Лев Троцкий: на экране и в жизни. Часть 1 - Александр Резник - Цена Революции - 2017-11-19
19.11.2017
М. Соколов
―
В эфире программа «Цена революции», ее ведет Михаил Соколов. Мы в Петербурге, в гостинице «Гельвеция», беседуем с Александром Резником, старшим преподавателем Высшей Школы экономики Санкт-Петербурга, кандидатом исторических наук и автором книги, которая вышла в издательстве Европейского Университета. Она называется «Троцкий и товарищи: левая оппозиция и политическая культура РКП(б) 1924 год». Сегодня мы поговорим о биографии Льва Троцкого, потому что внимание к нему прежде всего привлек соответствующий телевизионный сериал. Ну и пройдемся по некоторым вехам. Александр, добрый вечер! И первый мой вопрос: откуда возникает на самом деле революционер Лев Троцкий — Лев Бронштейн?
А. Резник
―
Вообще, это, конечно, история не очень хорошо исследованная до сих пор. Основной источник, на который все ссылаются — это воспоминания Григория Зива, товарища Троцкого по первой революционной организации в городе Николаев. В общем-то, история довольно-таки типичная. Выходец из достаточно обеспеченной семьи постепенно радикализируется. Сначала у него народнические взгляды. Но постепенно, под влиянием большинства его собственных товарищей они становятся марксистскими. Собственно говоря, ничего такого революционного сделать в Николаеве они не успели и благодаря полицейской провокации оказались в тюрьме. В одесской тюрьме Троцкий провел целый год, и это, конечно, сформировал его личность. С 1900 года он был в сибирской ссылке вместе со своей женой Александрой Соколовской.
М. Соколов
―
А как возникает псевдоним «Троцкий»?
А. Резник
―
Это был не первый псевдоним у Троцкого. Сначала он использовал псевдоним «Антид Ото» как литературный, чтобы зарабатывать в сибирской ссылке литературным трудом. Но когда ему потребовалось подделать документы — фальшивый паспорт, он вспомнил фигуру старшего надзирателя в одесской тюрьме. Это, разумеется, был никакой не начальник тюрьмы — то есть, в фильме всё нафантазировано. Но он действительно запомнился — видимо, своим величественным видом. Но они, как вспоминает Григорий Зив, относились к нему немного с иронией. Для них он олицетворял в том числе и всю несуразность этой полицейской системы. И Троцкий, думаю, тоже отнесся к этому с иронией и, возможно, не планировал использовать именно этот псевдоним весь остаток своей жизни. У него были другие псевдонимы: например, Яновский — потому что он происходил из деревни Яновка.
М. Соколов
―
Хорошо, а бегство из ссылки — легендарное, описанное им в мемуарах — кем все-таки было организовано? Почему так легко удалось бежать?
А. Резник
―
По первому бегству не так много красочных деталей. Если честно, это было довольно-таки заурядное бегство. Я бы лучше остановился на втором. Это уже 1907 год — после разгрома революции. В конце 1905 года Троцкий был арестован, год провел в «Крестах». В конце 1906 года, после суда над Петербургским Советом рабочих депутатов он вместе с большой партией ссыльных был отправлен в Тобольскую губернию. Собственно говоря, сбежал он оттуда довольно легко. Он совершенно честно в этом признавался в небольшой книжке, которая была выпущена в Российской империи легально в 1907 же году в издательстве «Шиповник», которое вообще специализировалось на писателях-символистах. Там печатался Сологуб. Троцкий обронил там довольно важную фразу. Он сказал, что только ленивый в то время не сбегал из ссылки.
М. Соколов
―
То есть, Ленин был ленивый?
А. Резник
―
Нет, как раз в тот период, в 90-е годы XIX века, это было намного сложнее сделать. А революционные условия начала ХХ века располагали. Он описывает: общественное мнение маленьких городков, сибирских местечек было на стороне революционеров.
М. Соколов
―
Немножко все-таки назад, про эмиграцию. Вот нам дают образ человека, который появляется нищим. Потом им занимается «политтехнолог» Парвус. Все-таки как Троцкий на самом деле укрепился в эмигрантских политических кругах, с чьей помощью? Или сам по себе?
А. Резник
―
Конечно, надо сказать, что в фильме всё, что касается эмиграции, выдумано. Сложно найти то, чего не было, что нафантазировано — но в случае с эмиграцией всё достаточно просто. Троцкий приехал из Сибири уже с мандатом делегата на II Съезд РСДРП. В общем-то, на тот момент, в 1902 году, действительно мало кто сбежал из Сибири. Троцкий был среди них. И он просто уже был к тому времени известен как талантливый публицист, работающий исключительно в легальной прессе. Я бы хотел это акцентировать. Это было не только полностью проигнорировано в сериале — это зачастую вообще как-то упускается из внимания: что Троцкий, наверное, в большей степени, чем все остальные лидеры большевиков, вообще-то с ранних лет зарабатывал честным журналистским трудом. Он считал себя литератором. Это была его профессиональная идентичность. Он приехал и сразу вошел в число ведущих публицистов газеты «Искра». И Ленин даже хотел ввести его шестым членом редакции в противовес правому крылу. Отчасти можно сказать, что Ленин, конечно, имел виды на Троцкого, хотел его каким-то образом использовать во фракционной борьбе. Но из этого ничего не вышло, потому что Троцкий действительно обладал достаточно независимым взглядом на очень многие вещи и легко шел на конфликты с людьми, с которыми, казалось бы, ничто не предвещало никакого разрыва. Личную дружбу на тот момент он мало с кем установил. Собственно говоря, если по одним вопросам он поддержал большевиков — был «ленинской дубинкой», как его обзывали — то все-таки в сухом остатке он поддержал меньшевиков. Но и с ними в течение следующего года разошелся по основным вопросам. В Первую русскую революцию он вошел одиночкой или в тандеме с Парвусом, с которым они действительно нашли очень много общего. К сожалению, у нас очень мало — да я бы сказал, вообще нет — источников, особенно личного происхождения, о том, как выстраивались эти отношения до Первой русской революции. Быт, повседневность, реальная жизнь Троцкого нам неизвестны.
М. Соколов
―
НРЗБ
А. Резник
―
Я думаю, они вели более-менее скучную жизнь в этой эмиграции. Перебивались какими-то заработками. Но как только в январе 1905 года случились известные события, они в массе своей, конечно, предприняли все возможные действия, чтобы очутиться в России.
М. Соколов
―
Хорошо. А какую роль играет Лев Троцкий во время Первой русской революции? Мы видим: его рисуют вместе с Парвусом на митингах, какие-то «темные» деньги и прочее. Что было на самом деле?
А. Резник
―
Ситуация достаточно простая. Троцкий — мало кому известный молодой человек, который не уживается ни с одной из фракций. Он приезжает в Петербург и становится одним из интеллигентов, которые участвуют в организации Петербургского Совета рабочих депутатов. Его бурная деятельность была замечена очень многими. Ленин отчасти с завистью говорил, что, конечно, Троцкий, добился своего благодаря своей бурной деятельности. Петербургский Совет в общем-то политически не был ни большевистским, ни меньшевистским. Большинство его лидеров скорее были внефракционными социал-демократами. И Троцкий довольно быстро затмил собой довольно-таки случайную для этого Совета фигуру Хрусталева-Носаря. Потому что Троцкий уже тогда стал известен и популярен как талантливый оратор. Это ему давалось замечательным образом. Он был очень находчив, его речь была образная. Все свидетели, которые оставили какие-то воспоминания об этом, включая Василия Розанова, который был на процессе Петербургского Совета — ему запомнился яркий образ Троцкого: как он едко оппонировал судьям и так далее. Уже если Розанов заметил, то конечно для рабочей среды, для активистов — в основном, образованных и обеспеченных рабочих... Троцкий потом с теплотой вспоминал и писал о них. Практически никто из них не дожил до революции 1917 года. Все это была более интеллигентная внепартийная среда. И я считаю, что для Троцкого это была более естественная стихия. Он был в меньшей степени партийным человеком. Реальная революционная деятельность влекла его больше, чем организационная, которая, возможно, привлекала Ленина. Но это очень условное противопоставление.
М. Соколов
―
А как же «мировая закулиса», про которую наговорено столько странного?
А. Резник
―
Все, что мы знаем из последних исследований, из архивных открытий — что там играла роль Япония. Но имя Троцкого там нигде не фигурировало.
М. Соколов
―
И социал-демократы тоже отказались?
А. Резник
―
Да. Надо понимать, что немцы, конечно, на тот момент вообще не проявляли никакой инициативы — всё это чистая выдумка. Парвус действительно поставил тогда на широкую ногу издание массовой легальной газеты — еще в «либеральную» фазу Первой русской революции. Она была популярной. Я думаю, они вполне держались на этом, что-то зарабатывали. Фигура Парвуса — это, конечно, отдельный разговор. Я думаю, они с Троцким были в чем-то похожи, но у Парвуса было меньше амбиций в качестве реального политика. Он был вообще-то интересный ученый — у него была степень по экономике, которую он получил в Базельском университете в Швейцарии. Он был безумно амбициозный и прозорливый человек, но ту же теорию «перманентной революции», которую они обсуждали с Троцким, он не смог сформулировать в такой яркой форме, как это впоследствии сделал Троцкий. Поэтому ее и ассоциируют в первую очередь с этим именем. Парвус впоследствии бросил разработку этой теории — он был увлекающийся человек.
М. Соколов
―
Да, бизнес для него оказался важнее. Я думаю, что о Парвусе мы еще как-нибудь поговорим. Вот период между двумя мировыми войнами: Троцкий опять больше журналист, человек, который ездит на Балканы, пишет фронтовые репортажи — и, собственно, опять ссорится со всеми социал-демократами. Так?
А. Резник
―
Да. Собственно, брошюру, посвященную его бегству из Сибири, которая называется «Туда и обратно», он написал главным образом для того, чтобы на гонорар от нее выехать в Европу, потому что с деньгами были затруднения. Попав в эмиграцию, он стал жить в Вене и работал главным образом на прогрессивную либеральную газету «Киевская мысль». Был ее специальным корреспондентом на Балканах во время обеих Балканских войн. Но одновременно с этим он пытался поставить издание независимой социал-демократической газеты «Правда». Он ее издавал с 1908 по 1912 год. Это, конечно, была очень печальная история. Определенную популярность она имела, но ни в каком плане не могла конкурировать с теми ресурсами, которые были у Ленина. Когда Ленин свою газету назвал «Правда», Троцкого это взбесило, он потребовал товарищеского третейского суда. Но у других социал-демократов было такое понимание: да, возможно, это несправедливо, но все-таки называть газетой нерегулярный листок, который Троцкий издавал ограниченными тиражами и отправлял в основном в центр России, не совсем серьезно. Единственный его опыт в качестве политического организатора тоже привел к краху. В советское время это называли «антипартийный августовский блок». В действительности это была попытка договориться с революционными группами внутри РСДРП. Отнюдь не все признавали, что партия окончательно расколота. И Троцкий, опираясь на свои представления о том, кто представляет революционную линию, а кто нет, собрал такую конференцию. Но она практически с самого начала стала разваливаться. Ни о чем не могли договориться. Грубо говоря, была правда в том, что попытка найти какой-то срединный, центристский вариант между большевиками и меньшевиками была не совсем реальной. По крайней мере, для эмиграции.
М. Соколов
―
Первая мировая война, которая меняет всю обстановку в мире, в Европе. Что делает Троцкий, какова здесь его роль?
А. Резник
―
Это очень интересный сюжет. Троцкому в первые же дни пришлось поспешно выехать из Вены. Он, как и многие, обнаружил себя в Швейцарии. Но для такой деятельной натуры, как Троцкий, находиться вдали от событий было невыносимо. В общем, лидеры большевиков и меньшевиков оставались в Швейцарии, и их это устраивало. Но для Троцкого это было совершенно нереально. Там даже был такой интересный казус. Он там впервые начал вести дневник. И он пишет, что именно безделье, в котором он вынужденно оказался, заставляет его прибегать к такой форме, как дневник. Вообще-то ему это совершенно несвойственно. То есть, он оправдывает себя перед будущим читателем. При первой же возможности, которая у него появилась, он выехал в Париж в качестве опять же специального корреспондента «Киевской мысли». По большей части он занимается написанием статей для легальной печати в Российской империи. Но одновременно с этим он сотрудничает с левыми меньшевиками и внефракционными социал-демократами. Они издают газеты под разными названиями — не буду их перечислять, воюют с французской цензурой. Периодически эти номера выходят забеленными. В конце концов в 1916 году его депортируют в Испанию. Но испанцам он тоже не нужен, и они отправляют его в Нью-Йорк. Для Троцкого это была, конечно, катастрофа: отправиться в США для него значило совершенно изолировать себя от реальных процессов. Однако, попав в Нью-Йорк, он обнаруживает там огромную аудиторию. Одна из ведущих по популярности, по тиражам газета того времени издавалась еврейской интеллигенцией. Подавляющее количество населения в Нью-Йорке составляли разнообразные диаспоры. Его точка зрения на войну, в принципе, пользуется популярностью. Кто-то, включая Зива, который второй раз в жизни сталкивается с Троцким, слушает его речи. Для кого-то, особенно для еврейского населения США, позиция Троцкого звучала как прогреманская. Их симпатии в этой войне чаще всего были на стороне Германии. Но позиция Троцкого сводилась к «революционному пацифизму». Он считал, что точка зрения Ленина на революционное поражение его собственного правительства плоха тем, что ведет к катастрофе, которая может ослабить в том числе и пролетариат. Он считал, что нужно каким-то образом мобилизовать рабочий класс на то, чтобы в первую очередь в тех странах, где, собственно, этот пролетариат действует, любыми способами остановить войну. Но я бы сказал, что у него не было четкого плана. У него скорее было ощущение, что войну, конечно, вести нельзя и поддерживать ни одну из сторон нельзя. Но такой экстремальный взгляд, как у Ленина, в принципе, и не был реализован — это был скорее лозунг. И «превращение империалистической войны в гражданскую» - первоначально тоже не было понятно, что конкретно это значит. Было понятно другое: уже устоявшаяся практика борьбы за мир — что нужно остановить войну. Было какое-то ощущение, что в каждой из воюющих стран есть социал-демократы в парламенте, и, в принципе, можно что-то сделать. Но одновременно с этим у Троцкого сложилось впечатление, что какой-то рубеж, в том числе психологический и культурный, в истории человечества пройден. Это абсолютно заметно по его работам. Если Ленин это формулировал в каких-то довольно абстрактных социологических терминах, интересуясь империализмом, системой хозяйства, Троцкий всегда интересовался скорее психологией и культурой. Для Троцкого, думаю, это тоже было отчасти шоковым переживанием. Он понял, что назад, к старой системе политических партий, каких-то компромиссов с правыми социал-демократами в рамках одного Интернационала и даже одной партии уже невозможно. Это вело к деморализации. Я думаю, что к началу 1917 года Троцкий был уже практически неотличим в своих политических взглядах от Ленина.
М. Соколов
―
Александр Резник, историк, Санкт-Петербург. Беседуем мы с ним в гостинице «Гельвеция». Ведет передачу Михаил Соколов. И мы продолжим после недолгого перерыва.РЕКЛАМА.
М. Соколов
―
В эфире программа «Цена революции». Ее ведет Михаил Соколов. Мы беседуем с Александром Резником в Петербурге, в гостинице «Гельвеция». И говорим мы о Льве Троцком, о его реальной биографии. Троцкий возвращается в Россию, в Петроград. А мог ли он опоздать к революции?
А. Резник
―
В принципе, мог. Он был задержан в порту Галифакс англичанами, которые благодаря своим агентам, разведчикам склонялись к точке зрения, что он является немецким агентом, которого направляют в Россию. Его там задержали. Но, как известно, под давлением Петроградского Совета Милюков отправляет ноту протеста с требованием освободить Троцкого и других эмигрантов, которые возвращались в Россию. Он опоздал по сравнению с Лениным на месяц. Отчасти он, конечно, опоздал в том плане, что ему, например, не предложили членства в Исполнительном комитете — только совещательным голосом. Потом он опоздал в том плане, что постепенная поляризация политических сил уже произошла, и Троцкий, в общем, оказался без партии.
М. Соколов
―
Он решил присоединяться к большевикам. Почему?
А. Резник
―
Детали нам не всегда известны и понятны. Есть, конечно, взгляд, который вытекает из наших современных представлений о каких-то блоках, комбинациях, тонких расчетах: может быть, подсидеть Ленина или создать свою собственную партию. Трудно судить на основе тех источников, что у нас есть. На мой взгляд, Троцкий первое время наслаждался стихией революции. Он нашел себя, конечно, в первую очередь в качестве оратора. Потому что это парадоксально для Троцкого, который жил по принципу «ни дня без строчки»: в 1917 году он очень мало написал. Ни одной книги. Одна брошюра, написанная наспех сразу по возвращении — возможно, тоже чтобы что-то заработать. Он начинает писать статьи, но это не его прежний стиль, не его прежняя продуктивность. В первую очередь он выступает. Он обретает популярность. Конечно, отголоски этого присутствуют в фильме в какой-то дикой форме. Но я бы сказал, что Троцкий, конечно, обладал очень ясным, четким представлением о своей собственной независимости. Он не всегда был готов идти на компромиссы. Он не побежал предлагать свои услуги газете «Правда» или газете «Новая жизнь», которые, в общем-то, были ему наиболее близкими. Он сосредоточился на публичных выступлениях. На тот момент он действовал в составе межрайонной организации социал-демократов, или, как ее называли, «межрайонки». Это организация, очень недооцененная в истории революции. Достаточно сказать, что среди ее лидеров были такие будущие большевики (как мы их воспринимаем — и никак иначе), как Луначарский, Урицкий, Володарский, Антонов-Овсеенко. То есть, люди, которые, в общем-то, ассоциируются с твердокаменными большевиками, стали таковыми только после июльских событий 1917 года. И сам Троцкий только под давлением уже окончательного размежевания внутри революции понял, что обратного пути нет. И эсеры, и меньшевики окончательно раскололись после июльских событий и либо, как левые меньшевики, пошли к большевикам, либо, как левые эсеры, постепенно основали собственную партию.
М. Соколов
―
Керенский его к сотрудничеству не звал? А то тут нам рисуют некую картину...
А. Резник
―
Я думаю, что они даже никогда не общались. Когда я составлял антологию самых интересных текстов о Троцком первой половины ХХ века, я конечно искал что-то у Керенского. Но Керенский был такой человек, что если ему кто-то не нравится, он о нем даже писать не будет. Или напишет пару строчек. Как-то он сумел целиком проигнорировать Льва Давидовича. Но я думаю, отчасти потому, что они действительно не виделись и лично не общались.
М. Соколов
―
А, собственно, сюжет дальше — про тюрьму: арестован, выпущен. Что было на самом деле?
А. Резник
―
История довольно заурядная. После июльских событий фактически расследовались 2 дела. Первое — о попытке мятежа, государственного переворота, как это все по-разному называли. Другое, более конспирологическое дело — попытка выяснить, немецкие это агенты или нет. Ленин проходил по обоим делам, а Троцкий — все-таки по делу об июльских событиях. Поэтому Троцкого выпустили под залог в начале сентября. Его несколько раз допрашивали — сейчас это всё уже опубликовано. Он, конечно, не собрал пресс-конференцию, как это было показано в сериале — это абсурд. Но он сделал заявление: я целиком согласен. Там была такая история. Суханов в своих «Записках о революции» со ссылкой на Луначарского говорил, что якобы да, была попытка произвести переворот, и что теперь с нами будет — совершенно непонятно. И Троцкий на это отвечал... Я не помню, когда вышел первый том Суханова, но он сразу откликнулся на это в печати. Вообще Суханов был, условно говоря, советский человек. Он в том числе работал одно время под началом Троцкого. И Троцкий совершенно искренне удивился: о чем идет речь? Мне кажется, что он конечно же не был посвящен в какие-то конкретные политические расчеты большевистского руководства. Тем более он, думаю, не соприкасался с военной организацией большевиков, у которой вообще была самостоятельная линия от Центрального комитета большевистской партии. Но думаю, что он сделал верный и логичный ход, выразив солидарность. И Временное правительство, конечно, ослабило себя тем, что его арестовало. Оно вполне могло бы обойтись без этого.
М. Соколов
―
А потом ослабило, когда выпустило.
А. Резник
―
Тем более. Его выпустили с триумфом. Он вышел из тюрьмы — и через несколько дней он просто возглавляет Петроградский Совет.
М. Соколов
―
А ключевой фигурой революции и вторым человеком в партии он тоже становится тоже не так, как нарисовано? Со словами Ленина: «Будете при делах, вторым человеком партии».
А. Резник
―
Другая проблема сериала — это осовременивание языка. Они наши современные шаблоны, причем в огрубленной форме, переводят на столетие назад. Они тогда не то что не писали и не говорили так — они и не мыслили в таких категориях. Что такое большевистская партия? Там не было должности ни «первого», ни «второго» лица. Там был Центральный комитет. Они даже пресловутое Политическое бюро сформировали незадолго до восстания, исходя из соображений, что это уже серьезное дело, требуется оперативное руководство. Да, и Троцкий вошел в его состав — там было 7 человек, кажется. В этом же составе были такие лица, которых сейчас мало кто вспоминает. Например, Андрей Бубнов.
М. Соколов
―
Эсер НРЗБ
А. Резник
―
Да, формальным председателем был левый эсер. И вообще эсеры и анархисты конечно играли огромную роль в восстании.
М. Соколов
―
А переворотом Лев Троцкий руководит так, как показано в кино: снимает трубку и посылает части взять телеграф, телефон и Петропавловскую крепость?
А. Резник
―
У нас, конечно, очень мало свидетельств, как это было. Там рядом не стоял корреспондент и всё это не фиксировал. Но Троцкий по горячим следам оставил воспоминания, что он в основном действительно сидел на телефоне, на телеграфе. Телефон одно время отключили, потому что его обратно захватили юнкера. Но он действительно провел эти часы в несвойственной для него форме: сначала он сидел и отдавал распоряжения. Но как только появилась возможность отправиться на Съезд, он туда отправился. В какой извращенной форме это подано в сериале — это ясно. Но переворот действительно произошел в большей степени по плану Троцкого. Не то чтобы там были какие-то жесткие планы, но Троцкий призывал, чтобы переворот и Съезд совпали. А Ленин настаивал: давайте всё сделаем поскорее. В общем-то, всё произошло по Троцкому, но это было совершенно проигнорировано.
М. Соколов
―
Дарил ли Троцкий власть Ленину, ссылаясь на то, что «еврей не может руководить Россией»?
А. Резник
―
Троцкий, конечно, не в такой грубой форме это формулировал. Единственный источник по этому сюжету у нас — всё-таки сам Троцкий, который в воспоминаниях сказал, что его отказ от поста председателя правительства был мотивирован этим. Сначала Ленин предложил ему возглавить правительство, а потом хотя бы Наркомат внутренних дел. Тут, опираясь на свое многолетнее исследование образа мысли Троцкого, я считаю, что он в воспоминаниях был совершенно искренен, когда сказал: «Когда мы сделали переворот, я обнаружил себя в такой ситуации, что не понимал, какое, собственно, место должен занять в правительстве, потому что я об этом не думал. Я отказался от предложенных постов, но хотел заняться организацией печати». Я абсолютно убежден, что он был искренен в тот момент. Он верил в силу слова, в силу пропаганды. Он не выносил плохо сделанной газеты или книги — даже в техническом отношении. В 20-е годы он постоянно поднимал этот вопрос. Конечно, этот вопрос был для него мелковат. Я честно не могу понять, почему именно он возглавил Наркомат иностранных дел. Да, он знал языки. Внешняя политика тогда ассоциировалась с мировой революцией. В эпоху «красногвардейской атаки» на капитал, как потом это сложилось в историографии, он, наверное, подходил. Но вообще-то его первый заместитель Чичерин конечно был намного более органичной фигурой на этой должности.
М. Соколов
―
Брестские переговоры, которые опять же играют такую роль в фильме — это провал Троцкого или нет?
А. Резник
―
Думаю, смотря как вообще относиться к Брестскому миру и к тактике большевиков. Если смотреть на деятельность Троцкого исходя из их собственного плана — максимально затягивать переговоры, шокировать оппонентов, революционизировать... Что они сначала сделали? Они совершили беспрецедентный в истории акт: обнародовали очень многие секретные договоры. Это, конечно, у многих вызвало шок. Я думаю, Троцкого отправили не только как умелого демагога (я это говорю безоценочно), но и в том числе как человека, который был известен сильным характером. Вести переговоры, когда ты не можешь выступать с позиции силы, достаточно сложно. Тут вот что надо отметить. Мы обычно смотрим на какие-то внешние моменты, связанные с глобальными решениями, пытаемся понять, на своем ли месте был человек и так далее. В принципе, в этих переговорах участвовали старые специалисты от Министерства иностранных дел, от армии — те, которые согласились. Тот же Скалон, который якобы застрелился под влиянием общения с Троцким, хотя в действительности они с ним не соприкасались. Скалон покончил с собой в начале декабря, а Троцкий в тот момент еще не участвовал в переговорах.
М. Соколов
―
Да, главой делегации был Иоффе.
А. Резник
―
Вот именно. Но, кстати, ближайший, личный друг Троцкого — это нужно отметить — и более талантливый дипломат, чем Лев Давидович. Но вот эти самые специалисты отмечали, что Троцкий вел себя достойно и был очень работоспособным. Их, конечно, тоже шокировали все эти новации вроде затягивания переговоров, формулы «мира не подписываем, армию демобилизуем» и так далее. С другой стороны, они уважительно к нему относились по крайней мере как к личности. Вообще он старался перед специалистами держать себя уважительно.
М. Соколов
―
Троцкий — организатор Красной Армии. На черном бронепоезде с красной звездой, похожем на звездолет какой-нибудь Звездной Империи, как нам показывают. Все-таки, в чем заслуги Троцкого перед мировой революцией? В том, что он кого-то гнал в бой и расстреливал, или в том, что он вел кропотливую организаторскую работу?
А. Резник
―
Тут, я думаю, нужно выделить несколько этапов. Даже если посмотреть на фотографии 1918 года, мы сначала видим народного комиссара по военным делам как такого типичного европейского министра по военным делам — одетого в костюм-тройку. Летом 1918 года, в июле, он едет на Всероссийский Съезд Советов, там оппонирует левым эсерам, которые уже кричат в его адрес: «Керенский! Это Керенский!», намекая, что он превращается в какую-то бонапартистскую фигуру, отрывается от революции. А Троцкий говорит, что военный стиль ему совершенно несвойственен, непривычен, он лучше себя чувствует в качестве публициста, но любая деятельность накладывает обязательства. Через месяц, в августе, он резко меняет свой образ. Он его стремительно милитаризует. Конечно, этот поезд не выглядел так: «кожаная сотня» - это всё комикс, это всё излишне эстетизированно. Но первые месяцы пребывания Троцкого на фронте действительно играли очень важную роль. Троцкий действительно был под огнем. Не в том виде, как там: на коне вести в атаку. Но были сюжеты, примерно похожие на это. Его роль на тот момент была организаторская и политическая. Его должность — не только министр, но еще и главный комиссар. Он возглавлял Революционный Военный совет Республики. Он произносил очень много речей. Осталось много воспоминаний самых разных лиц, что его речи производили очень сильный эффект. Части, которые были совершенно деморализованы, он мог вдохновить, чтобы они пошли в атаку. Случай с децимацией — совершенно ужасный, однако он был исключительным в истории Гражданской войны. Лариса Рейснер, которая представлена как какая-то накокаиненная непонятная декадентка, в действительности была революционеркой и тоже комиссаром. Никто из них это не эстетизировал. Троцкому потом приходилось отдуваться за это решение перед другими членами партии, потому что это было экстремальное решение. Они расстреляли в том числе и комиссара-большевика. Это конечно не было единоличное решение — был революционный трибунал. Они так поступили в чрезвычайной ситуации, в том числе под влиянием постоянных поражений на тот момент. Это было не простое отступление уставших частей — они подвергли опасности фронт, захватили пароход и так далее. По поводу часов был очень интересный фрагмент. Троцкий — такой циничный кукловод, заранее заготовил какие-то часы, чтобы их подарить. В действительности эта сцена была описана в документе, который не предназначался для широкой публики, который нашелся у Троцкого в архиве. Один из офицеров написал отчет о пребывании Троцкого на фронте — очень сухой и не очень грамотный. Он описывает ситуацию, когда Троцкий награждает не какие-то деморализованные части, а наоборот — части, кажется, под командованием Чапаева, которые уже отличились в боях: кажется, уже взяли Самару. В общем, у них идут успешные операции, он их награждает специальными подарками, заготовленными в Москве — там была кампания по этому поводу. И когда не хватило, он отдал свой браунинг и часы. В итоге всем хватило. Другое дело, что Троцкий, конечно, шел против огромного количества и левых эсеров, и затем большевиков по поводу использования «специалистов». В архиве Троцкого я читал много писем и от самих офицеров, и особенно от их жен, которые обращались к Троцкому за помощью, когда какой-нибудь комиссар на местах позволял себе либо насилие, либо несправедливый арест и так далее. Троцкий в каждый раз в такой ситуации пытался помочь. У него абсолютно не было никакого «классового подхода». Он говорил: то, что эти люди раньше служили в императорской армии, не означает, что они не могут столь же верно служить Красной Армии. Он очень активно конструировал культ героев. Там был культ вождей, конечно же, и он сыграл огромную роль в развитии культа Ленина после ранения Ленина в конце августа 1918 года. Культ Троцкого тоже стал формироваться как обратный эффект. Но одновременно с этим он формировал культ военных героев, совершенно типичный для Первой мировой войны. Однажды, в одной из статей он даже предложил чествовать, кажется, полковника, который был расстрелян белыми потому то, что отказался перейти на их сторону, когда был захвачен в плен. Троцкий сказал: вот они, настоящие герои. Конечно, красные не включили его в пантеон, хотя, в общем, он был подходящей фигурой. Я бы сказал, что итогом всей деятельности Троцкого во главе военного ведомства было то, что он нажил себе много врагов среди старых большевиков — с одной стороны. Но с другой стороны, он пользовался огромным авторитетом среди молодежи и красноармейцев, которые, в общем-то, впервые политизировались зачастую только на фронте. Для них Троцкий был центральной фигурой. Они могли не знать, кто такой Ленин, но знали, кто такой Троцкий.
М. Соколов
―
Скажите, а каковы были, собственно, его отношения с Лениным в этот период? Ленин — председатель Совнаркома, Троцкий руководит вооруженными силами.
А. Резник
―
Здесь опять же есть конспирологические версии, что уже в 1918 году развернулась борьба за власть. На мой взгляд, очень важно понимать, что никакая реальная борьба за власть в эпоху Гражданской войны была невозможна. Какую должность следовало было занять человеку, стремящемуся к власти, чтобы мы сказали: вот, он заполучил свою власть? Как эта власть работает? Над кем эта власть? Была ли у Ленина такая власть, что он мог сделать всё, что ему заблагорассудится? Нет. Его постоянно критиковали, он часто ставил какие-то ультиматумы. Но он не был диктатором, а у Троцкого тем более не было никаких шансов. Да и у других. Часто любят говорить, что у Свердлова были какие-то амбиции — но это всё абсолютная ерунда. «Центров власти» во время Гражданской войны было достаточно много. И кто там во главе Советского правительства в Москве, не всегда было важно. Вообще, на мой взгляд, это достаточно уникальный случай для всех революционных партий, да и для белых движений, что большевики умудрялись сохранить какое-то единство. И культурно, и политически они очень сильно разнились. Я думаю, объяснить устойчивость этой власти во многом может отсутствие у Троцкого амбиций стать каким-то реальным диктатором. Впоследствии он говорил: «Я даже в 20-е годы мог произвести военный переворот». На самом деле не мог. Он мог попытаться сделать то, что пытался сделать Муравьев, начав мятеж — потому что он тоже был харизматичным военно-политическим вождем. И у Троцкого, конечно, было больше шансов. Но, на мой взгляд, он абсолютно был в контакте с Лениным, и Ленин маневрировал между ним и Сталиным на протяжении всей Гражданской войны.
М. Соколов
―
Александр Резник, историк, Санкт-Петербург в эфире «Эха Москвы». Эту передачу вел Михаил Соколов.