Марк Анатольевич в советское время …
В. Гаркалин
―
Захаров, который только начинал, да.
К. Ларина
―
Значит, и публика была к этому расположена, она хотела этого. Она не скучала здесь, ей не было скучно, ей не хотелось чего-нибудь простого.
В. Гаркалин
―
Мало того, они хотели попасть на этот спектакль, попасть на который было крайне трудно. Это же действительно так. Театр сатиры в период, когда я ещё там не работал, — я помню, что попасть просто так в этот театр было невозможно. Конную милицию я помню. Я помню конную милицию вокруг театра «Современник». Ведь сейчас трудно себе представить такую ситуацию вокруг какого-нибудь театра.
К. Ларина
―
Вокруг митинга только.
В. Гаркалин
―
Ну, какие-то слабенькие группы мелкими перебежками что-то делают, пытаются попасть на какой-то мюзикл. (Смех.)
К. Ларина
―
Нет, всё равно в театр ходят, слава богу.
В. Гаркалин
―
Сейчас такой театральный бум. Вчера посетил совершенно потрясающий спектакль, на мой взгляд, Землянского Серёжи…
К. Ларина
―
«Жанна», да? Я должна буду пойти 3-го числа. Это Театр Пушкина. Это драмбалет так называемый, пластическая драма.
В. Герасимов
―
Да. Знаете, есть режиссёрские приёмы, которые режиссёр применяет из спектакля в спектакль, и тебе кажется, что он талантливый человек. Но он ставит один и тот же спектакль, только он переходит из одного литературного произведения в другое, а приёмы остаются прежними. А вот у Землянского — нет. Он ставит какой-то тип театра, где нет ни единого слова, то есть молчаливо происходят драмы и трагедии человеческой жизни.
В.ГАРКАЛИН: Если запрещают то, что тебе свойственно, ты же не будешь слушаться
К. Ларина
―
Я сейчас вспоминаю то, что уже успели сказать, и хочу всё-таки вернуться к одному имени, которое мы так впроброс сказали, незаслуженно обидев, — это Александр Исаакович Гельман. Это всё-таки не совсем простой автор производственной советской драмы. Давайте вспомним, всё-таки он тогда был таким… Это было на рубеже времён, это было ближе к перестроечному времени, скорее всего, и это была попытка через производственную драму поговорить всё равно о человеческих взаимоотношениях. И ведь на «Заседании парткома» народ-то сидел и смотрел на заседание парткома.
В. Гаркалин
―
Я помню, кино было замечательное, «Премия» называлось. Понимаете, это в традиции психологического театра (нашего, русского), где действительно, как Станиславский утверждал: «А что за кустами?» (имея в виду: «Что за словами?»). Конечно, Гельману это удавалось, но он был драматург. Действительно я не могу даже и на секунду бросить камень в его сторону.
К. Ларина
―
А вы когда-нибудь играли в производственных драмах?
В. Гаркалин
―
Никогда. Я кукольник. (Смех.)
К. Ларина
―
А в кукольном театре не было производственных драм? Это, наверное, было бы оскорблением. Статья за антисоветскую агитацию и пропаганду.
В. Гаркалин
―
Да. Я уж не говорю о гомосексуальности отношений сказочных героев. (Смех.) Я играл Алладина. Взаимоотношения с джином не совсем…
К. Ларина
―
Между прочим, тогда про кукольников. Вот интересный парадокс: «Божественная комедия» — сегодня её бы не поставили, испугались бы.
В. Гаркалин
―
Конечно, она очень криминальная (я имею в виду — с точки зрения политической сатиры). Помните, там есть замечательная сцена, когда Самодур, играющий Бога… Замечательно играл в живом плане так называемом. И когда он приходил на Землю, то подъезжал этот самый… Ну, чем поднимаются на самолёт. Как его?
К. Ларина
―
Трап?
В. Гаркалин
―
Трап, да. И он спускается с трапа. И крик: «Слава Богу!» (Смех.)
К. Ларина
―
Ну вы видите, тогда это всё считывалось. И как осталось в памяти, да?
В. Гаркалин
―
Это же сделал Образцов. Это было в период самого глубокого застоя, когда действительно можно было попасть за любой анекдот. Ещё оставалась эта традиция — попасть далеко.
К. Ларина
―
Но сегодня этот спектакль был бы невозможен по другим причинам. Он был бы невозможен, поскольку подпадал бы под действие закона об оскорблении чувств верующих.
В. Гаркалин
―
Да он и тогда оскорблял чувства верующих. Я имею в виду, что он был глубоко атеистический, воинствующе атеистический. Кстати, все спектакли Образцова на эту тему были именно с такой горчинкой. Там даже фраза в спектакле «Ноев ковчег»… В конце была фраза, мол: «Обойдёмся без Бога, сами создадим себе счастье». Вот это была ликующая финальная фраза произведения. Это, конечно, призывало не к божественности происхождения, а к материалистической точке зрения.
К. Ларина
―
Сегодня, на ваш взгляд, эти все законы, которые связаны с запретами и с возможными оскорблениями или с пропагандой чего-нибудь, о чём мы уже говорили, или с запретом ненормативной лексики в театре, — насколько они влияют на театральный процесс? Или это никак не сказывается, на ваш взгляд?
В.ГАРКАЛИН: Все знают, как лечить, как играть спектакли, как ставить спектакли, — это свойственно нашей стране.
В. Гаркалин
―
Мне кажется, что в запрете есть, как бы сказать, палка о двух концах: когда кто-то что-то запрещает, очень хочется это нарушить. Напрасно эти запреты применяются, потому что это провокация на то, чтобы нарушить этот запрет. Запрет надо преодолеть. Ведь в этой стране это так развито! Если тебе кто-то что-то запрещает, ты так хочешь это сделать! И в результате всё-таки ты это делаешь. Если тебе запрещают что-то, что было тебе свойственно, ты всё равно будешь это делать, ты же не будешь слушаться.
К. Ларина
―
Ну как? А если суд? А если уголовная статья? Почему? Мы же наблюдали суд над оперой «Тангейзер» в Новосибирске, это же всё было всерьёз.
В. Гаркалин
―
Всерьёз, конечно. Здесь я просто развожу руки. Когда действительно над художественным произведением так глумятся те люди, которые никакого отношения к этому не имеют, — это самое страшное явление нашей жизни сегодняшней. Все знают, как лечить, все знают, как играть спектакли, все знают, как ставить спектакли, — даже те люди, которые никогда в жизни этого не делали. Это было свойственно нашей стране. Но когда это действительно происходит и когда от слов люди переходят к делу — вот это страшное явление.
К. Ларина
―
Ну а такие понятия как «осквернение классики», «глумление над классическим произведением», «оскорбление», — это в вашей системе координат существует? Как это можно объяснить? Что это?
В. Гаркалин
―
Я объясню. Я считаю, что это невероятная глупость, которая не знает пределов, не знает степеней. То есть она до такой степени… Когда человек начинает говорить, что кто-то глумится над каким-то произведением, — во-первых, это мнение одного человека. Во-вторых, так в этом-то и смысл — по-своему, современно осветить эту историю, которая когда-то потрясала души человеческие. Трудно себе представить спектакль, где нет современного отклика. Оно потому и классическим произведением считается, потому что в нём много современных аллюзий.Позавчера я играл в спектакле Островского «Правда хорошо, а счастье лучше» (в Санкт-Петербурге в ДК имени Горького). Полный зал, битком! Двухтысячный зал, огромный, не знающий пределов пространства — и мы играем Островского. Я вам должен сказать, что вот эта словесность, то, что Островский написал, — это так современно! Например, мой герой говорит: «У меня разговор свободный — против кого угодно и без всякой задержки. Этот разговор не от Бога дан. Все удивляются. С моими разговорами в думе гласным сидеть, только у меня суждения нет. Вот что к чему — мне не надо. А обыкновенный разговор, окромя сурьёзного, ну просто бисер!» (Смех.) Господа, где здесь глумление?
К. Ларина
―
Собственно говоря, такой портрет депутата Государственной Думы.
В. Гаркалин
―
Сейчас каждый, кому не лень, приходит в Думу и несёт ахинею! Это свободный разговор без всякой задержки и против кого угодно. Островский об этом написал тысячу лет назад — и это очень современно. Почему это считается глумлением, понять не могу.
К. Ларина
―
Всё равно для вас существуют какие-то рамки, что называется, когда вы понимаете: «Вот это я не принимаю», — на сцене или в театре, в кино?
В. Гаркалин
―
Я сейчас скажу. Есть, конечно, такая тенденция, но она была всегда и будет. Режиссёр, который выступает в постановке какого-то классического произведения, будь то Шекспир или отечественная литература… Здесь эти люди делятся на две категории (хотя и та, и другая имеют право на существование): тот, кто самовыражается в этом произведении, и тот, кто пытается разобраться в нём. Вот «Гамлет» — такая пьеса! Я в ней играл…
К. Ларина
―
Что само по себе можно было рассмотреть как глумление над классикой — назначение на роль. (Смех.)
В. Гаркалин
―
Гертруда оказывается алкоголичкой просто, как один выдающийся, очень известный режиссёр утверждал в своём спектакле, хотя нигде у Шекспира не сказано, где же она пригубляет алкоголь, когда она путает напитки. Она просто перепутала свой бокал. Ну, такая пьяная разборка произошла.Вот когда человек так решает эту историю — это не глумление, а он просто не разбирается, он не пытается разобраться, почему она это сделала, почему она, зная, что в бокале отравленное вино, берёт смерть на себя, хотя оно предназначалось её сыну. Очень важно понять, что к чему. Но когда на это нет времени и желания, тогда возникает эта категория: «Неважно, почему она это делает. Важно, как она это сделает». Конечно, в эту минуту ты думаешь о том, что у авторов спектакля не было идеи разобраться с этим произведением, а у них была идея самовыразиться, отразиться…
К. Ларина
―
Или, может быть, облегчить жизнь актрисе. Может быть, ей так легче играть в такой краске.
В. Гаркалин
―
Я видел эту актрису. Ей было нелегко.
К. Ларина
―
Нелегко? А вспомните легендарный спектакль Тарковского «Гамлет», который прошёл в «Ленкоме», — там, где Солоницын играл Гамлета, Чурикова была беременной.
В. Гаркалин
―
Офелия. Я вам должен сказать, что я был тогда в ту пору юности, когда я не считал, что это какое-то глумление. Я считал, что это новое слово в искусстве. Для меня это было смело — догадаться о том, что Офелия, оказывается, вынашивает под сердцем ребёнка от Гамлета. Для меня это было потрясением. Мне не хватило мозгов дойти до того, чтобы объявить это глумлением. (Смех.)
К. Ларина
―
Смотрите, вот то, что касается вкусовых вещей, потому что тут помимо таланта режиссёрского и степени глубины, которой человек обладает как человек в конце концов, как он читает произведение, есть ещё вещи вкусовые. Вы как педагог, человек, который работает с совсем молодыми людьми… Здесь возможно воспитать это чувство вкуса, его сделать?
В.ГАРКАЛИН: Оно потому и классическим произведением считается, потому что в нём много современных аллюзий
В. Гаркалин
―
Это прямая обязанность, потому что вкус и мера — почти рядом идущие качества художника.
К. Ларина
―
Это не врождённое чувство?
В. Гаркалин
―
Нет, это надо приобретать. К сожалению, не все родились с этим качеством, и очень многие так и не приобрели его, а продолжают творить. Бесконечные финалы спектаклей, когда я наблюдаю молодых режиссёров. Я вижу, как он не доверяет ни себе, ни зрителю.
К. Ларина
―
Повторяет и повторяет.
В. Гаркалин
―
Он заканчивает и заканчивает. Он не может закончить, он всё время заканчивает. Ему кажется, что он что-то не успел, не договорил, и зритель что-то недопонял, особенно тот, кто сидит там, на балконе, — надо вот к нему достучаться.
К. Ларина
―
Типа: «Вы поняли?»
В. Гаркалин
―
«А вы?» (Смех.) И на это уходит драгоценное сценическое время.
К. Ларина
―
Это признак дурновкусия?
В. Гаркалин
―
Конечно. Отсутствие меры — это самое ужасное, что может быть.Я помню, мой учитель Леонид Абрамович Хаит, ныне здравствующий в Израиле, однажды замечательно воспитал во мне это чувство. Это было просто в одно секунду! Я не знаю, что было в этой фразе. Я играл такого пьяного дворника, который убирает, бегает за собачкой, выгоняет её, чтобы она не гадила во дворе. И я — естественно, молодой артист — показал, какой пьяный дворник это делает, какая степень опьянения! (Смех.) И когда он посмотрел эту мою зарисовку, Леонид Абрамович со свойственной ему интеллигентностью и корректностью сказал: «Валерочка, запомни, твой дворник выпил только стакан сухого вина». (Смех.) Я не знаю, что было в этой фразе, но я понял, что речь идёт о чувстве меры.
К. Ларина
―
Французского причём.
В. Гаркалин
―
Да! Изысканного! Где-то на балконе рано утром, на заре налил себе бокал вина — и пошёл выгонять собачку.
К. Ларина
―
Валерий Гаркалин в нашей студии. Мы сейчас сделаем такой небольшой мастер-класс и, кстати, ваш вкус и меру проверим, дорогие друзья, потому что мы по традиции (наше изобретение, наше ноу-хау в нашей передаче) с вашей помощью, уважаемая аудитория, будем предлагать роли Валерию Гаркалину. Пожалуйста, на SMS +7 (985) 970-45-45 скажите нам, в какой роли сегодня вы видите актёра Валерия Гаркалина.
В. Гаркалин
―
Бабу-ягу не предлагать!
К. Ларина
―
Это может быть всё что угодно, любые роли мирового репертуара. Естественно, вы же представляете себе, как артист сейчас выглядит. Всё-таки вы же недавно…
В. Гаркалин
―
В годах. (Смех.)
К. Ларина
―
Да. Подумайте и предложите роль для Валерия Гаркалина.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Ну что, мы возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня в нашей студии Валерий Гаркалин. У вас есть задание, дорогие друзья (и я вижу, что вы послушно его выполняете): вам нужно предложить роль Валерию Гаркалину. В какой роли мирового репертуара вы его видите сегодня? Вот то, что он ещё не успел сыграть, но, пока ещё не поздно, пусть сыграет.Я могу, Валера, уже сказать, что у нас тут есть. «Мещанин во дворянстве», Журден.
В. Гаркалин
―
Ой, прекрасно!
К. Ларина
―
Вообще Мольер был в вашей жизни?
В. Гаркалин
―
Предлагалось, но не смогли осуществить работу.
К. Ларина
―
Ваш автор?
В. Гаркалин
―
Мольер? Конечно.
К. Ларина
―
Дальше, сейчас скажу. Нет, это мы не берём. «Ленин в Октябре» — ну, понятно, что это смешно.
В. Гаркалин
―
Нет, не смогу уже.
К. Ларина
―
Доктор Айболит. Шейлок — шекспировский персонаж из «Венецианского купца». А почему бы и нет?
В. Гаркалин
―
Да, прекрасно.
К. Ларина
―
Фагот в «Мастере и Маргарите». А что-то было, по-моему. В «Мастере и Маргарите» играли, нет?
В. Гаркалин
―
Я играл Мастера и Понтия Пилата в Театре сатиры.
К. Ларина
―
Давайте присылайте, дорогие друзья. Чуть позже я ещё обращусь к вашим предложениям. Напомню: +7 (985) 970-45-45. Роли для Валерия Гаркалина.А пока я хочу, чтобы Валера ответил на несколько вопросов от наших слушателей, поскольку здесь важные люди называются. Просят рассказать о ваших спектаклях с Михаилом Зонненштралем и спрашивают о том, вообще какую роль в вашей жизни сыграл этот режиссёр замечательный. Он рано ушёл из жизни, трагически.
В. Гаркалин
―
Трудно переоценивать постольку, поскольку если кто-то и решает чью-то судьбу в своей судьбе, то это тот случай, когда это произошло. Миша просто за руку привёл меня в Театр сатиры к Валентину Николаевичу Плучеку. Мы с ним осуществили спектакль на двоих по пьесе Мрожека. Этот спектакль произвёл неизгладимое впечатление на художественный совет театра. И тогда Валентин Николаевич предложил мне перейти из труппы театра Образцова в Театр сатиры. Это всё — заслуги Миши. Помню, что он об этой новости пришёл мне сообщить… Была весна, окна были открыты у меня на Маяковке — и вдруг стоит Миша и кричит: «Валера! Валера! Ты принят в труппу в Театр сатиры!» Он радовался, как будто это с ним произошло.
К. Ларина
―
А вы дружили давно до этого?
В. Гаркалин
―
Его жена Марина Михайлова попала вместе со мной в труппу театра Образцова, когда было прослушивание (после того, как я ушёл из ансамбля «Люди и куклы»). Мы были в труппе вместе. Там мы и познакомились с Мишей, когда начали репетировать вместе сами, просто самодеятельно Мрожека. Как сейчас помню, мы репетировали «Серенаду» Мрожека. Потом я эту работу сделал дипломной с одним из выпусков своего курса. С Мишей репетировали. А потом он предложил пьесу опять же Мрожека «Контракт» на двоих, но это уже на сцене Театра сатиры. Он тогда, так сказать, согревал свои режиссёрские амбиции. А потом пошла работа: «Папа, папа…», «Мастер и Маргарита» (изумительная инсценировка, именно Миши). Естественно, мы работали совместно.Он трагически погиб. Совершенно непонятно, как судьба могла позволить так распорядиться с этой личностью — удивительной, острой, яркой. Кстати, он и артист-то был необыкновенный, просто необыкновенный. Во всех спектаклях, где я играл, играл и он. Мы всегда были вместе, рядом.
К. Ларина
―
Спасибо нашим слушателям, что мы вспомнили замечательного актёра и режиссёра Михаила Зонненштраля.Второе имя, которое вспоминают наши слушатели, — Дмитрий Крымов. Я не знаю, кто тут для кого важнее. Тут уже такое альтер эго, по-моему, да?
В.ГАРКАЛИН:Вкус и мера — почти рядом идущие качества художника
В. Гаркалин
―
Да.
К. Ларина
―
Это удивительное сотрудничество, удивительное сотворчество. Скажу, что Валерий Гаркалин много спектаклей играет в «Лаборатории Дмитрия Крымова», и это о многом говорит. Это абсолютно одинаковое восприятие мира. Как вы друг друга нашли?
В. Гаркалин
―
Это одна группа крови, как говорят. Всё дело в том, что Дима — очень широких взглядов человек. Он — Художник с большой буквы. Он может быть и сценографом, и режиссёром, и драматургом — в нём уживается столько талантов! Я всякий раз думаю, что поговорка «яблоко от яблони недалеко падает» — это применительно к Диме. Потому что, имея таких выдающихся родителей, можно было так закатиться далеко, за пределы сада, а он упал прямо в корень. Здесь и дарование Натальи Анатольевны [Крымовой] — анализ, умение анализировать и глубоко проникать в суть произведения, вместе с тем обладая совершенно эксцентрическим ощущением мира и формой. Это, конечно, его художнический дар. Уже не говоря о том, что режиссура, с которой он так трепетно уживается, потому что это же ещё и кровь отца, Анатолия Васильевича Эфроса, такого выдающегося режиссёра нашей страны, отечества.Я помню, что когда мы приехали в Эдинбург, то он плакал, я увидел его слёзы на глазах. Дима это редко делает, но вдруг я это увидел. Я испугался за его психику. Думаю: может быть, это просто слава и успех, которые свели его с ума, и он заплакал? Я к нему подошёл…
К. Ларина
―
Вы возили тогда «Как вам это понравится» Шекспира, да?
В. Гаркалин
―
«Сон в летнюю ночь».
К. Ларина
―
А, «Сон в летнюю ночь».
В. Гаркалин
―
Или «Как вам это понравится», совершенно правильно. Были два названия, два пижонские названия. Хотите — это выбирайте, хотите — это. И то, и другое — Шекспир. (Смех.)
К. Ларина
―
Так чего плакал-то?
В. Гаркалин
―
Как выяснилось, много лет назад на этой сцене Анатолий Васильевич, его отец, играл спектакль «Месяц в деревне» — один из выдающихся спектаклей, который поставил Эфрос тогда на Малой Бронной, с неподражаемой Ольгой Михайловной Яковлевой. И он тоже получил гран-при в Эдинбурге. Ему об этом сообщили, он не знал об этом. Кстати, автором спектакля он был сам. Дима Крымов оформил этот спектакль, который поставил его отец. Поразительно! Через много времени вдруг на этой же сцене играется спектакль Димы Крымова — и он получает гран-при.Я пойду чуть-чуть дальше. Всё дело в том, что и я приобщился к этому успеху. Мало того что я сыграл Шекспира в спектакле Крымова и получил гран-при. Через много-много лет я приезжаю опять в Эдинбург со спектаклем «Война», который поставил мой замечательный друг Володя Панков с моими учениками и своими артистами из SounDrama, — и получаем гран-при. И самое потрясающее, что это вручение происходит в Доме мэра. Хотя сказать «дом» — это смешно.
К. Ларина
―
Резиденция?
В. Гаркалин
―
Это замок. Это огромный замок с бойницами, с какими-то винтовыми лестницами. Такая безумная английская древняя жизнь! И надо было бродить по этой древней жизни и оказаться в зале, где был мэр. Мэр был облечён, конечно, в какой-то причудливый наряд, и всё венчала огромная цепь с каким-то крестом. И вообще сумасшедшей красоты человек. Я его запомнил. Но самое потрясающее в этой ситуации было то, что в этом зале мы были двое знакомых, ведь все остальные, кто были на том Эдинбургском фестивале, уехали и больше не вернулись, а те приехали вновь. И единственные два знакомых человека, которые оказались в зале, — это я и мэр города. (Смех.)
К. Ларина
―
А он вспомнил вас?
В. Гаркалин
―
Он вспомнил! «I remember!» («Я вас помню!»).
К. Ларина
―
«Я уже вам вручал!»
В. Гаркалин
―
А я сказал: «Конечно. И я вас хорошо помню». «Вашего мужа, Крупского, я очень хорошо помню». (Смех.)
К. Ларина
―
Валера, всё-таки вы играете небольшие роли в спектаклях Дмитрия Крымова. Это не обидно?
В. Гаркалин
―
Нет. Рядом мои ученики. Какая может быть обида? Я горжусь своими детьми. Я вижу, как они взлетают. Я вижу их заслуги, их победы. Это же так прекрасно! У Крымова играть — одно наслаждение. Во-первых, Дима по своей природе вообще весь пронизан театром, его условностью. Он знает, что это такое, и поэтому его безусловность в его спектаклях вырастает в такие размеры, в такие масштабы, что артисту просто пиршество! Здесь можно действительно и петь, и танцевать, и на голове стоять, и прожить бесконечную драматическую жизнь.
К. Ларина
―
Интересно, а как он всё это выдумывает? Это всё в процессе репетиций происходит, или ему снится что-то? Потому что это какие-то фантазии безумные! Я не понимаю, как это можно изобрести. Куда его заводит фантазия!
В.ГАРКАЛИН: Главное, чего нужно добиться от ученика,— высвобождение и мышечное, и личностное
В. Гаркалин
―
Его смело можно назвать автором. Он — автор. Но самое потрясающее то, что он действительно знает, что театр — дело коллективное, и без этого качества не обойтись. И поэтому он вверяется моим ученикам, и они аккумулируют его. Мало того, он ещё просит меня прийти на какие-то спектакли, ещё не показанные зрителю, чтобы приготовить зрителя к хорошему художественному впечатлению. А так как это мои ученики, я несколько шкур сниму — и всё в порядке, всё нормально. (Смех.)Правда, один раз он меня подвёл. Я пришёл на спектакль «Ах, это поздняя любовь»… Или как?
К. Ларина
―
«Ой, поздняя любовь».
В. Гаркалин
―
«Ой, поздняя любовь», да. Меня потрясла там работа многих учеников, но не моей мастерской, а мастерской Жени Каменьковича (тоже ГИТИСа, но совсем другой). И, посмотрев первый акт, во мне возгорелось страшное чувство раздираемой ревности: я не принимал в этом участия, и мои ученики не принимали, и он не советовался — а играют божественно! И тогда я поворачиваюсь и говорю: «С кем ты мне изменил? Кто эти педагоги? Назови мне их имена! Я хочу знать, кому ты меня предпочёл». (Смех.) И я поворачиваюсь — а там сидят педагоги действительно мастерской…
К. Ларина
―
Каменьковича.
В. Гаркалин
―
Да, муж и жена. Вот они замечательно провели работу. Мне дали отставку.
К. Ларина
―
А последнюю работу видели? «Поход».
В. Гаркалин
―
Конечно. «Поход за грибами».
К. Ларина
―
И что это такое?
В. Гаркалин
―
Тоже есть желание, так сказать, помочь Диме с финалами, прекратить ему эту «детскую болезнь» — не заканчивать спектакль. Я попросил его закончить спектакль, дабы не портить впечатление. (Смех.) Там изумительно работают мои ученики, просто прекрасно! Здесь он обошёлся уже без моего участия. На мой взгляд, это глубоко трагическое произведение.
К. Ларина
―
А кто автор-то?
В. Гаркалин
―
Он сам.
К. Ларина
―
То есть там нет никакой литературной основы вообще, да?
В. Гаркалин
―
Никакой. Он сам написал всё. Не испортил свой спектакль словесностью.
К. Ларина
―
А там текстов вообще нет?
В. Гаркалин
―
Нет, есть тексты, огромное количество, бесконечное, замечательно написанные.
К. Ларина
―
Мы здесь фанаты все сидим — и Света Ростовцева, и я. Мы смотрим все спектакли Дмитрия Крымова, просто фанаты.Валера, то, что касается учеников, — тут тоже очень много вопросов. Традиционный вопрос (я не знаю, может ли на это ответить учитель): кем из учеников вы особенно гордитесь? Кого бы вы назвали?
В. Гаркалин
―
Назвать имена?
К. Ларина
―
Да.
В. Гаркалин
―
Ну, пора бы назвать Сашу Кудина — одного из интересных моих учеников, совершенно самобытных. Хотя он прошёл через всю мою систему координат, но он с такой личностной природой пришёл ко мне! Он пришёл уже немолодым человеком, поэтому ему было проще.Цель любой театральной педагогики — это, во-первых, высвобождение. Это самое главное, чего нужно добиться в ученика, — его высвобождение и мышечное, и личностное. И, естественно, воспитание личностного начала, умение мыслить независимо от каких-то клише, от каких-то традиций. Всё это они изучили и применяют свою самостоятельность. Например, Саша Кудин, Лёша Лысенко — это ученики одного курса. До этого я мог бы назвать Женю Сангаджиева, Сэсэг Хапсасову.
К. Ларина
―
Женя — звезда «Гоголь-центра», замечательный актёр, просто молодец.
В. Гаркалин
―
Там сейчас блистает не менее яркая Рита Крон, очень хорошая актриса.
К. Ларина
―
Которая поёт.
В. Гаркалин
―
Поёт изумительно.
К. Ларина
―
«Кому на Руси…» смотрели?
В. Гаркалин
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
Ой!.. Просто фантастическая девица. Фантастическая! Хороший вопрос. Спасибо вам, слушатели, за то, что вспомнили мы студентов, выпускников «Мастерской Валерия Гаркалина».А не пришла ли пора всё-таки уже обратиться в театр? Есть такая идея — сделать свой театр из своей мастерской?
В. Гаркалин
―
Мастерская-то есть, она существует. Очень нежно относятся в ГИТИСе, особенно на эстрадном факультете, и Борисов, возглавляющий кафедру, и Анна Фёдоровна Одинокова, декан факультета. Они радуются моими учениками, они принимают огромное участие в воспитании. Очень нравится эта мастерская.Что касается театра. Мне бы хотелось уступить… Если и настала моя очередь, то уступить её Крымову и Панкову. Дайте им театр, а я что-нибудь придумаю.
К. Ларина
―
Хорошо. Про Панкова тоже есть вопрос, про спектакль «Двор» просят рассказать. Люди передают большой привет и очень рады, что вы там опять с Меньшовым встретились. Это очень интересная работа. Там действительно Меньшов, Валерий Гаркалин и опять же ваши все ученики… Ваши там ученики заняты, да?
В. Гаркалин
―
Да, все. Практически весь курс, 25 человек участвуют в этом спектакле. Конечно, и артисты SounDrama.
К. Ларина
―
Это в театре «Гоголь-центр», уточняю.
В. Гаркалин
―
Да, в театре «Гоголь-центр» идёт этот спектакль. К сожалению, его стали редко ставить в репертуар. Я очень опасаюсь, как бы это не закончилось закрытием этого проекта, потому что он густонаселённый. Мне кажется, свести такое количество актёров на сцене… Там ведь и оркестр, там ведь и звук, и танцы, и пение. Это огромное произведение, такое развёрнутое произведение. Хотя, наверное, может быть, меньше всего его можно было бы назвать самым глубоким произведением Панкова, но ностальгическим…Это какое-то обращение в прошлое через призму людей, которые прошли человеческую жизнь и что-то приобрели в ней, какие-то ценности были утверждены — «возвращение к Мафусаилу». Рано или поздно мы это делаем. Нам хочется вернуться в тот двор, где мы когда-то шли «стенка на стенку», двадцатый дом дрался с пятнадцатым. Я помню, как я сам принимал в этом активное участие. Правда, когда я видел своих друзей из двенадцатого дома, с кем мы дрались, то я смело переходил на другую сторону улицы. (Смех.)
К. Ларина
―
Это про советскую эпоху?
В. Гаркалин
―
Да, это советская эпоха.
К. Ларина
―
А ребята что-нибудь вообще про неё понимают? Или у них тоже какие-то свои мифы в голове, связанные с этим временем?
В. Гаркалин
―
Мне кажется, что тут не надо особенно вдаваться в иллюзию… Конечно, они этого не знают и не понимают. Это и должно быть так, я считаю.Когда я показал своей дочери два моих любимых фильма, когда она была совсем ещё девочкой, но уже могла воспринимать художественные произведения… Я показал ей «Доживём до понедельника», мой любимейший фильм моих юных лет (я учился в девятом классе, и как раз персонажи этого фильма — тоже девятиклассники). И ещё я ей показал «Республику ШКИД», замечательную картину (с Юрским в главной роли).
К. Ларина
―
[Геннадия] Полоки фильм.
В. Гаркалин
―
И она мне сказала, что ей очень понравилась «Республика ШКИД». Это эксцентрическая комедия, хотя она о 20-х годах, о беспризорниках этого времени — казалось бы, совсем далёкого и уже ушедшего. Но она поняла эту природу, правдивость этой истории. И она совершенно не могла понять, что это за фильм такой «Доживём до понедельника». Она говорит: «Папа, такой школы нет. Таких учителей нет». Ну, они были, нам-то казалось…
К. Ларина
―
Ну, их тоже не было в советское время.
В. Гаркалин
―
А может, и не было.
К. Ларина
―
У вас были такие учителя?
В. Гаркалин
―
Среди моих учителей таких не было.
К. Ларина
―
Вот. Среди моих тоже. Это всё мечта.
В. Гаркалин
―
Но мне казалось, что они были.
К. Ларина
―
Все хотели учителя Мельникова (такого, как Тихонов), а нам в основном попадалось то, что играла Меньшикова.
В. Гаркалин
―
Да, в основном они были герои наших школьных дней.
К. Ларина
―
Всё равно некая тоска по некоему идеалу, конечно, была присуща именно советскому поколению детей, к коим и принадлежит наш сегодняшний гость. (Смех.)
В. Гаркалин
―
Ваш покорный слуга.
К. Ларина
―
Валера, внимание! Теперь мы смотрим предложения. Очень много предложений сыграть короля Лира. Есть ли такие планы?
В. Гаркалин
―
Есть. Может быть, Володя Панков, который сейчас слушает передачу, будет воспитывать в себе обиду ко мне, но мы давно с ним пытаемся это произведение осмыслить. Может быть, в ближайшее время мы это осуществим. Его решение этой пьесы меня потрясает!
К. Ларина
―
Это где? В «Гоголь-центре» тоже?
В. Гаркалин
―
Нет, к сожалению, мы не можем назвать пока место, где это может произойти.
К. Ларина
―
Ох, как интересно!
В. Гаркалин
―
Но то, что руководить проектом будет моя дочь, — это совершенно точно.
К. Ларина
―
Ника Гаркалина, да. Я хочу напомнить, поскольку мы уже вспоминаем про Нику, которой передаём большой-большой привет (я надеюсь, она наш сейчас слышит), что она замечательный театральный продюсер.
В. Гаркалин
―
Крупный.
К. Ларина
―
Крупнейший, да-да-да. (Смех.)Так, роль для Гаркалина — Сарафанов в «Старшем сыне».
В. Гаркалин
―
Предлагалась неоднократно.
К. Ларина
―
Нет?
В. Гаркалин
―
Как-то не получалось в результате. Хотя я видел «Утиную охоту» Панкова, и я подумал… Нет, всё-таки Вампилов, мне кажется, может ещё долго-долго существовать в отечественном театре.
К. Ларина
―
Швейк?
В. Гаркалин
―
Хорошее предложение.
К. Ларина
―
Бургомистр из «Убить дракона» Шварца?
В. Гаркалин
―
Замечательно!
К. Ларина
―
Вообще Шварц сейчас очень востребован.
В. Гаркалин
―
Какие кандидатуры!
К. Ларина
―
Да, прекрасно.
В. Гаркалин
―
И ни одной Бабы-яги!
К. Ларина
―
Дон Кихот?
В. Гаркалин
―
Дон Кихот? Ну, может быть такой вариант.
К. Ларина
―
Мефистофель?
В. Гаркалин
―
Я не знаю, как его играть. Однажды я играл дьявола, чёрта в «Братьях Карамазовых» Достоевского по четвёртой книге в режиссуре Валеры Саркисова с артистами театра Маяковского. Это был опыт, на мой взгляд, удачный. И я помню, что если играть дьявола, то надо так его играть, чтобы его не играть: никаких рожек, никаких хвостов, не надо копыт тем более. Такой наш парень, свой человек! Он любит в бане попариться с купцами. Такой обаятельный-обаятельный! Мне кажется, если так… Ну, такой должен быть материал, конечно, как у Достоевского.
К. Ларина
―
Ричард III? Вообще Шекспир очень востребован.
В. Гаркалин
―
Это вообще моя мечта была в юности.
К. Ларина
―
Почему в юности?
В. Гаркалин
―
Потому что мне казалось, что тогда я больше понимал о Ричарде III, чем сейчас. Надо очень интересно его решить, потому что это действительно уникальная хроника Шекспира. И мало было хороших редакций.
К. Ларина
―
Наполеон?
В. Гаркалин
―
Опять — какая литература?
К. Ларина
―
Ну, у нас, наверное, есть пьесы какие-то. Кто у нас писал-то? Бернард Шоу, по-моему? У него было что-то про Наполеона.
В. Гаркалин
―
Да. А потом, Эфрос же его поставил.
К. Ларина
―
Да-да-да! Там же играл… Не помню. Кто играл-то? Не Волков?
В. Гаркалин
―
Миша Филиппов играл с Ольгой Михайловной [Яковлевой].
К. Ларина
―
Ну как роли-то, ничего?
В. Гаркалин
―
Ничего.
К. Ларина
―
Или вы ожидали чего-то другого?
В. Гаркалин
―
Если бы это было какое-нибудь кинопроизведение, где можно было бы добиться исторического грима… Знаете, я очень люблю, когда вот так. Если уж делать, так надо делать достоверно, очень похоже. Вот эти похожести должны произойти. Например, мне предлагали сыграть Аракчеева в кино (писал Радзинский), но, к сожалению, так это и не осуществилось. А предложение было замечательное. Мне даже делали грим. Я с радостью пришёл на пробы именно из-за этого — быть похожим на этого уникального человека российской государственности.
К. Ларина
―
Естественно, много вопросов про сегодняшний день. Во-первых, на каких сценах можно увидеть? На каких сценах мира можно сегодня увидеть Валерия Гаркалина? (Смех.)
В. Гаркалин
―
Петербург, Лондон, Париж. Мы поедем в Париж играть «Войну». Поедем ещё в Португалию. Я надеюсь, всё это осуществится. Сейчас труппа поедет в Румынию. К сожалению, я не поеду. Поедет Игорь Николаевич Ясулович играть мою роль — Приама. Нет, Европа ждёт нас.
К. Ларина
―
Ну, в Москве уж точно, как вы уже сказали, на сцене «Гоголь-центра» есть работа — «Двор».
В. Гаркалин
―
В спектаклях «Школы драматического искусства». А потом, антрепризы. У меня же ещё очень много антрепризных спектаклей. Многие я уже не играю. Но, например, спектакль, который я осуществил сейчас под режиссурой Занусси, пойдёт в Москве, он называется «Тридцать семь открыток». Приходите, очень хорошая работа.
К. Ларина
―
А с кем?
В. Гаркалин
―
Там Оля Прокофьева, Ира Медведева, Таня Орлова.
К. Ларина
―
Я вам могу сказать, что антреприза, в которой работает Валера Гаркалин, — это настоящий театр, это не стыдно показывать зрителям.
В. Гаркалин
―
Никогда не было стыдно.
К. Ларина
―
Спасибо большое! Валера, мы должны уже заканчивать. Забирайте все эти роли, которые вам предлагают наши слушатели.
В. Гаркалин
―
Заберу!
К. Ларина
―
И надеемся, что все эти планы осуществятся. Спасибо!
В. Гаркалин
―
Спасибо, Ксюшенька!