200-летие московского съезда Союза Благоденствия - Ярослав Леонтьев - Цена Революции - 2021-01-17
17.01.2021
200-летие московского съезда Союза Благоденствия - Ярослав Леонтьев - Цена Революции - 2021-01-17
Скачать
М. Соколов
―
В эфире «Эха Москвы» программа «Цена революции». У микрофона Михаил Соколов. В январе 1821 года в Москве состоялся съезд «Союза благоденствия» — одной из тайных организаций будущих декабристов. И вот 200-летие этого действительно исторического события мы сегодня отметим с нашим гостем — профессором, доктором исторических наук Ярославом Леонтьевым. Ярослав, добрый вечер!
Я. Леонтьев
―
Да, добрый вечер! По-моему, сегодня, видите, такой очень знаменательный исторические день. Не только возвращение Навального на «Победе», но, как мне кажется, вы также впервые обратились к теме декабристов на «Цене революции». Не правда ли?
М. Соколов
―
Да, это интересно. Я думаю, что мы не последний раз возьмем эту тему. Как-то она возникла в общественном сознании. Спасибо киноверсии событий, которую многие люди посмотрели.
Я. Леонтьев
―
Простите, Михаил, я как раз буквально сегодня утром вычитал по информационным лентам, что начал сниматься сериал «Союз спасения». Проводятся кастинги в Твери, вывешены объявления ВКонтакте о кастингах. Они собираются разворачивать.
М. Соколов
―
Ну, они будут разворачивать, а мы за этим проследим. Я думаю, что дадим суровую или позитивную — как получится — оценку тому, что получится из этого сериала. Давайте, Ярослав, мы посмотрим на события лет 5-6, которые предшествовали этому съезду 200-летней давности. Во-первых, согласны ли вы с такой традиционной версией историков декабризма, что идеи способствовать улучшению жизни в России с помощью такой тайной, неофициальной организации люди, которых потом назвали декабристами, принесли из зарубежного похода русской армии, из Европы? Использовали опыт разных карбонариев. Или всё было как-то сложнее?
Я. Леонтьев
―
Я думаю, всё-таки сложнее, конечно. Это был такой серьезный импульс. Они там увлеклись посещением политических клубов, чтением разных политических журналов. Собственно говоря, это и раньше было. Даже когда изучаешь показания декабристов, видно, что еще накануне войны с Наполеоном уже тоже собирались какие-то кружки — те, которых обычно называют пред-декабристскими, какими-то прото-организациями. Там даже не было, конечно, организаций в буквальном смысле, но какие-то сообщества, тем не менее, возникали. Они были уже увлечены чтением каких-то социальных журналов, изучением социальных теорий тоже. Нет, я думаю, это только дало дополнительный импульс, но не было какой-то первопричиной.
М. Соколов
―
Я хотел обратиться к фигуре Александра I. Всё-таки действительно очень интересный исторический персонаж. Какова ваша оценка? Был ли он действительно реформатором на троне? Или всё-таки много раз сказанные им разным людям в разных условиях слова о желании даровать России представительное правление или избавить ее от позора крепостного права были такой позой, фигурой речи, которая адресовывалась в значительной степени его иностранным собеседникам?
Я. Леонтьев
―
Не знаю, Михаил, наверное, я здесь не покажусь очень оригинальным. Вослед за Пушкиным воскликну: Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь, враг труда, Нечаянно пригретый славой, Над нами царствовал тогда. Я думаю, что, конечно, это была противоречивая личность. Уже сам характер его был сформирован очень противоречивым. Мы помним разрыв, психологический надлом, который произошел еще в детстве, когда он метался между Зимним и Гатчиной, между отцом и бабушкой. Вот эта двойственная структура — она уже тогда была сформирована, прямо буквально с молодых ногтей. Может быть, он в этом случае даже жертва этих обстоятельств. На самом деле всё было. Я думаю, были и такие мотивы — либералистские, как тогда говаривали. Это было связано и с тем его окружением, с Негласным комитетом, с его друзьями юности и с его воспитателем Лагарпом, швейцарцем, который тоже вкладывал в него определенные идеи. Ну и потом другие противоречивые метания тоже были ему присущи — и страхи, и боязни, которые потом пришли. Как раз если возвращаться ближе к тому периоду, о котором мы сейчас, надеюсь, будем говорить, уже о 1821 годе — это как раз была эпоха такой начинавшейся волны бурных европейских событий. Там были и теракты — допустим, убийство герцога Беррийского кровельщиком Лувелем во Франции. Уже начинались самые разнообразные выступления тайных обществ — карбонарии, этеристы подняли восстание в Греции. Потом наступала эпоха военных революций — Пьемонт, Испания (Кирога и Риего) и так далее.
М. Соколов
―
Вот мы видим первую организацию — «Союз спасения». Как я понимаю, 1816 год. В его составе есть люди, которые пойдут и в Северное, и в Южное общество. Как всё-таки оценить этот первичный декабристский проект? Вот в советское время любили доказывать, что это революционная организация. На мой взгляд, это такая реформистская структура: хотели помогать царю проводить реформы, преодолевать косность большинства дворянства. Каков ваш взгляд?
Я. Леонтьев
―
Февраль 1816 года, казармы лейб-гвардии Семеновского полка, где впервые учредился «Союз спасения» или «Общество истинно верных сынов отечества» — второе самоназвание. Вы знаете, наверное, всё-таки такой бланкистский, если выражаться более поздними языком, подход был присущ именно этой структуре. Ведь дальнейшие события развернулись уже в Москве — так называемый «московский заговор», то есть реальный замысел. Кстати, на мой взгляд, действительно очень близко подошедший к черте. В отличие от многих более поздних каких-то разговоров, такого фанфаронства, здесь реально очень серьезные, очень ответственные люди вызывались быть исполнителями, предлагали физически ликвидировать Александра Павловича. Я думаю, что если бы товарищи дали добро Якушкину, вот у кого бы рука не дрогнула. Потому что это человек, который действительно всегда сочеталось слово с делом.
М. Соколов
―
Чем, собственно, они были недовольны? Ведь в тот момент надежды на Александра не были исчерпаны. Тем более, что чуть позже он начал проводить, в общем, важные реформы. Это и дарование конституции Царству Польскому — там была свобода печати, законодательный сейм. Позже в Эстляндии было отменено крепостное право. Собственно, зачем же его убирать? Чем были недовольны эти офицеры?
Я. Леонтьев
―
Вот этим обстоятельством и были недовольны. Именно дарованием конституции в первую очередь Польше. Более того, там, как раз в том тексте, который был опубликован на французском языке, было оговорено, что Польша получает эти земли. Возвращаются земли, которые вошли в состав Российской империи по 3-м разделам Польши — входили постепенно. Прежде всего, конечно, речь шла о землях правобережной Украины и белорусско-литовских землях. Вот этим обстоятельством декабристы, конечно, были крайне недовольны.
М. Соколов
―
То есть они считали, что это будет ущемлением России в пользу Королевства Польского? Такой территориальный передел?
Я. Леонтьев
―
Да, там даже ползло очень много слухов. В этом письме, которое было получено от Трубецкого из Петербурга, которое и послужило основанием «московскому заговору» в 1817 году, как раз говорилось, что Александр даже и столицу будто бы собирается перенести в Варшаву. Понимаете, чтобы совершенно увеличить Царство Польское за счет тех территорий, которые они считали действительно исконно национальными. И надо ведь сказать, что декабристы и сформировались на волне вот этого патриотического подъема. «Мы были дети 1812 года» — знаменитая фраза, которая принадлежит Матвею Муравьеву-Апостолу, как раз одному из учредителей «Союза спасения». И так далее. То есть да, они возмущались. Кстати, ведь интересно, Михаил, понимаете, если говорить об исторической памяти, которая присуща декабризму, посмотрите, сколь разные, сколь многие люди считают себя до сих пор наследниками, что ли, декабристов. Начиная, наверное, от либералов. Естественно, и многие левые тоже. Но и национал-демократы тоже. Я неоднократно читал в каких-то блогах высказывания современных русских националистов именно такого национал-демократического толка. Они делают акцент на этой составляющей декабризма.
М. Соколов
―
То есть импульсом для этого «московского заговора» — на мой взгляд, всё-таки такого более разговорного — было, получается, такое ущемленное национальное чувство? Не реформаторство, не недовольство недореформаторством Александра, а именно ущемление национальных чувств?
Я. Леонтьев
―
Совершенно верно. И ведь одной такой не провозглашавшейся в уставных документах, но никогда не скрывавшейся идеей раннего декабризма была борьба с засильем немцев при дворе. Это тоже декларировалось.
М. Соколов
―
Да, но всё-таки еще немножко об Александре I и декабристах. Вот этот период деятельности новых организаций совпадает фактически с некими инициативами, которые у Александра были, в общем, вполне реальными, реалистичными. Сергей Мироненко, например, в своей книге пишет, что в 1820 году Александр I был близок к принятию конституции. Собственно, Новосильцев писал текст этой «Уставной грамоты». Она была консервативная, там речь была не о народном суверенитете, а о том, что источником всей власти является император. Тем не менее, это был бы такой большой прогресс в политической истории России. На ваш взгляд, что всё-таки случилось? Что сломало эти реформаторские планы сверху и, с другой стороны, в значительной степени разочаровало как раз тогдашнее общество? О котором тоже можно говорить. Оно было небольшое, дворянское, но, в общем, гражданское общество в России существовало.
Я. Леонтьев
―
Да, первые общественные организации возникли еще при матушке Екатерине. Например, Вольное экономическое общество, как мы помним. Вы знаете, на самом деле, как мне кажется, всё-таки новосильцевская грамота — это во многом были именно проектные документы. С одной стороны, они вообще лежали под сукном и широко не афишировались, не обсуждались этими зачатками гражданского общества, о которых вы только что сказали. Потом это были разные варианты, которые, как сейчас принято говорить, разные башни тогдашнего Зимнего дворца, наверное, рассматривали. Конечно, мне кажется, Александр I — фигура крайне интересная. Всё-таки процитированные строчки Пушкина, конечно, немножко карикатурные, хотя они довольно рельефно его высвечивают. Поговорите всё-таки также и с моим коллегой по диссовету МГУ Сергеем Владимировичем Мироненко. Он действительно большой специалист. Или Александр Архангельский — ваша коллега, тоже известный специалист по Александру I.
М. Соколов
―
Обязательно, Ярослав. Ну давайте тогда к декабристам. Всё-таки давайте тогда о «Союзе спасения», который превращается в «Союз благоденствия». Собственно, почему возникла новая организация?
Я. Леонтьев
―
Кстати, почему дело часто происходило не в Петербурге (декабристы всегда ассоциируются, конечно, в первую очередь с Питером), но и в Москве? Здесь тоже нужно, наверное, пояснить для радиослушателей. Летом 1817 года значительная часть гвардии прибыла в Москву, в первопрестольную столицу, как раз ожидала здесь императора и пробыла здесь около года. Во-первых, предполагалась закладка (несостоявшаяся, как мы знаем, тогда) храма Христа Спасителя на Воробьевых Горах — этот первоначальный проект; и открытие памятника Пожарскому и Минину на Красной площади, что действительно произошло в 1818 году, действительно с участием императора. Начальником штаба этого сводного гвардейского отряда был не кто иной, как Александр Николаевич Муравьев, полковник Александр Муравьев — тоже один из членов и учредителей «Союза спасения». Именно у него шефском доме (это здание сейчас находится на Комсомольском проспекте) в Хамовнических казармах и происходили многие собрания декабристов. Кроме того, здесь оказались по местам дислокации их полков еще несколько влиятельных фигур. Например, в подмосковном Дмитрове был расквартирован 37-й егерский полк, которым командовал Михаил Фонвизин, один из молодых генералов, племянник драматурга Дениса Ивановича. В его полку дослуживал перед выходом в отставку как раз капитан Якушкин. Якушкин вызвался, как я уже сказал — просто мы не уточнили детали… Когда товарищи заговорили об этом письме, что Александр хочет вернуть Царству Польскому эти отнятые земли и перенести столицу, заговорили о том, что нужно покончить с ним, Якушкин затрясся в лихорадочном состоянии, как он сам потом описывал в мемуарах, и сказал, что не нужно бросать никакой жребий — он принял решение, и это произойдет. Он в Успенском соборе после богослужения дождется выхода Александра I, застрелит его и из второго пистолета застрелится сам. То есть таким образом не просто убийство, а такая дуэль с двойным летальным исходом, как он выразился. Товарищи начали его активно отговаривать. Фонвизин отговаривал его целую ночь. Отговорили. Закончилось тем, что Якушкин после этого вышел из общества — временно, чтобы потом вернуться и стать одним из главных активистов. А другие товарищи, когда эта лихорадка, возбудившая их, прошла, просто прикинули, сколько их — буквально 30 человек в Москве. Это действительно несерьезно. И вот, взвесив это обстоятельство, было решено приступить к созданию новой организации. Но поскольку как раз не подтвердились эти намерения Александра I в отношении Польши (как мы знаем, не было сделано ничего этого, что их так взбудоражило), поэтому тактика тоже, в общем-то, была изменена. Действительно, Александр Павлович часто сидел на двух стульях и, наверное, действительно колебался. И об этих колебаниях в ту или иную сторону (в либеральную или консервативную), наверное, в общем-то, главным застрельщикам декабристского движения, благодаря их связям при дворе, становилось известно. Теперь вместо такой заговорщической организации в виде «Союза спасения»... «Союз спасения» — даже само название уже как-то угрожающе звучит: спасать, немедленно спасать. Кстати, очень интересно изучать — видите, синтаксически тоже как-то всё тут... Этимология тоже — можно даже об этимологии слова «декабрист» поговорить в конце передачи. Так вот вместо этого было решено всё-таки написать совершенно другой устав и расширить организацию. Там действительно уже было не 3 десятка человек. Там уже было несколько сотен человек и огромное — ну, не огромное, наверное, не буду преувеличивать, но значительное число сочувствующих, симпатизирующих. Благодаря тому, что в уставе «Союза благоденствия», который отчасти был списан с немецкой организации под названием Тугендбунд... Его устав был переведен на русский язык и потом отредактирован. Это первая часть так называемой «Зеленой книги» — устав «Союза благоденствия» был в таком зеленом переплете и назывался «Зеленой книгой». Отредактированный, с русской спецификой устав Тугендбунда. Там был раздел и о так называемых вольных обществах. И вот за счет этих вольных обществ, которые были такими неофициальными филиалами широкой декабристской организации, подразумевалось вовлечение значительной доли людей сочувствующих. И Пушкин в том числе. Как мы помним, общество «Зеленая лампа» было одним из таких вольных обществ — литературное вольное общество. И Пушкин сам признавался… Когда мне задают вопрос — нередко и студенты, и во время каких-то выступлений — считаю я Пушкина декабристом или нет — это такой вечный вопрос. Но Пушкин сам, простите, сказал — зачем же мне перечить Александру Сергеевичу? Читал свои ноэли Пушкин. Меланхолический Якушкин, Казалось, молча обнажал Цареубийственный кинжал... И так далее. То есть Александр Сергеевич сам себя поставил в этот круг, сам себя поставил в это сообщество, да еще подчеркивал в этих стихах из уничтоженной 10-й главы «Евгения Онегина», что он знал об этих замыслах, о замысле Якушкина, о цареубийстве.
М. Соколов
―
Ярослав, скажите, а всё-таки как связан вот этот московский съезд, о котором мы сейчас будем говорить, и предшествующие ему события — так называемая «семеновская история» 1820 года? Когда всё-таки солдаты — не офицеры, а солдаты, недовольные муштрой полковника Шварца, в общем, провели такую акцию протеста. Совершенно мирную, но которая возмутила императора. Конечно, были наказания, и офицеров там раскассировали, разогнали по разным полкам. Как это всё повлияло на политическую ситуацию в стране? Ведь период такой небольшой — октябрь-январь.
Я. Леонтьев
―
С чего как раз начинается фильм «Союз спасения». Многие радиослушатели видели. Кстати, в фильме всё искажено. Конечно, всё было несколько не так. В фильме скорее показан такой солдатский бунт а ля XX век — какой-то, не знаю, а ля «Броненосец «Потемкин»», что-то в этом роде. Нет, конечно, там всё несколько иначе происходило в реалиях. Вы знаете, если говорить непосредственно о московском съезде, то связано очень не напрямую, очень косвенно. Если говорить в целом о влиянии как раз на изменение позиции Александра I, то это действительно связано. Конечно, всё-таки первые два полка гвардии, всегда два самых главных полка — Преображенский и Семеновский. Непосредственно в императорском полку, да еще и в роте Ее Величества происходят такие беспорядки. Конечно, Александр I начал искать и очень хотел, чтобы ему нашли следы участия тайных обществ. Он уже знал о существовании тайных обществ. В общем-то, я думаю, ничего удивительного здесь не было, потому что как раз «Союз благоденствия» — он же не слишком сильно маскировался. Если «Союз спасения» как заговорщическая организация была сугубо конспиративная (есть такое выражение «декабристская конспирация»), то «Союз благоденствия» — это всё-таки полулегальное общество. Да, на этапе его создания была отвергнута идея... Некоторые умеренные декабристы — например, Михаил Муравьев, будущий граф Муравьев-Виленский, тот самый — даже высказывали идею, чтобы устав «Союза благоденствия» предложить подписать императору, чтобы вообще легализовать деятельность «Союза благоденствия». Но другие товарищи отвергли это предложение. Но всё равно это был скорее такой «секрет Полишинеля». Были осведомители, которые писали властям. В том числе одним из важных осведомителей был член Коренной управы, то есть руководящего органа «Союза благоденствия», Михаил Грибовский (был такой чиновник), который в ряде таких осведомительных доносов, не доносов — не знаю, как точно это назвать, наверное, всё-таки доносы — уведомлял правительство и императора и о персональном составе деятелей «Союза благоденствия», и о разных его намерениях. По сути дела, такая политическая слежка началась уже в 1820 году. Поэтому Александр I очень хотел... Его же, как известно, на момент выступления семеновцев не было в России. Он был как раз на конгрессе Священного союза — октябрь 1820 года. Он хотел найти следы участия заговорщиков тайного общества. Но этого не было найдено. Как известно, там очень долго шло разбирательство. По-моему, если не ошибаюсь, несколько офицеров сидели по 6 лет. Вы правильно сказали, что многие были раскассированы, солдаты зверски наказаны — кстати, действительно, реально зверски наказаны, а офицеры все были переведены из гвардии в армию. Кстати, это послужило причиной, что несколько очень активных членов тайного общества, заговорщического общества, оказались потом на юге, в том числе Сергей Муравьев-Апостол, один из главных героев фильма «Союз спасения». Следов заговора не нашлось. Но, конечно, это всё влияло на атмосферу. И руководство «Союза благоденствия»... Точнее, часть руководства, потому что там не было единой точки зрения. Там были, по сути дела, уже разные течения. Декабризм не надо понимать как какую-то единую массу. Действительно, нужно понимать, скорее, дифференцированно, как действительно несколько течений, которые зачастую находились в состоянии острой полемики друг с другом. Часть руководства «Союза благоденствия» выступила инициаторами созыва этого московского съезда для того, чтобы, с одной стороны, изменить формат самой структуры, сделать ее опять более конспиративной ввиду этой начавшейся политической слежки, и во-вторых, более четко поставить цели и задачи.
М. Соколов
―
А как шли дискуссии? Мы вообще что-то об этом знаем? Кто был на каких позициях на этом съезде? Съезд — сейчас же представляется, что там ораторы выступают, протокол ведется и так далее. Наверное, это всё-таки было нечто другое.
Я. Леонтьев
―
Вы знаете, я не исключаю, что, может быть, даже и какие-то протоколы велись. Мы вообще, как выясняется, мы не всё еще поняли о декабризме. Для нас еще по-прежнему много белых пятен, хотя, казалось бы, столько десятилетий ученые занимаются декабристами. Тем не менее, возможно, были какие-то, понятно, не протоколы в буквальном смысле, но какие-то записи. Мы же знаем, что, допустим, на заседаниях масонских лож велись же такие разного рода записи. Вполне возможно, что что-то протоколировалось (я условно, естественно, говорю) и на этом московском съезде. Просто потом все свои бумаги и Якушкин, и братья Фонвизины — Михаил и Иван (вот эта троица и была главными инициаторами созыва съезда) уничтожили перед арестом. Их арестовали достаточно поздно. Их арестовали в середине января 1826 года — у них был фактически месяц для уничтожения всех компрометирующих бумаг. Если что-то и было, то было уничтожено. Поэтому мы можем только реконструировать ход съезда.
М. Соколов
―
По мемуарам, видимо?
Я. Леонтьев
―
Отчасти по мемуарам, хотя очень точного мемуаристы Якушкина. Потому что все историки, конечно, всегда отмечали его большую точность. У него бывают иногда некоторые аберрации. В том числе, он иногда незначительным образом путает хронологию, но, в принципе, он на самом деле очень точен как мемуарист. Это уже давно отмечено историками. Ну и, конечно, показания, следственные дела декабристов. Это знаменитая, издающаяся уже почти 100 лет, серия «Восстание декабристов». Она так и называется. Еще Центрархив в 1925 году начинал издавать первые тома, когда отмечалось 100-летие декабристов. И вот по сию пору, теперь уже в лице многих преемников нынешнего Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) тома этой серии «Восстание декабристов» продолжают выходить. Кое-что, конечно, можно по этому реконструировать.
М. Соколов
―
Всё-таки о решениях съезда. Ярослав, смотрите, получается, что было принято решение вроде бы о роспуске «Союза благоденствия». Сбрасываются лишние люди. И стандартное объяснение, что дальше появляются некие новые тайные общества — Южное и Северное. Как вы пишете в вашей статье, с которой меня ознакомили, вы еще считаете, что появилось такое общество с условным названием Фонвизиных-Якушкина — такого умеренного декабризма. То есть это что-то новое в истории этой темы.
Я. Леонтьев
―
Ну, не совсем новое. Сейчас я поясню. Я только что, как раз недавно говорил, что в истории декабризма еще есть определенные белые пятна, и это тоже одно из них. Но давайте я всё-таки чуть-чуть отвечу еще на ваш предыдущий вопрос. Я начал долго рассуждать насчет протоколов, видите, и ушел в сторону. На съезд не допустили Пестеля. Кстати, уже показатель того, что действительно именно более умеренные люди были инициаторами созыва съезда. Под разными предлогами не допустили Пестеля — что его появление там, в Москве, вызовет подозрение. Поехал другой представитель 2-й армии из Тульчина, из штаб-квартиры 2-й армии — Иван Бурцев, который был как раз, напротив, единомышленником Фонвизиных и Якушкина. Из Петербурга приехал Николай Тургенев, который тоже упоминается, опять же, у Пушкина: Одну Россию в мире видя… Хромой Тургенев им внимал И, плети рабства ненавидя, Предвидел в сей толпе дворян Освободителей крестьян. Я немножко так сокращенно процитировал. Опять же, тот самый Николай Иванович Тургенев, который станет одним из первых политэмигрантов, невозвращенцев. Во время следствия он будет пребывать во Франции и не вернется, заочно будет осужден. Вот он был делегатом от Петербурга. Собрания происходили на Рождественском бульваре. Дом этот сохранился, сейчас является объектом федерального наследия. Там находится госкомитет Российской Федерации по рыболовству, в доме Фонвизина — вот так бывает. На самом деле у дома интересная история — и потом небезынтересная. Дом был очень тесно связан с братьями Петром и Модестом Ильичами Чайковскими, с Рубинштейном, с Генрихом Венявским — с музыкантами. Это уже потом, во 2-й половине XIX века. Вот в этом доме и происходили эти заседания съезда. Дом сохранился, на Рождественском бульваре. Я думаю, можно посмотреть. Кстати, я сам тут планирую провести экскурсию по декабристской Москве. Может быть, кто-то из радиослушателей захочет эту информацию поискать — в интернете, я думаю, найдут, было бы желание. Так вот, приехал еще и другой важный делегат — знаменитый генерал Орлов. Тот самый Михаил Орлов, который принимал капитуляцию Парижа — племянник екатерининского фаворита, одного из первых фаворитов, Михаил Федорович Орлов. Он в это время командовал дивизией в Кишиневе. 16-я дивизия, стоявшая на границе империи. Он как раз выступал потом, впоследствии, когда началось восстание в Греции. Он был готов, если бы Александр пошел на это, но Александра сдерживали обязательства Священного союза. Он как раз всячески агитировал за то, чтобы ринуться на помощь единоверцам, перейти границу за Дунай — знаменитый генерал Орлов. Он выступил неожиданно, с неожиданными предложениями очень сверхрадикального плана. Вот Пестель не доехал, и главным радикалом вдруг предстал Орлов, который начал говорить, что нужно заводить типографии, начать печатать фальшивые ассигнации, надо наводнить ими страну. Что надо вести какие-то диверсии — экономические и прочие, готовить армию к выступлению — чуть ли не к немедленному. Кстати, товарищи увидели определенное лукавство, двусмысленность и позу у Орлова. Вообще надо сказать, что как раз буквально недавно до этого он женился на старшей из дочерей генерала Раевского. Младшая из них, Мария, потом выйдет замуж за другого генерала-декабриста, за Волконского, и последует в Сибирь. Ее мы очень хорошо знаем, а это была старшая, Екатерина. Орлов женился на Екатерине. Орлов, конечно, лукавил. Кстати, если я не ошибаюсь, посаженным отцом (заочным) на его свадьбе был как раз Александр I. То есть у Александра I был какой-то неизвестный разговор — то есть информация доходила, что у него с Орловым был приватный разговор и, видимо, он его предостерег. Вообще такие предостережения были и по отношению к другим декабристам.
М. Соколов
―
Александр же сказал где-то фразу — ее по-разному толкуют — «Не мне их судить» по поводу разных заговорщиков.
Я. Леонтьев
―
Это правда. И это, кстати, показательно, почему он, имея в руках списки, не приступил к каким-то масштабным арестам. Некоторые точечные события были в наиболее опасных, может быть, очагах. Сейчас мы к этому, наверное, тоже перейдем, потому что это было как раз одним из последствий именно московского съезда. И вот Орлов предложил эти радикальные меры. Его отвергли, и тогда он демонстративно заявил, что покидает съезд. С другой стороны, на съезд постарались не допустить некоторых товарищей, которым не очень доверяли. Тем не менее, был написан новый устав, переработанный, где действительно были провозглашены цели. Было четко провозглашено введение представительного правления. И как один из методов введения оного как раз была предложена армия, использование армии — это было заложено уже в уставном документе. Можно спорить о том, кто там отошел сразу, кто не сразу. Но вот на мой взгляд, возвращаясь к вашему вопросу, действительно возникает некая промежуточная организация. Они в конце съезда созывают общее собрание всех членов тайного общества, находящихся в Москве, и объявляют им о том, что союз распущен. Но некоторых из них при этом посвятили в то, что НРЗБ, некоторых не посвятили. Делегат от 2-й армии Бурцев возвращается в Тульчин и объявляет там о роспуске союза. Он хотел своих умеренных сторонников потом сплотить вокруг себя. Но так получилось, что на этом общем собрании, которое он проводил, они все дружно начали кричать (и Пестель первый), что делегаты, 8 человек не имели права распускать организацию. И объявили о том, что они не подчиняются этому роспуску. Южное общество — название очень условное, которое действительно возникло потом. Как считают сегодняшние декабристоведы, такие, как Вера Бокова, Оксана Киянская, Сергей Эрлих и другие, это всё-таки название, которое уже потом присвоило следствие — Южное общество, а сами они себя продолжали поначалу называть «Южный округ Союза благоденствия». Но потом да, действительно, часто — южане, северяне. Тогда, чтобы отличать Питер, Северную Пальмиру от юга, это начало звучать. То же самое и с Северным обществом. Ведь, собственно говоря, то Северное общество, которое потом выводило людей на Сенатскую площадь, возникло только в 1823 году. У него был еще один вариант названия — «Союз соединенных и убежденных». Всё-таки то тайное общество, которое возникло непосредственно после московского съезда — возникло оно или не возникло? Я считаю и настаиваю, что оно тоже возникло при этом. Но это не Северное общество в том виде, в каком мы знаем, более позднее, и это не Южное общество, потому что с Пестелем они как раз не хотели иметь ничего общего, а Пестель, наоборот, сделал демарш по отношению к ним. Что же это тогда за организация? Название ее, к сожалению, не сохранилось, хотя оно было. Об этом упоминается в документах, что был какой-то вариант этого названия. Некоторые историки — например, петербургский историк-декабристовед Павел Ильин — предлагают называть эту организацию «Обществом московского съезда». Так и называть. Я несколько ранее, когда в 1991 году была опубликована моя статья, посвященная смоленским сюжетам (почему смоленским — я тоже об этом сейчас скажу, это крайне важный момент), предложил называть это условно «Обществом Фонвизиных-Якушкина» — главные инициаторы и деятели. Может быть, конечно, не менее главной фигурой был и Николай Тургенев, но ему реально ничего не удалось сделать в Петербурге, хотя он действительно был одним из разработчиков устава. А вот именно Фонвизины и Якушкин первоначально, по крайней мере, еще около 2-х лет, делали очень и очень немало. И именно дел практических, что очень важно. Как раз того самого, что, видимо, совершенно не будет показано в сериале «Союз спасения», где декабристы больше похожи на каких-то фронтендеров и болтунов за бутылками шампанского «Мадам Клико». А где реальные дела? А вот у этих ребят как раз дела были, и дела очень ответственные.
М. Соколов
―
Там были школы, самоуправление крестьян и много чего в таком духе. Просвещение народа.
Я. Леонтьев
―
Представьте себе, да. Кто бы думал, что школы по ланкастерской методе. Хотя имя Джона Ланкастера — уже считалось, как и Библейское общество, что это такие «английские печеньки», что это уже как раз чуть ли не иностранные агенты, выражаясь современным языком. Заведение ланкастерских школ для крестьянских детей и для солдат по методе Джона Ланкастера уже было оппозиционным актом, между прочим. Но мало того, что школы. Мало того, что крестьянское самоуправление. Или, допустим, когда Якушкин давал землю, крестьяне от него получали землю внаем. То есть он пытался еще и создавать зачатки какой-то нормальной экономики, приучать их. Но помощь голодающим — это же одно из вообще почему-то сбрасывающегося со счетов! Почему-то годами не замечают люди, занимающиеся восстанием декабристов и движением в целом. Даже нет ни одной какой-то толковой работы. А помощь голодающим в той же Смоленской губернии была колоссальной. Она до того испугала Александра I, что он в беседе с министром двора поделился: «Эти люди всё могут! В прошлом году они кормили целые уезды!».
М. Соколов
―
Ярослав, как всегда, времени мало, поэтому последнюю пятиминутку я в шутку назову конспирологической. Только быстро отвечаем, времени мало. На самом деле как вы относитесь к версии, что само восстание — в каком-то смысле случайность? Если бы не междуцарствие, то всех лидеров Южного общества арестовали бы. Аресты уже были запланированы. Александр же дал указание арестовывать буквально перед смертью. Так что как вы на это смотрите?
Я. Леонтьев
―
Нормально смотрю, как на один из вариантов развития событий. Какие-то перманентные аресты начинались и раньше, еще в 1822 году. И тогда вот это промежуточное общество как раз закончило существование, окончательно законспирировалось, потому что был разгром кишиневской управы, как раз арест майора Раевского, приближенного к Орлову, и, по сути дела, отстранение Орлова от командования дивизией. А также такая мягкая репрессия — ссылка в Ярославль и отстранение от командования полком полковника Граббе, очень близкого друга Якушкина и Фонвизиных. Кстати, потом очень крупного деятеля, одного из главных героев Кавказской войны, который штурмовал неприступный аул с Шамилем. Очень важная фигура, тоже, кстати, совершенно недооцененная, мне кажется, декабристоведами. Он сыграл выдающуюся роль в это время.
М. Соколов
―
Хорошо, еще один вопрос — Милорадович. Если бы он не проталкивал Константина на царство, опять же, было бы восстание или нет?
Я. Леонтьев
―
Определенная попытка, видимо, была бы — да, конечно, почему бы нет? Люди были решительные. Там же уже пришли другие люди. Мне не хотелось бы уходить в эту сторону, потому что разговор о Рылееве, Каховском, Пущине, Оболенском — это немножко другой разговор.
М. Соколов
―
Согласен. Но люди смотрят кино и хотят простых ответов на сложные вопросы. И такой последний, тоже сложный и в то же время интересный вопрос. Ну хорошо, а мятеж мог окончиться иначе? Прими Трубецкой вовремя руководство, поведи Якубович матросов на Зимний дворец… Там рядом были саперы с Николаем. И вообще сам Николай говорил Михаилу: «Самое удивительное — это то, что нас с тобой тогда не пристрелили».
Я. Леонтьев
―
Конечно, мог. Даже в фильме (только предыдущем фильме, «Звезда пленительного счастья») этот момент хорошо обыгран, когда рота (не рота, там несколько рот) гренадер во главе с поручиком Пановым проходит мимо Зимнего дворца, и происходит разговор с императором: «Куда вы? Если за меня — в эту сторону, если за них, то в другую». Даже до такой степени доходило. Да, конечно, теоретически выстрелы могли бы раздаться не только в Милорадовича, но и в Николая Павловича. Даже была попытка выстрела в его брата, как мы знаем — Кюхельбекер пытался, пистолет дал осечку. То есть теоретически всё могло быть. Другое дело, что было бы дальше. Здесь, конечно, мы как-то впадаем в область абсолютной фантазии и гаданий в духе альтернативной истории. Есть замечательная история, одна из моих любимых, у Натана Эйдельмана в книжке «Апостол Сергей» — называется «Фантастический 1826-й». По Эйдельману, не всё закончилось еще и в Петербурге. Даже и после этого теоретически Муравьев мог захватить Киев, и южане могли наступать и освободить своих товарищей, которые уже находились в Петропавловской крепости. Даже этим еще ничего не закончилось. Кстати, в фильме «Союз спасения» спасибо, что там — не знаю, хорошо или плохо, но там впервые показана и вторая история. Что всё-таки было не одно восстание. Восстаний было два — еще и Черниговского полка. Но тут, Михаил, всегда возникает еще вопрос: действительно, а если бы декабристы победили, что было бы дальше?
М. Соколов
―
Я думаю, что этот вопрос мы уже оставляем для следующих разговоров.
Я. Леонтьев
―
Да, давайте для следующего, но просто с одной замечательной цитатой. Был такой историк — помните, ученик Ключевского Александр Кизеветтер, замечательный профессор Московского университета, мой далекий предшественник, высланный в 1922 году на «философском пароходе». Вот он к 100-летию с момента восстания декабристов написал в Праге в сборнике такую интересную статью. Он говорил, что неправильно представлять декабристов такими предтечами большевиков и говорить, что если бы они победили, обязательно была бы разруха, гражданская война и так далее. Как он пишет, во-первых, тогда не было германских эмигрантских комитетов и пломбированных вагонов. Неизвестно, что было бы дальше, если бы всё произошло на 100 лет раньше. И отмена крепостного права, и парламент. Как раз Кизеветтер к этому и подводит — что бессмысленно и бесполезно гадать, но всё равно в итоге не удалось избежать большевизма, хотя декабристы не победили. А вот если бы было наоборот — это всё очень интересно и большой вопрос.
М. Соколов
―
Спасибо! Ярослав Леонтьев, профессор, доктор исторических наук. Мы сегодня говорили о 200-летии съезда «Союза благоденствия» в Москве, ну и немножко о дальнейших событиях. Вел передачу Михаил Соколов.