Перелом 1930 года: 90-летие "сплошной коллективизации" - Виктор Кондрашин - Цена Революции - 2020-01-19
М. Соколов
―
В эфире «Эха Москвы» программа «Цена революции». Ведет ее Михаил Соколов. У нас в гостях профессор, доктор исторических наук Виктор Кондрашин. Мы поговорим о событиях 90-летней давности — о «великом переломе», который происходил в 1929 году и продолжался в 1930. Но для начала мы, наверное, немножко нарисуем общую картину после революции и Гражданской войны. Добрый вечер, Виктор Викторович!
В. Кондрашин
―
Здравствуйте!
М. Соколов
―
Ну вот крестьяне в 1917 году получили землю, в 1921 отвоевали свободу торговли, а у большевиков осталась политическая власть. Можно ли сказать, что борьба крестьянства с коммунистами временно закончилась вничью?
В. Кондрашин
―
Да, я думаю, можно даже сказать, что крестьяне победили, потому что они, в общем, действительно, если уж сказать прямо и откровенно, воевали исключительно за что - за землю и за право на ней, как говорится, свободно работать. И они формально победили.Но их победа сразу же стала пирровой. Почему? Потому что землю-то они получили - хотя и не в частную собственность, но в принципе действительно получили. С другой стороны, они сразу были обложены налогами. Причем, допустим, отмена продразверстки по факту не привела к какому-то существенному уменьшению продовольственного налога, утвержденного в период НЭПа. Поэтому с них продолжали драть шкуры.
В общем-то, если мы с вами посмотрим реальные документы, то 1923 год, например, сопровождался очень серьезными эксцессами в деревне в период сбора продналога, вплоть до прямого насилия по отношению к крестьянству.
Кстати, на эту тему есть замечательный источник. Это 1-й дом документальной серии, которая была выполнена под руководством Виктора Петровича Данилова и Алексея Береловича, «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД». Том 1 — там как раз описываются эти события, и во 2-м томе тоже (1923-1929 годы).
На этот счет очень много сведений — что да, крестьяне получили землю, но сразу же попали в такие жесткие тиски государства, которое начало их в буквальном смысле трясти. Неслучайно в крестьянской среде даже появилось такое выражение — что советская власть, коммунисты рассматривали крестьянина как кошелек-самотряс.
М. Соколов
―
Кстати говоря, вообще, вся ли партия Ленина готовилась к такому реваншу, который произошел при Сталине в 1929 году? Или все-таки мы видим разные подходы к крестьянству — более мягкую линию с одной стороны, и какую-то более жесткую? Например, тот же Преображенский, который хотел обложить данью - так открыто и написал.
В. Кондрашин
―
Дело в том, что вообще вся эта проблема возникла не сразу после окончания Гражданской войны. В таком ключе, как вопрос о дани, это все появилось где-то в 1926-1927 годах, когда налицо встал, в общем-то, действительно кризис взаимоотношений между крестьянством и властью по вопросам заготовок и налогов. И вот здесь, конечно, на этот счет были разные мнения.Особенно они кристаллизировались после таких острых, трагических событий конца 1927 и 1928 годов, когда, в общем-то, возникла вот эта дискуссия о том, что делать с крестьянством, поскольку там возникла серьезная конфликтная ситуация. И здесь в партии большевиков была достаточно влиятельная группа, в том числе, естественно, и среди ученых, работников ЦСУ и Наркомзема и так далее, которые выступали против чрезвычайщины, считали, что основным методом решения проблем сельского хозяйства является подъем трудового крестьянского хозяйства.
С этой идеей выступала правая оппозиция. С этой идеей выступали достаточно авторитетные люди, такие, как Бухарин, Томский, Рыков, замнаркома финансов Фрумкин, секретарь Московского комитета партии Угланов. Они в открытую говорили о том, что, в общем-то, надо поддерживать трудовые крестьянские хозяйства.
Неслучайно в октябре 1925 года на пленуме ЦK был объявлен курс «Лицом к деревне», в соответствии с которым ставка делалась как раз на подъем трудовых крестьянских хозяйств. И тогда Бухарин высказал эту свою знаменитую фразу «Обогащайтесь!» — но не в том ключе, что становитесь эксплуататорами, кулаками, а просто поднимайте свои хозяйства.
И вот когда возник кризис хлебозаготовок, то основная критика против Сталина заключалась в чем? В том, что он, обвинив крестьян в кулацком саботаже, по сути дела, подрывает основы развития трудового крестьянского хозяйства, так как тем самым отбивается всякая охота работать.
М. Соколов
―
Не будут расширять производство.
В. Кондрашин
―
Да. И это было сказано, кстати, на апрельском пленуме 1928 года. Потом это было сказано на июньском пленуме 1928 года, на апрельском пленуме 1929 года. То есть этот период, когда ломали НЭП, характеризовался как раз такой острой дискуссией в партии по вопросам о том, как решать вопрос с хлебозаготовками и, скажем так, с источниками для индустриализации.Первым идею дани, кстати, высказал Троцкий еще в 1927 году, когда предложил обложить зажиточных крестьян так называемым чрезвычайным налогом — 150 млн. пудов. И потом, когда на эти деньги удастся построить заводы и еще что-то такое (естественно, продав этот хлеб за границу), постепенно возвращать эти долги. Уже потом эта идея была воспринята Сталиным. Это был 100% плагиат.
На июльском пленуме 1928 года (он выступал там, по-моему, 9 июля), он открыто сказал: «Да, это дань. Да, у нас нет других источников развития. Да, мы должны сделать именно таким образом, потому что в противном случае мы не создадим индустрию, в противном случае у нас будет голод в городах, в противном случае у нас не будет еще чего-то».
Кстати, очень важный момент, о котором мало кто помнит, когда мы говорим о причинах сталинской коллективизации. 1927 год показал очень интересный момент. В это время, вы помните, началась вот эта истерия по поводу военной опасности. Убили посла Войкова в Варшаве. Потом были разорваны отношения с Англией. И в Советском Союзе возникла такая кампания...
М. Соколов
―
Что вот-вот нападут.
В. Кондрашин
―
Да. И неожиданно выяснилось, что крестьяне не хотят защищать советскую власть.
М. Соколов
―
Как это выяснилось?
В. Кондрашин
―
Интереснейшим образом. Возникло так называемое движение (или такое явление, феномен) - пораженческие настроения. Когда повсюду в советской деревне на крестьянских сходах и собраниях крестьяне отказывались вносить деньги в Фонд обороны и голосовать за поддержку внешней политики.
М. Соколов
―
А им предлагали резолюцию?
В. Кондрашин
―
Конечно. Это была целая кампания. Летом 1927 года была так называемая Неделя фронта. Она полностью провалилась. Причем крестьяне говорили: «Этих сволочей, коммунистов и рабочих, защищать не будем». Почему? Потому что в это же время происходила такая интересная деталь (такого не было даже во время революции и Гражданской войны) - в деревне резко возросли антигородские настроения. Почему? Потому что 1926-1927 год — это время такого мощного налогового давления и одновременно ослабления давления на рабочих. Вводится 7-часовой рабочий день — вы представляете? Для крестьян это был самый настоящий шок.
М. Соколов
―
6 рабочих дней в неделю или 5?
В. Кондрашин: 7
―
часовой рабочий день и 5 дней, конечно. И интересно, что еще дальше происходило в это время. Как раз 1927 год — это время резкого, можно сказать, всплеска так называемых настроений в пользу крестьянского союза. Вдруг по всей стране повсюду началось массовое обсуждение крестьянами такого вопроса, как создание крестьянской партии, крестьянского союза для защиты крестьянских интересов против рабочих и правительства.
М. Соколов
―
А ведь были выборы в низовые Советы.
В. Кондрашин
―
Да, я об этом скажу, только закончу про пораженческие настроения. Неожиданно эта проблема вышла на уровень государства, потому что ОГПУ собрало статистику — за 1927 год по всему Советскому Союзу было зарегистрировано 7 тысяч пораженческих выступлений. Представляете, что это такое?Особенно, кстати, возмущались красные партизаны: «Что это такое? Мы защищали революцию, а нас обложили налогами. Наоборот, быстрее бы война, чтобы скинуть всю эту сволоту». Причем, что интересно, дальше эти настроения особенно сильны были в бывших казачьих районах. Одним словом, возникла вот такая ситуация — антигородской, антигосударственный настрой крестьянства. Вот этот фактор.
Кстати, мне об этом сказали японцы. Я был в Японии на одном мероприятии, где они сказали: «Почему вы не учитываете, что для Сталина и всех коммунистов его команды важнейшим фактором был вот этот - пораженческие настроения, нежелание крестьян в случае чего воевать за советскую власть? В этот момент он тоже имел большое значение».
Когда Сталин выступал на июльском пленуме 1928 года, о чем он, собственно говоря, сказал? «Почему мы стали использовать чрезвычайные методы заготовки? Потому что у нас нет никаких резервов на случай войны». То есть 1927 год показал: военная опасность, крестьянство не хочет воевать, и в случае войны нечем будет кормить армию и города. Вот этот кризис хлебозаготовок, который возник в конце 1927 года, выразился в том, что вдруг оказалось, что к концу года не хватает 128 млн. пудов для обеспечения городского населения хлебом. Кроме того, нет ни одного пуда стратегических запасов на случай войны.
И вот эта идея Сталина - создание стратегического запаса на случай войны. Дальше - создание запаса на случай недорода, подталкивала к тому, чтобы любой ценой брать хлеб, потому что важнее было накормить города и армию, чем крестьян. А крестьяне, типа, должны советской власти за то, что получили землю. Должны отработать, это, так сказать, их долг.
И вот эту идею дани Троцкого он уже в июне 1928 года использовал в полном объеме. Хотя его критиковали Бухарин и Рыков, говорили, что все это ведет к разрушению сельского хозяйства, что никаких особых излишков нет. Он говорил: «Неважно. Важно, что мы должны любой ценой обеспечить государственные актрисы».
М. Соколов
―
А вот все-таки про Советы. Насколько достоверна информация, что во многих регионах тогдашнего Советского Союза большевики были напуганы, что на низовом уровне крестьяне начинают, так сказать, прокатывать на этих выборах коммунистов и выбирают тех, кого они хотят? То есть претензии на политическую власть.
В. Кондрашин
―
Да, это было удивительно. Что произошло в период НЭПа, до его слома? Возродилась крестьянская община, если сказать одной простой фразой. Что значит возродилась крестьянская община? Это значит, что возродились все ее институты самоуправления. Но советская власть — она была советская, и поэтому дополнительно к сельскому сходу она создала сельский совет. Где-то до 1926 года (даже, по-моему, до 1925) все эти сельские советы не имели никакой особой значимости для крестьян. У них не было финансовых рычагов, не было бюджета, и сама советская власть смотрела на них сквозь пальцы. Почему? Потому что, в принципе, зачем они были нужны?А тут возник кризис хлебозаготовок. Тут надо было задействовать местный актив для выполнения государственных заданий. Кроме того, начали очень резко расти налоги. Надо объяснять, что такое сбор налогов. Дальше началось землеустройство с целью нахождения всех неучтенных земель, доходов. До слома НЭПа была целая кампания по установлению жесточайшего контроля над крестьянской хозяйственной деятельностью. А кто мог реально делать ее на местах? Эти местные активисты. И тогда началась эта кампания по оживлению советов. Это была такая кампания с 1925 года.
Причем поводом стало так называемое «дымовское дело» лета 1924 года, когда в Дымовском районе Одесской области убили селькора Малиновского. Была развернута такая кампания: кулаки убили селькора. Хотя потом выяснилось, что это было не так, но неважно. Важно другое: нужен был повод, чтобы начать кампанию по оживлению советов, против так называемых кулаков, которые убивают активистов, селькоров, не дают разворачивать колхозное движение. И началось вот это все. 1925, 1926, 1927, 1928 годы - вот эти постоянные кампании перевыборов с целью запихать туда коммунистов и, как их еще называли, «безбородых коммунистов», то есть комсомольцев.
Одновременно началась кампания по лишению избирательных прав так называемых кулаков. Просто стали тупо лишать всех, кто мог представлять какую-то опасность на выборах. Просто не допускать их до выборов в сельский актив.
М. Соколов
―
Какими силами? ОГПУ?
В. Кондрашин
―
Какими угодно. Приняли закон о лишении избирательных прав — и всё.
М. Соколов
―
А кто составляет списки?
В. Кондрашин
―
Списки составляет сельский совет, конечно. Дело в том, что если он уже лишен избирательных прав, они же не могут туда включить. Они просто отсекли самую активную верхушку деревни от выборов. Но дело в том, что кого они туда предложили? Действительно всяких дедов Щукарей, которых мы с вами знаем по «Тихому Дону» и «Поднятой целине». Туда предложили всякий актив, не поймешь какой, который, собственно говоря, не был уважаем в самой деревне.Сами крестьяне поняли, что советы — это важная структура, потому что там есть бюджет. Они раскладывают налоги, раскладывают заготовки. Поэтому надо, чтобы в совете сидели свои люди. И туда начали выдвигать так называемых подкулачников, которые формально даже были комсомольцами, даже были бывшими героями Гражданской войны, но они были за крестьян. Свои.
И поэтому все вот эти компании закончились провалом. Коммунистов, сторонников официальной власти там оказалась меньше половины — где-то 30-40%. А остальные были крестьяне. Конечно, там не было кулаков и лишенцев в юридическом смысле слова. Хотя к 1929 году, в общем-то, все-таки провели одну кампанию, почистили эти советы, потом вторую.
Все это сопровождалось поножовщиной. Убивали селькоров, там работало ОГПУ. Ведь тоже такой интересный момент — все 20-е годы из деревни изымалось оружие, чтобы не было никаких возможностей для восстания. Особенно мощной была эта кампания в 1929 году, когда просто вычистили всю деревню.
М. Соколов
―
То есть шли массовые обыски.
В. Кондрашин
―
Массовые, все оружие тут изъяли. В случае чего просто нечем было воевать. Почему и удалась коллективизация в таком варварском варианте — у крестьян было мало оружия, в отличие от Гражданской войны. Вся вот эта кампания по оживлению советов закончилась провалом, но в то же время она создала небольшой, но очень активный костяк вот этих активистов, готовых на все ради сохранения своего места и карьеры.
М. Соколов
―
Такая сельская бюрократия.
В. Кондрашин
―
Да, причем у них была и чисто материальная заинтересованность. Потому что по этому же закону, официально принятому этим постановлением, есть такая статья 107 - конфискация за невыплату налогов и заготовок. И Сталин активно этим пользовался. Когда он ездил в Сибирь, в январе-феврале 1928 года был в Сибири, он вот эту 107-ю статью использовал по полной программе, чтобы увеличивать штрафы. То есть, допустим, по закону положен штраф. Они придумывали: А мы можем выписать и 5-кратный, и 10-кратный штраф. Это уже было фактически раскулачивание. И 25% средств от этого шло местной верхушке, сельской бюрократии.
М. Соколов
―
То есть их фактически взяли в долю.
В. Кондрашин
―
Да. Ну и еще такой момент, о котором надо сказать. Когда проходила вся эта кампания, на кого, если сказать таким высоким слогом, делало ставку сталинское руководство? Это молодежь. По переписи 1926 года у нас в Советском Союзе было 147 миллионов человек. Из них 120 с лишним миллионов были крестьяне. Из них моложе 30 лет — 60%.
М. Соколов
―
То есть такое сильное демографическое давление.
В. Кондрашин
―
Конечно! Это была молодая, активная деревня. И вот молодежи, особенно из бедноты, которой там было процентов 30-40 (много было бедных, очень много), предложили вот такой вариант: идите в селькоры, идите в эти самые трактористы, идите в активисты, в колхозники.
М. Соколов
―
Наверное, еще в армии мозги промывали.
В. Кондрашин
―
Ну, в армии — НРЗБ чтобы они все в армию рвались. Но в основном это действительно были, так сказать, молодые активисты.На этот счет есть замечательный японский исследователь Хироси Окуда, который написал целую работу «От сохи к портфелю». В этой работе он описывает состояние предколхозной деревни, когда там сложился костяк молодых активистов, которые были популярны, которые не работали в крестьянском хозяйстве, и за которых хотели выходить девушки, потому что они знали, что если они выйдут за кулака - значит, там надо пахать. Как в фильме «За спичками» - помните, как там богатый финский крестьянин сватал себе жену? Говорил: «Будешь работать у меня, доить коров». А здесь работать не надо - ходи с портфелем.
И вот эта самая верхушка (небольшая, кстати — их, может быть, всего в деревне было процентов 10-15, может быть их всего было в деревне) - они были облечены властью и поддерживались всеми возможными способами. У них был материальный стимул и была красивая идея — колхозный строй, социализм, культурная революция.
М. Соколов
―
Тракторы вам дадим.
В. Кондрашин
―
Тракторы дадим. И вот эти все компании по оживлению советов, по преодолению кризиса хлебозаготовок, с одной стороны, конечно, внесли раскол в крестьянскую среду, а с другой стороны, сформировали вот этот самый костяк или, скажем так, тоже высоким научным словом, социальную базу сталинской коллективизации деревни.
М. Соколов
―
Виктор Викторович, скажите, а все-таки можно ли сказать, что во время НЭПа возникло некое такое равновесное состояние, и этот вариант строя мог держаться еще 10 лет и так далее? Или это была череда каких-то бесконечных кризисов? То есть, условно говоря, большевики не могли управлять экономикой так, чтобы она периодически не выходила из нормального рыночного состояния.
В. Кондрашин
―
Дело в том, что мы с вами мыслим современными категориями. Это, может быть, и хорошо, но с другой стороны, иногда не совсем хорошо, когда мы пытаемся нашими современными понятиями, мерками измерить историческое прошлое.
М. Соколов
―
То есть вы предлагаете подумать так, как думали они в то время.
В. Кондрашин
―
Я предлагаю прежде всего ознакомить глубокоуважаемых слушателей с теми исследователями, которые как раз попытались сделать то, о чем вы сказали. Дело в том, что как раз 90-е годы ознаменовались таким замечательным явлением, как попытка поиска альтернатив сталинской коллективизации, а также их обоснование.На эту тему была подготовлена огромная работа замечательных американских исследователей Хантера и Ширнера о развитии сельского хозяйства СССР без коллективизации. Они там построили такую модель: что было бы с сельским хозяйством с точки зрения и валовой продукции, и всего на свете, если бы не было коллективизации. И пришли к такому выводу, что сельское хозяйство накануне войны было бы лучше, чем оно было реально. Были бы получены источники индустриализации и все остальное.
Более того: есть замечательный исследователь, социолог, выдающийся ученый, мой друг Теодор Шанин, который эту идею сформулировал даже более ярко — что если бы не было коллективизации, то немцы дошли бы не до Москвы, а до Смоленска. У Красной армии были бы десятки новых дивизий, и командиры были бы живы, был бы патриотизм, не было бы власовщины и ничего такого. Об этом он тоже написал.
М. Соколов
―
Вполне возможно. Такие гигантские человеческие потери.
В. Кондрашин
―
Более того, мой научный руководитель, выдающийся, я считаю, советский и российский историк-аграрник Виктор Петрович Данилов сформулировал бухаринскую альтернативу. В общем, попытался в своих работах обосновать действительно реальную альтернативу в виде бухаринского плана развития сельского хозяйства путем дальнейшего кооперирования крестьянских хозяйств без всякой чрезвычайщины, без форсированных темпов. То есть это была, по сути дела, программа правой оппозиции. Кстати, эту идею поддерживают многие наши современные исследователи, в том числе и мой замечательный друг, коллега и, я считаю, главный у нас специалист по сталинизму Олег Хлевнюк. Он тоже говорит, что, в приниципе, была такая возможность.Но с другой стороны, есть и критики этого подхода. Я приведу только один пример критики, который заслуживает внимания, потому что все остальное — это, как мне кажется, больше эмоциональное или политизированное. Это прежде всего Боб Дэвис или Роберт Уильям Дэвис. Это, я считаю, крупнейший западный исследователь советской экономики. Автор фундаментальной серии «История советской экономики», в которой участвуют и Олег Хлевнюк и так далее. Дэвис — это авторитет. Это школа Карра, Бирмингемский университет, Англия — великолепная школа. Хотя его в свое время, как и Моше Левина, называли ревизионистом и все остальное.
Неважно. Важно другое — то, что в своей критике Шиндлера и Хантера он сказал о том, что, в общем-то, у них есть один изъян. Они считают, что НЭП был каким-то безмятежным раем, и в 1928 году, с которого они начинают отсчет, все было тихо и гладко. А в действительности в 1928 году НЭП уже, по сути дела, закончился. Никакого НЭПа уже не было. Почему? Потому что в 1927 году, когда советская власть столкнулась с кризисом хлебозаготовок, из-за чего она столкнулась? Из-за того, что крестьяне в 1927 году не захотели сдавать хлеб по низким ценам. Вот представьте себе: допустим, пара сапог стоит тонну зерна. Вот надо сдать тонну хлеба, и тебе дадут сапоги.
М. Соколов
―
Так лучше продать хлеб на свободном рынке.
В. Кондрашин
―
Правильно. Поэтому в 1927 году крестьяне стали продавать хлеб на хлебном рынке. Здесь цена ржи — 70 копеек, пшеницы — 90, а там — 1,5 рубля и 2 рубля. И поэтому по всей стране началось такое мощное движение по продаже частным скупщикам.Что произошло в результате? На 15-м декабрьском съезде партии в декабре 1927 года было принято решение о борьбе со всем этим. А потом с участием Сталина было принято решение о борьбе с частником на хлебном рынке. И по всей стране началась массовая кампания поиска этих самых частников, закрытие базаров. В 1927 году было арестовано 3 тыс. частных скупщиков. По сути дела, вся частная торговля хлебом была прекращена. То есть рынок к 1928 году прекратил свое существование из-за кризиса хлебозаготовок. Поэтому крестьяне, когда все это происходило...
М. Соколов
―
Они начали прятать.
В. Кондрашин
―
Они начали прятать, начали гнать самогонку, как и раньше. Кстати, когда Сталин приезжал в Сибирь, есть такая байка, как над ним издевались: «Мы лучше сгноим этот хлеб, чем отдадим вам, дармоедам, чтобы вы там с барышнями гуляли». ОГПУ фиксировало такие разговоры. Крестьянин попал в город, случайно зашел в ресторан, увидел, как там сидят с барышнями эти самые партийные работники, заплатили за обед 15 рублей. А 15 рублей — это стоимость коровы. Вы представляете, как себя чувствовали в этой ситуации эти самые крестьяне?Поэтому возник вот этот кризис, и власть, чтобы его преодолеть, пошла по пути борьбы с НЭПом в советской деревне, который состоял в чем? В свободной торговле. Свободная торговля была закрыта. В этом смысле Дэвис и сказал, что 1928 год — это уже все, конец НЭПа.
М. Соколов
―
Хорошо, а если считать 1926?
В. Кондрашин
―
1926 год был самым благоприятным. Но что произошло в 1926 году? Мы с вами тоже должны об этом знать — чего, может быть, наши многоуважаемые слушатели не очень хорошо знают. 1926 год - это время резкого роста налогов на крестьян. Когда советская власть увидела, что крестьяне богатеют (вот этот курс «лицом к деревне» как раз начался в 1926 году), то в это же время началось серьезнейшее давление.Изменилась система сбора налогов. Если раньше налоги были просто на посевы, то теперь обложили все виды хозяйственной деятельности. Крестьян начали давить. Одновременно (1926 год — об этом тоже мало кто знает) началась кампания по землеустройству. Что это такое? Неучтенные посевы, виды хозяйственной деятельности, всякий бизнес.
То есть как у нас сейчас хвалят нашего нового премьер-министра, что налоги хорошо собирает. Вот тогда тоже начали хорошо собирать налоги. Буквально обложили этих крестьян, зажали их. А каким образом? Опять же, с помощью этого актива, с помощью одновременных льгот. Представляете: с одной стороны, повышают налоги на тех, кто работает, а с другой стороны, освобождают бедноту и активистов и натравливают их на этих самых зажиточных. И поэтому сказать, что 1926 год — это время какого-то спокойного развития...
М. Соколов
―
В России никогда ничего спокойно не было.
В. Кондрашин
―
Забыли еще, что был голод 1924-1925 года. Был сильнейший голод в это время! Причем надо помнить и об этом тоже - что как раз в это время произошло очень серьезное изменение во взаимоотношениях в деревне. До коллективизации, до Гражданской войны, и даже в Гражданской войне в деревне не было раскола и ненависти между кулаками и беднотой. Если вспомнить НРЗБ - там все вместе были. А в это время...Чем отличался, допустим, нэповский кулак от дореволюционного кулака? Нэповский кулак и сам работал, и одновременно эксплуатировал своих односельчан. И имел такой особый менталитет: он очень хотел разбогатеть. Как говорил один из современников: «Чего хотят крестьяне? Богатеть и не платить налоги».
М. Соколов
―
«Оставьте нас в покое».
В. Кондрашин
―
Да. И что они стали делать? Об этом, кстати, писали газеты, особенно ОГПУ, что во время голода повсеместно происходило такое явление, как закабаление зажиточными крестьянами своих голодающих односельчан. Допустим, до революции кулаки помогали во время голода - считалось, что это нормально. А в это время началось в буквально смысле закабаление.То есть, допустим, за пуд пшеницы, просто за пуд хлеба надо было работать 6 дней по 15 часов. Это знаменитые письмо Дзержинского (по-моему, 8 июня 1925 года), где он пишет, что в деревне происходит невероятное. Там 50% безлошадных, то есть бедноты, и они закабаляются вот этими самыми соседями, которые, пользуясь голодом, просто забирают у них их участки земли, заставляют их отдавать, забирают у них скот, забирают имущество.
Поэтому вот это социальное напряжение возникло не только из-за того, что сверху давила власть, но и вот этот голод показал, что в самой деревне эти самые зажиточные «новые крестьяне», новые советские кулаки вели себя таким образом. Этот момент тоже был в НЭПе. Понимаете, НЭП не был золотым десятилетием, там не было спокойствия и порядка. Это, конечно, не означало, что крестьян прессовать таким образом, как это было сделано. Я просто хочу сказать, что критика Дэвиса, мне кажется, заслуживает внимания. И еще второй момент, о котором тоже надо здесь сказать - это, конечно, то, что все-таки Россия не могла тогда не проводить индустриализацию.
М. Соколов
―
Но вопрос в методах.
В. Кондрашин
―
В методах. Грубо говоря, к войне надо было готовиться. Сейчас тоже еще одна из таких проблем в связи с этим — это фактор внешней угрозы: был он там, не был? Вот мы смеемся...
М. Соколов
―
Все-таки в значительной степени выдумывали.
В. Кондрашин
―
Выдумывали, но вот сейчас у нас проблема с Польшей по исторической части. А ведь в 20-е годы и до Второй мировой войны, по сути дела, польская армия была одной из самых крупных и самых сильных. Допустим, в 20-е годы польская армия 100% была сильнее Красной армии. И в этом смысле все эти факторы свидетельствовали о чем? О том, что ситуация была непростой. И для того, чтобы проводить взвешенный курс, нужно было, конечно, много чего сделать.
М. Соколов
―
Виктор Викторович, а если говорить о Чаянове и других ученых, которые всем этим занимались и, в общем, возражали против такой левацкой политики - у них же действительно были идеи. Если мы посмотрим, например, книгу Чаянова - утопию о том, как будет развиваться Россия — «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». Собственно, была идея политического союза власти и крестьянства. А внутри большевистской партии не возникала мысль все-таки как-то поделиться властью, основать какой-то крестьянский союз или профсоюз и, собственно, повести развитие на основе этого диалога, а не на основе такого бесконечного насилия?
В. Кондрашин
―
Знаете, я вам так скажу. У нас в Институте российской истории сейчас готовятся один интересный проект, посвященный Трудовой крестьянской партии. Автором является Олег Борисович Мозохин, ученый секретарь этого центра, где я являюсь руководителем.
М. Соколов
―
Да, вот это дело, которое было сфабриковано.
В. Кондрашин
―
Да, это дело и так далее на эту тему. Что здесь можно сказать? Здесь может однозначно сказать, что, конечно, если, допустим, 80% населения крестьяне, а у них нет никакого политического представительства — это проблема. Крестьяне до поры до времени относились к этому относительно спокойно, потому что их это особо не касалось. Я имею в виду начало 20-х годов. Но когда началось это дикое давление, хлебозаготовки, налоги и все остальное, особенно 1927 год, то идея крестьянского союза овладела в буквальном смысле всеми. В том числе и нашей интеллигенцией.Но что надо сказать о правящей партии? Вот в этом, наверное, был ее главный недостаток — что все они были коммунисты-марксисты. И левые, и правые, неважно какие, но все они придерживались своей доктрины. Крестьянство для них было неудобным классом — таким, который нуждается в каком-то воспитании...
М. Соколов
―
Порождает капитализм.
В. Кондрашин
―
Порождает капитализм и тому подобное. Я не помню, чтобы Бухарин или кто-то еще поддерживали идею крестьянского союза.
М. Соколов
―
То есть они все равно хотели быть руководящей силой, командовать.
В. Кондрашин
―
Да. Это была проблема. Сейчас я уже начинаю понимать, что это проблема. Монополия на власть, с одной стороны, позволяет удержать власть, что-то делать, но в отдаленной перспективе все это очень плохо. Хотя если, опять же, говорить на эту тему очень глубоко, в свое время Михаил Львович Левин, американский исследователь (я 3 года был его ассистентом в Пенсильванском университете), написал замечательные книги — «Крестьянство и советская власть», «Последняя борьба Ленина», «Россия-СССР-Россия», «Создание советской системы» и так далее.Так вот он, мне кажется, очень верно сформулировал то, что случилось. Он сказал, что сталинский режим как таковой в исторической перспективе был недолговечен, непрочен, но зато он был неплох для короткого исторического периода дикого индустриального скачка и подготовки к войне. А какой ценой — неважно. Важно, что они этим занимались, и у них для этого были силы.
М. Соколов
―
Ну как, неважно?
В. Кондрашин
―
Нет, нам сейчас важно. Я вам рассказываю, что вроде как этот режим утвердился, и раз он утвердился, значит, надо объяснять, почему это произошло. Хотя я сам никогда не могу простить и Сталину, и всем остальным то, что это действительно было сделано такой огромной ценой, и никто не извинился перед этими миллионами погибших крестьян, перед этой страшной трагедией, которая произошла у нас потом. Поэтому, наверное, надо заниматься этим дальше.Все-таки у этих сил, которые выступали за крестьянский союз, за представительство крестьянства во власти, не было никаких готовых структур. Сложившаяся система действительно не давала этого. Кстати, ОГПУ в этом смысле очень неплохо работало, потому что сразу зафиксировало вот эту опасность роста популярности идеи крестьянского союза. И что началось в результате этого? Начали хватать тех, кто выступал за это. Да, интеллигенция болтала на кухне, книжки писала, а потом, когда началась вся эта разборка, их всех просто похватали и выдумали, что они уже чуть ли не создали партию, чуть ли не захотели совершить переворот.
М. Соколов
―
Процесс Промпартии был открытый, а процесс Трудовой крестьянской партии — они просто издали такую книжечку и везде разослали, что вот, враги народа, кондратьевцы.
В. Кондрашин
―
Да, враги народа, типа того. Хотя если вы почитаете кондратьевские письма, «суздальские письма»... Опубликовано письмо Кондратьева Менжинскому (по-моему, в ноябре 1932 года), где он открытым текстом очень подробно описывает, как из него выколачивали все эти показания, что все это полная липа, чистый произвол. Если говорить о Сталине и так далее, власть, безусловно, понимала крестьянскую опасность и, в общем, все делала для того, чтобы не допустить ее разрастания.
М. Соколов
―
Виктор Викторович, все-таки как происходит этот переход от выколачивания хлеба к созданию этой фактически новой системы — как говорили крестьяне, «второго крепостного права» — ВКП(б)? 5 января 1930 года — постановление «О темпах коллективизации»: разделяют на 3 группы районов и хотят за год-два загнать всех в колхозы. Нужно было просто выгребать хлеб, а не создавать концлагеря.
В. Кондрашин
―
В этом-то и проблема, что выгребать хлеб было нельзя. Кстати, для того, чтобы создавать колхозы, нужны были основания. Какие в 1929 году возникли основания для сплошной коллективизации? Конечно, когда Сталин 7 ноября написал в «Правде» статью «Год великого перелома», он там, если сказать попроще, валял дурака. Никакого «великого перелома» там не произошло. Но зато, конечно, 1929 год — это действительно был год массового создания колхозов по сравнению с предыдущим периодом.Напомню, что, допустим, где-то в феврале 1928 года Колхозцентр предлагал к 1933 году коллективизацию в пределах миллиона крестьянских хозяйств (где-то 4%). Потом в 1-й пятилетке они увеличивали до 14% и так далее. То есть вообще никто никаких таких планов не ставил. И даже сам Сталин, что самое интересное и удивительное, весь 1928 и в первой половине 1929 никаких идей насчет коллективизации не высказывал.
М. Соколов
―
И откуда это все? Из-за чего это пошло?
В. Кондрашин
―
Из-за того, что 1929 год дал хороший результат по хлебозаготовкам — в результате вот этих чрезвычайных мер. И что еще выявилось — что в колхозы стали массово записываться бедняки. Под каким предлогом? Под предлогом, что колхозы имеют льготы, и им не надо платить особых налогов. И этот процесс пошел.Кстати, колхозы всегда имели более высокую товарность — где-то 30-40% по сравнению с 15% крестьянских единоличных хозяйств. Кстати, если мы возьмем по хлебозаготовкам, посмотрите: 1913 год хлебозаготовки у нас были 1.300 млн. пудов. Если мы с вами возьмем годы НЭПа, то там было максимум 700 млн. пудов - 1926 год, как раз когда они собрали хороший урожай. Потом все резко упало. Но колхозы всегда давали высокую товарность. Это было очевидно.
М. Соколов
―
Это как замена помещичьим хозяйством.
В. Кондрашин
―
Конечно, да. Чем ознаменовался 1929 год? Во-первых, было дикое давление на крестьян, и они начали вступать в колхозы просто чтобы избавиться от этих самых налогов. Начали возникать кулацкие так называемые лже-колхозы и все остальное. Вот этот нажим обеспечил получение где-то почти 800 или больше млн. пудов зерна. И из урожая 1929 года хлебный экспорт впервые составил 350 млн. пудов. Это столько же, сколько до революции. То есть мы вышли на вот этот пик. А зачем все это было надо?
М. Соколов
―
На индустриализацию. Закупать станки.
В. Кондрашин
―
Кстати, Микоян, который был ответственным за все это, писал Сталину на эту тему: «У нас в следующем году решающий год по экспорту хлеба. Нам срочно нужен хлеб».
М. Соколов
―
Так еще и по демпинговым ценам продавали.
В. Кондрашин
―
Это другой вопрос. Вопрос в другом: в принципе, нужно было много хлеба, и вот эти хлебозаготовки 1929 года показали высокую эффективность колхозов. С другой стороны, они показали силу административного ресурса. То есть, грубо говоря, удалось выколотить из крестьян хлеб в условиях засухи, в условиях крестьянского сопротивления, с помощью всего этого репрессивного аппарата, с помощью этого сельского актива. То есть появился своего рода успех. Кроме того, возникла вот эта задача хлебного экспорта. Поэтому и эти темпы коллективизации. Кстати, как раз в это время была создана комиссия, которую возглавил, по-моему, Яковлев.
М. Соколов
―
Наркомзем.
В. Кондрашин
―
Да, потом комиссия по раскулачиванию — ее, по-моему, возглавлял Молотов. И так далее.
М. Соколов
―
Еще и правую оппозицию окончательно разгромили.
В. Кондрашин
―
Да, здесь уже все. Причем когда громили в 1929 году, Сталин опять выступал и говорил Бухарину и всем остальным: «Что вы хотите? Вы предлагаете 150 миллионов пудов закупить за границей. Если мы будем это делать, значит, тогда у нас не будет валюты, мы остановим заводы, остановим все предприятия. Во-первых, у нас и денег-то таких нет. Это не решит проблему».А ведь уже с февраля 1929 года по всей стране была введена карточная система. Зимой 1928-1929 года уже стали умирать от голода. В деревне на Украине уже были факты голода, представляете? Ситуация была очень тяжелая. И вот здесь крестьяне, оказавшись под таким жестким прессом - особенно беднота и середняки — подумали: в конце концов...
М. Соколов
―
Пора сдаваться.
В. Кондрашин
―
Не то чтобы сдаваться. Во-первых, не сдались, потому что к концу 1929 года в эти колхозы вступили где-то процентов 14. Хотя в это время уже было 11 районов сплошной коллективизации. Кстати, когда на ноябрьском пленуме выступал Стрельцов, он рассказывал Сталину, как проводилась вся эта политика, как крестьян загоняли в колхозы.То есть власть имела силу для этого и она это делала. А делала для чего? Ради индустриализации, ради получения этого дармового хлеба, который можно было продать по демпинговым ценам. Кстати, у меня есть одна работа на эту тему. Она называется «Хлеб в обмен на валюту и станки» - об источниках сталинской коллективизации, где показана эта операция.
Хотя мы до сих пор не знаем всех деталей, мы знаем одну такую хорошую вещь — что в принципе Советский Союз смог очень быстро овладеть большим рынком, совершить интервенцию туда и получить эти шальные короткие деньги. А 1930 год в этом смысле как раз стал решающим, потому что когда этих крестьян загнали туда, они все посеяли, и был собран самый большой урожай за всю историю XX века (тогдашнюю) - из-за прекрасной погоды. 1930 год — это время огромного урожая.
М. Соколов
―
Потом изъяли и вывезли.
В. Кондрашин
―
И сразу план - 1.300 млн. пудов. Как в 1913 году, А в 1931, в условиях засухи - еще больше. То есть, иными словами, коллективизация вырастала из кризиса хлебозаготовок, из потребностей индустриализации. В 1929-1930 годах надо было, грубо говоря, достраивать Челябинский тракторный завод.
М. Соколов
―
И что, Сталин подумал, что теперь эту систему надо накинуть на всю страну. Так будет каждый год и будет замечательно.
В. Кондрашин
―
Кстати, это была ошибка. Они не ожидали негативных последствий. Никто в здравом уме не мог себе такого представить. Такая интересная деталь — конечно, уважаемые слушатели, может быть, тоже об этом знают, но напомню, что есть такая интересная книжка — «140 бесед с Молотовым» Феликса Чуева. Там есть такой сюжет: Молотов рассказывает о том, что для Сталина было самым трудным в его политической биографии. Он говорит: «Коллективизация труднее, чем война». Он считал, что это тяжелее, чем война, потому что надо было овладеть крестьянской страной и заставить ее подчиниться власти.
М. Соколов
―
Но ведь сопротивление-то было. Вот смотрите: январь 1930 года — 346 массовых выступлений, 125 тыс. человек. Февраль — 736, 220 тыс. человек. Первые недели марта 1930 — 595, 230 тыс. человек. Без Украины. Волнениями охвачено 500 населенных пунктов. То есть вообще какое-то не то чтобы восстание, но, так сказать, недовольные вышли на улицу.
В. Кондрашин
―
Например, Николай Алексеевич Ивницкий — о нем обязательно надо сказать. Вообще я считаю, что мы должны сказать несколько слов о тех людях, которые действительно рассказали, как это было, какова действительно была эта великая трагедия нашего крестьянства. Николай Алексеевич Ивницкий — крупнейший специалист, его книги, конечно, надо обязательно всем читать — он назвал эти события, по сути дела, гражданской войной в деревне. Олег Витальевич Хлевнюк тоже придерживается этой терминологии. В общем, на самом деле масштабы крестьянского протеста были таковы, что, вы сами знаете, Сталин вынужден был временно отступить.Вот вы говорите о сопротивлении, но о чем я сказал раньше: почему была махновщина, почему была антоновщина, почему все это было? Да потому что у крестьян было оружие. Они могли воевать, могли сопротивляться. А что такое эти массовые выступления, о которых вы сказали? Это были просто стихийные «бабьи бунты». Это были такие волнения с избиением активистов.
Но, конечно, и такие факты были — особенно на Северном Кавказе, в Сибири, в Казахстане - факты вооруженных выступлений. В Средней Азии резко активизировались так называемые басмачи. То есть повстанческое движение как бы зарождалось в таком зачаточным варианте — какие-то банды, мелкие группы. Но никаких массовых объединений не произошло, ничего не случилось.
М. Соколов
―
Все-таки это был мирный протест.
В. Кондрашин
―
Не мирный был протест. Процесс был очень не мирный. Но не было сил.
М. Соколов
―
Но и не вооруженный.
В. Кондрашин
―
Невооруженный. У крестьян не было оружия. У него его отобрали. И потом, все-таки надо иметь в виду, что если мы возьмем ситуацию Гражданской войны, там же люди с оружием пришли с фронта. Там все мужики были фронтовики, настроены на все это. А здесь крестьянская молодежь. Надо иметь в виду еще, что в 1930, 1929, даже в 1928 — 3 года из деревни, по сути дела, забирали активистов, всех, кто мог бы возглавить крестьянские выступления. То есть что значит раскулачивание? Из деревни вычистили 5-7% этих самых кулацких хозяйств. Так это вычистили самых активных, самых хозяйственных, тех, кто мог встать во главе крестьянских выступлений.
М. Соколов
―
Не только вычистили — и расстреливали.
В. Кондрашин
―
И расстреливали. Все с ними делали. Но я говорю про другое - что эти массовые выступления, с одной стороны, были обезглавлены. У них не было вожаков, как это было раньше. С другой стороны, у них не было оружия, но они были массовыми. Какую еще угрозу они представляли, если серьезно говорить на эту тему? Даже не только в военном плане, но и хозяйствено — ведь надо было сеять, надо было собирать урожай, надо было, чтобы люди работали. А если там опять идет поножовщина? Поэтому произошел откат.А с другой стороны, что было дальше? Дальше крестьяне вышли из колхозов — больше половины. Они ведь засеяли свои поля. Они ведь тогда еще были, в общем-то, в таком настроении, что, может быть, все это безобразие закончилось, но надо же сеять. И они посеяли. У них вырос прекрасный урожай. Который, кстати, вычистили весь подчистую, под метелку. Его вывезли, на эти деньги заплатили инженерам, купили генераторы для ДнепроГЭС, тракторы в Америке, оборудование.
М. Соколов
―
Как раз была Депрессия - значит, можно было дешево покупать.
В. Кондрашин
―
Дешево. Вы думаете, там не было хлеба, кроме нашего?
М. Соколов
―
Зато по дешевке.
В. Кондрашин
―
Нет. Дело было еще вот в чем. Это была такая интересная механика. Вы думаете, без Советского Союза там в Европе был голод?
М. Соколов
―
На мировой рынок по низким ценам.
В. Кондрашин
―
Дело не в этом. Дело в том, чтобы помочь Советскому Союзу? Нет. Дело в том, что вот эти деньги, которые были получены за хлеб, одновременно шли обратно туда в виде оплаты за заказы для советских заводов. То есть это была такая коммерческая сделка между Советским Союзом и ведущими западными странами, находящимися в кризисе, которая была взаимовыгодной. Таким образом мы получали оборудование, а они загружали свои предприятия заказами.
М. Соколов
―
И все за счет крестьян.
В. Кондрашин
―
Естественно. Кто за это все расплачивался? За это расплачивались люди. Это, конечно, была, в общем-то, абсолютно антикрестьянская политика. Я бы даже сказал, не феодальная, а даже не знаю, как назвать — когда у тебя просто в буквальном смысле отбирают все, и еще тебе говорят, что ты сам виноват, что это произошло.
М. Соколов
―
Виктор Викторович, пожалуй, в заключение, пока мы еще в 1930 году. В принципе, избежать того, что случилось дальше — катастрофы, гигантского голода и так далее — у власти были возможности или нет?
В. Кондрашин
―
Дело в том, что здесь как раз в полной мере проявились особенности сталинизма и сталинской системы в целом, которая, собственно говоря, была в этом смысле абсолютно циничной, прагматичной и так далее. Никаких особых моральных принципов у нее не было. Был чисто классовый подход. Если возьмем голод 1921-1922 годов — никто не стал ничего скрывать: «Да, у нас голод». А Сталин этого не сделал. Он начал солнечную кампанию, что у нас все прекрасно. На 1-м съезде колхозников в феврале 1933 года — «мы богатеем, жить стало веселее» и так далее.Началась дикая, дурацкая пропагандистская кампания против всех тех, кто пытался разворачивать на Западе кампании помощи голодающим Поволжья и тому подобное. Ведь, по идее, была возможность что сделать? Объявить о том, что да, у нас возникли проблемы из-за засухи, из-за кулацкого сопротивления — пожалуйста, трудящиеся, прогрессивные люди, помогите нам. Ведь была масса возможностей помочь. Но этого не было сделано. Конечно, это была серьезнейшая ошибка. Поэтому в этом смысле сложившаяся политическая система не давала никаких шансов. К сожалению, она была главной виновницей всего этого. Мы никогда не должны этого забывать.
М. Соколов
―
Спасибо! Сегодня гостем нашей программы был Виктор Кондрашин, доктор исторических наук, профессор. Он представляет Институт российской истории. Вел эту передачу Михаил Соколов. Я думаю, разговор на эту тему мы еще обязательно продолжим. Спасибо!