Ответы Анастасии Зотовой на ваши вопросы - Анастасия Зотова - Без купюр - 2017-01-13

Привет! Хочется выразить вам уважение за ваше поведение и поддержку Ильдара Дадина, наверно не каждый человек так бы себя вел. На что вы надеетесь в лучше случае и к чему готовитесь в худшем? И позвольте мне осознанно некорректный и провокационный вопрос и все же, что для вас важнее - чтобы Ильдар вышел или во что бы ни стало изменить систему и наказать виновных ("поскольку Ильдар говорил, что муки совести даже тяжелее физических мучений")? И я поясню, почему я задаю вопрос, поскольку с ситуации с Pussy Riot этот вопрос стал ключевым, чтобы они вышли на свободу, т.к. как только поменяли адвоката и перестали бороться против системы, стало все быстрее. Спасибо. Скорейшего освобождения Ильдару и сил вам, для борьбы!

Раньше, когда Ильдара только посадили, я надеялась (даже была уверена!), что он не досидит до конца срока – выпустят по апелляции.

Казалось, что всё это не по-настоящему, потому что как можно по-настоящему посадить человека в тюрьму за одиночные пикеты?

Теперь я надеюсь, что пока он будет досиживать оставшиеся полгода, ему не придумают какое-нибудь новое уголовное дело.

Новых уголовных дел против Ильдара я боюсь больше всего.

Летом 2016 года меня уже вызывали на допрос по непонятному делу «об экстремизме» по поводу какого-то поста в Facebook, который никто никогда не видел, и который, по мнению прокуратуры, написал Ильдар.

При этом сам следователь Басманного следственного отдела сказал, что прокуратура спустила им для расследования какую-то глупость и, мол, прокуратуре делать нечего. Ведется ли расследование по этому делу, я не узнавала, мне сейчас не до того. Надеюсь, что они его закрыли.

Теперь о том, что для меня важнее.

Отвечу честно: мне важнее, чтобы Ильдар был на свободе, потому что он мой муж и самый любимый на свете человек. Но это не отменяет борьбу с пытками в Карелии. Сейчас, когда Ильдар в условной безопасности, на Алтае, я могу сосредоточиться на этой цели – прекратить пытки. Потому что вот этот месяц, пока мы Ильдара искали, я была фактически парализована от волнения, и сил работать не было. Сейчас я знаю, что он жив и с ним всё в порядке, и есть какие-то моральные силы для того, чтобы искать адвокатов другим зэкам, обеспечивать их безопасность, звонить во ФСИН, в Следственный Комитет, писать письма, жалобы, петиции.

Если честно, после двух с половиной месяцев работы с карельскими зонами местные зэки – уже как родные.

Помню наизусть все имена, фамилии, отчества. Кто и за что сидел, где сидел, в каком году. Кто в каком университете учился, кому сколько лет, у кого есть жена, у кого братья и сёстры, у кого как зовут маму.

Конечно, я не могу обещать, что удастся остановить пытки в Карелии, поскольку это совершенно особый регион, там применяют насилие к заключенным во всех имеющихся колониях.

Но я приложу все силы для этого и как минимум надеюсь защитить тех людей, которые также заявили о пытках вместе с Ильдаром.

А.Зотова: Не боюсь, потому что испугать меня просто нечем

Анастасия, а Вы не хотите подать жалобу в ЕСПЧ насчет правомерности посадки Ильдара?

Такая жалоба уже была подана летом.

В ноябре в ЕСПЧ отправилась ещё одна жалоба – на условия содержания, т.е. на пытки.

А.Зотова: То, что эти люди рассказывают – это абсолютнейший ад, абсолютнейший концлагерь

Писал ли Вам Ильдар о том, как сами заключённые относятся к этой громкой истории? Поддерживают или сторонятся этой темы? Спасибо.

Ильдар не писал, но рассказывали адвокаты, которые теперь по моей инициативе (и за деньги, собранные на карточку Львом Пономарёвым) ходят в колонию к другим потерпевшим.

Заключенные в Карелии благодарны Ильдару, так как после скандала с его письмом в колонии бьют уже меньше, уже не всех. Заключенным выдали новую одежду, тёплые зимние ботинки, в камерах включили отопление. Большинство зэков готовы подтвердить информацию о пытках в любых инстанциях, вплоть до суда, и пишут жалобы, несмотря на прямые угрозы ФСИН «сделать их инвалидами» и завести дела за ложный донос. В настоящий момент у нас есть более двадцати жалоб на пытки от нынешних карельских заключенных. Примерно столько же – от бывших. Нам известны имена более шестидесяти человек, которые находятся за решеткой и готовы рассказать о пытках, просто до них еще не успели дойти адвокаты.

Кстати, Ильдар-то, когда шёл по этапу, мой номер мобильного телефона раздавал всех встреченным людям, которые жаловались на избиения.

Поэтому теперь мне каждый день звонят из колоний: говорят, что очень рады, что наконец-то кто-то занялся темой избиения заключенных. Конечно, я одна не смогла бы справиться со всеми жалобами – сейчас мы работаем по данным жалобам вместе с движением «За права человека». Конечно, вот так, как в Карелии – бьют, подвешивают, бросают голышом на холод – издеваются далеко не во всех колониях. Жалуются, например, из Кемеровской области, из Свердловской области, из Иркутской области, то есть лишь из нескольких регионах. Но то, что эти люди рассказывают – это абсолютнейший ад, абсолютнейший концлагерь. И с этим необходимо, конечно, бороться. Удивительно, что россиян и российскую прессу эта тема не особенно волнует, потому что мне кажется, что нормальный человек не может жить спокойно, если подобная дикость происходит в его стране.

Здравствуйте. Вы не боитесь, что вы можете стать объектом шантажа со стороны работников силовых структур, как это например происходит с родственниками и друзьями А.Навального, который может перерасти в что то более ощутимое, чем просто угрозы и насмешки?

Не боюсь, потому что испугать меня просто нечем.

У меня нет квартиры или машины, которую можно отобрать. Нет детей, судьбой которых можно шантажировать. Всё, что у меня есть – это мой муж, который и так уже в тюрьме. Что мне ещё могут сделать?

А.Зотова: Заключенные благодарны Ильдару, так как после скандала с его письмом в колонии бьют уже меньше

Здравствуйте Анастасия. Слежу за судьбой Вашего мужа. Собираетесь ли Вы продолжать, после выхода Ильдара из тюрьмы, правозащитную деятельность относительно заключённых? Спасибо.

Это очень сложный вопрос.

Конечно, мне бы не хотелось оставлять без поддержки тех людей, о судьбе которых я узнала. И, да, это касается не только карельских заключенных, но и зэков в Свердловской области, Кемеровской области. Когда вся эта история с пытками только началась, у меня в голове появилась мысль попытаться пройти в ОНК Карелии, чтобы иметь больше механизмов по защите прав заключенных. Переехать в Петрозаводск и заняться этими пыточными зонами вплотную.

С другой стороны, я, конечно же, хочу нормальную семью.

Чтобы муж был дома, а не за решеткой, чтобы растить детей, ходить в кино по воскресеньям и в рестораны по вечерам, летом ездить на море. И я очень боюсь, что такая нормальная жизнь будет несовместима с общественной деятельностью. Но думаю, что попытаться стоит. Если через год я всё ещё буду писать блоги для «Эха Москвы», а не для портала «Молодые мамы» - значит, получилось.

Анастасия, а Вы готовы к компромиссам? И если да, то до какой степени? Грубо говоря: Ильдара завтра выпускают, а Вы полностью снимаете все свои претензии к ФСИН, отзываете все жалобы, публично благодарите их и т.д., и т.п. Вы бы согласились на такой вариант?

Опыт показывает, что такие договоренности никогда не приводят ни к чему хорошему.

Как можно вести переговоры с садистами, как можно рассчитывать на их честность? Вот, допустим, мы договорились, что я отзываю жалобы, а ФСИН выпускает Ильдара. А потом – опа! – и его не выпустили. И ещё срок за ложный донос добавили.

Заключать договоренности с теми, кто не держит слова – заведомо проигрышный вариант.

Вот, один из карельских зэков рассказывал, что пытался такую договоренность заключить. Типа, он никуда не жалуется, а его перестают бить. Начальник, который с ним переговоры вёл – давал «слово офицера». Заключенный жаловаться перестал, и его, действительно, две недели не трогали – а потом всё по новой началось.

Поэтому никаких переговоров – до тех пор, пока пытки не будут прекращены, а садисты из карельского ФСИН – уволены и наказаны.

А.Зотова: Новых уголовных дел против Ильдара я боюсь больше всего

Вы когда-нибудь тормозили своего мужа, говорили ему "Не ходи, не стой, толку не будет, сходи-ка ты лучше на работу или побудь с семьёй"? И, вообще, как результата вы ждали от ОДИНОЧНЫХ акций мужа?

Вот тут смешно: и я его просила почаще сидеть дома и не ходить на протестные акции, и он меня об этом же просил.

Ходили мы, в общем-то, оба, только он как участник, а я – как журналист, репортажи делала. Смысла, собственно, не было ни в его деятельности, ни в моей – ни его одиночные пикеты ни на что не влияли, ни мои репортажи. Но это вопрос не «влияния», это вопрос внутреннего долженствования.

Вот было ли у вас такое, что вроде бы определенные действия не принесут никакого смысла, но сделать надо просто по внутренним убеждениям?

Я думаю, что у многих людей было, например, у тех, которые после убийства Бориса Немцова пошли на мост. Никакого смысла в этом не было – уже человека не воскресишь – а люди пошли. Потому что по внутреннему убеждению «надо».

Конечно, мне бы хотелось, чтобы Ильдар тратил своё время и силы более продуктивно.

И я говорила ему, например: «Если ты против судебного беспредела – получи юридическое образование, будь адвокатом, защищай невиновных, ведь это

». Ильдар признавал, что работа адвокатов крайне важна, однако объяснял мне, что не может отказаться от одиночных пикетов именно в силу внутреннего убеждения. Всегда приводил мне в пример Януша Корчака, который во время оккупации Варшавы немцами вошел с еврейскими детьми в газовую камеру, хотя немцы предлагали ему освобождение. «Конечно, полезнее было бы ему избежать гибели, и тогда он мог бы ещё что-то сделать в жизни – написать книгу, спасти кому-то жизнь. Но тогда бы он перестал сам себя считать человеком», - вот что говорил Ильдар.

Хотели бы Вы, чтобы Ильдар после освобождения полностью ушел в политику? Примкнул к какой-то партии, баллотировался на выборах и тому подобное.

Меньше всего на свете.

Я, вообще, хочу нормальную семью: двоих детей, кино по воскресеньям, рестораны, отдых на море. И заниматься общественной деятельностью я не рвалась – она сама на меня свалилась теперь, как снег на голову, когда начали звонить зэки и говорить: помогите, а то мы не знаем, к кому обратиться. Если бы я знала, кому на плечи вот эту борьбу с пытками в Карелии переложить, я бы просто забрала Ильдара и уехала в какую-нибудь другую страну – хоть в Беларусь, хоть в Гондурас, хоть в Зимбабве. Выкинуть в помойку свой красный диплом МГУ и работать где-нибудь официанткой – потому что, какая разница, где ты живешь и кем работаешь, если с тобой твой любимый человек? Сейчас всё сложнее, я чувствую свою ответственность перед заключенными, и просто так их бросать не хочу. Но Ильдара в любом случае хочу вывезти за пределы России, потому что уверена, что ему будут мстить – не успеет он выйти, опять задержат и снова отправят в тюрьму. А сама буду пытаться совмещать семью и правозащиту. Хотя семья для меня в миллион раз важнее.

А.Зотова: Казалось, что всё это не по-настоящему. Как можно посадить человека за одиночные пикеты?

1. Как можно доверять историям Ильдара Дадина после того, как он отказался проходить проверку на детекторе лжи и от медосвидетельствования после его заявлений об избиениях? 2. Когда вы вытягиваете и раздуваете подобные фантазии Дадина, как Вы думаете, насколько глупо Вы выглядите?

И я, и адвокаты уже тысячу раз опровергали заявления ФСИН о том, что «Ильдар от всего отказался».

Но, видимо, этого недостаточно, придется все объяснять в тысячу первый раз.

Когда Уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова приехала к Ильдару, она предложила ему пройти полиграф.

Она мне рассказала, что их с Ильдаром договоренность была такая: адвокаты Алексей Липцер и Ксения Костромина находят полиграфолога, приезжают вместе с этим специалистом к Ильдару и Ильдар проходит полиграф. Ильдар-то сам, вообще-то, был согласен и с тем, что к нему придет полиграфолог от ФСИН, но проходить проверку был готов только в присутствии адвокатов. Я, как и защитники Ильдара, на этом тоже настаивала, потому что был там уже печальный прецедент: Нагоев Мурат Заурович, пожаловался на пытки, прошел полиграф (без адвоката), теперь эту проверки на полиграфе никому не показывают, даже самому Нагоеву, о результатах её не сообщают ни Мурату Зауровичу, ни его адвокату Виталию Черкасову. Вот именно для того, чтобы подобного не произошло, Ильдару и я, и адвокаты строго-настрого запретили проходить полиграф без адвокатов.

Поэтому, когда к нему одним прекрасным днем пришел полиграфолог без адвокатов, Ильдар сказал: зовите Липцера и Костромину, проверку проходить буду только при них.

И написал заявление («прошу предоставить мне полиграфолога, чтобы я мог пройти проверку в присутствии адвокатов»). Но никто ему ничего не предоставил, разумеется, а ФСИН начал врать: «Дадин отказался». Как же Дадин отказался, если у вас на столе лежит заявление с просьбой предоставить ему полиграфолога? Он, наоборот, просит ему прислать специалиста! Только проверка на полиграфе от Дадина, как и от Нагоева, ФСИН не нужна, потому что покажет, что зэки говорят правду. Как и Мамаев, как и Мгоян, как и Зайцев, как и Шургая, как и Рухтаев, как и ещё десятки человек, которые жалуются на пытки в Карелии.

Теперь по поводу врача.

Для начала следует пояснить, что среди угроз заключенным в Карелии есть следующая: «Вот придёт дядя-доктор, сделает тебе укольчик, и ты не проснёшься».

Когда стало известно, что к Ильдару пустят врача, я очень обрадовалась.

Вообще-то, по закону, к заключенным без всякого разрешения «сверху» должны пропускать докторов «с гражданки», но на деле этот закон не особенно исполняется. Но переговоры со ФСИН о допуске врача к Ильдару велись правозащитниками без участия родственников Ильдара и его адвокатов, поэтому мы мало что знали.

И я, и адвокат Ксения Костромина, имели информацию, которая появилась в Facebook у Ольги Романовой: «Мы нашли врача для Дадина».

Поэтому и я, и адвокат Костромина при общении с Ильдаром передали ему следующую информацию: «В пятницу к тебе приедет врач от Ольги Романовой».

В четверг – накануне медицинского обследования – к Ильдару пришли врачи от ФСИН, которые настоятельно рекомендовали ему отказаться от этого обследования.

Ильдар заявил, что доктору из Москвы он доверяет и обследование пройдёт. Более того, он подписал бумагу, что он берет на себя всю ответственность, если с ним что-то произойдет во время обследования, то есть он реально настаивал на встрече с этим врачом.

В пятницу утром у Ильдара была местный защитник, Наталья Василькова.

Но не успела она прийти к клиенту, как её уже начали выгонять под предлогом того, что к Ильдару «приехал врач с двумя адвокатами». Соответственно, Ильдар решил, что врачи приехал с его защитниками Ксенией Костроминой и Алексеем Липцером. Василькова успела лишь сообщить Ильдару, что дорога на пути в колонию перекрыта. (И это правда. ФСИН сразу же после публикации письма Ильдара выставил блокпост за 500 метров от входной двери, чтобы не пускать журналистов с камерами. 9 ноября 2016 года я этот пост видела своими глазами).

Однако после того, как была изгнана Василькова, Ильдара не отвели к якобы приехавшему врачу, а препроводили в камеру, где держали пять часов.

После чего отвели в комнату, где стояла кровать и несколько видеозаписывающих устройств. Там ему представили врача. Врач был в сопровождении не адвокатов, а сотрудников колонии, которые Ильдара до этого избивали.

Ильдар ожидал, что врач будет в сопровождении Липцера и Костроминой, и потому спросил: «А где же мои адвокаты?».

На это приехавший доктор ответил, что не знает ни Липцера, ни Костроминой (и это логично, потому что о его приезде договаривались правозащитники, не связываясь с адвокатами).

Тогда Ильдар усомнился, что это

, о котором ему говорили.

Ильдар решил, что это какой-то местный карельский врач, но на всякий случай спросил: «А вы от кого, от Ольги Романовой?».

И тут произошло неожиданное.

Оказалось, что врач не знал, от кого он.

Сомнения Ильдара стали усиливаться: доктор приехал без адвокатов; доктор в сопровождении местных садистов; доктор не знает адвокатов; доктор не знает Ольгу Романову…

Более того, со слов Ильдара, доктор также заявил, что данное обследование может быть вредно для сердца, чуть ли не вызвать остановку сердца.

И тут – вспомнив угрозы о докторе и его волшебном укольчике – Ильдар окончательно решил, что врач не тот, и отказался от врача со словами: «Вы не врач из Москвы, я буду ждать другого, который из Москвы». Ильдар был уверен, что тот доктор – подставной, а настоящего не пустили (потому что – блокпост на дороге, слова Васильковой).

Мне страшно неудобно перед врачом из-за того, что ему пришлось съездить в Карелию напрасно.

Однако при таких обстоятельствах я бы тоже отказалась от медицинского обследования. Нам, на воле, сложно представить, как обстоят дела там, в этих чудовищных колониях, потому может казаться удивительным и иррациональным чрезмерные опасения за свою жизнь. Но думаю, что заключенные знают лучше, чего им стоит опасаться.

Что касается вопроса о том, как глупо я выгляжу, то я готова выглядеть сколь угодно глупо, если удастся каким-либо образом спасти от пыток хотя бы несколько человек из тех десятков заключенных, которые уже пожаловались на пытки.

Человеческие жизни намного важнее, чем то, как я выгляжу в глазах окружающих.

Анастасия, вы в свое время безуспешно искали в Киеве бандеровцев - не нашли, не хотите попробовать еще раз постоять в Киеве с Российским флагом и поискать их - может быть наконец они таки сыщутся? А то как то неудобно получается - 1 января их там были тысячи если не десятки тысяч, празднующих ДР своего кумира, а вы вот не сыскали! Заодно поделитесь впечатлениями от действий новой полиции в демократической Украине и их коренном отличии от тоталитарных полицейских в России.

В Украине я была один единственный раз в своей жизни, и за событиями там особенно не слежу – сейчас слежу исключительно за пытками в Карелии.

Если внезапно поеду ещё раз, могу постоять хоть с российским флагом, хоть с флагом Северной Кореи – очень интересна реакция людей на это.

Когда я была журналистом и снимала на фотокамеру акции против войны на Донбассе в Москве, я с горечью видела, как странные люди преследуют митингующих с плакатами за мир, которые держали вместе российский и украинский флаги, символизируя дружбу народов.

Я неоднократно наблюдала, как эти странные люди пытались вырвать и вывалять с грязи и российский, и украинской флаги. Но особенно украинский, заявляя о ненависти к украинскому народу.

Поэтому меня поразило отношение украинцев ко мне, девочке из Москвы – никакой ненависти, даже неприязни, не было вообще, хотя я её ожидала.

Ведь по телевизору нам постоянно рассказывают, как в Киеве запрещают говорить по-русски, нападают на русских. А меня с моим полным незнанием украинского незнакомые люди и провожали до метро, и помогали разобраться в путеводителе.

Но самое удивительное произошло, когда я делала репортаж о драке активистов «Правого сектора»* и местной милиции.

Я с фотоаппаратом бегала между «правосеками» и мииционерами, уворачиваясь от дубинок и дымовых шашек, и в репортёрском запале не заметила, как милиция неожиданно ретировалась с места драки. Я оказалась практически наедине примерно с двадцатью людьми с символикой «Правого сектора». И успела подумать только: «Ну всё, теперь мне с моим московским говором - конец».

Один из парней в черно-красном шарфике подошел ко мне и спросил: «А ты что, из Москвы?».

«Да», - пискнула я, мысленно прощаясь с жизнью. «А, ну ладно», - ответил парень. – «В первый раз в Киеве? Подсказать, где автобусная остановка?».

Страшный «Правый сектор» меня не избил, не съел, не распял на кресте.

Потом я пошла делать репортаж с новых протестов на Майдане, и встретила там коллегу по работе, местного журналиста Андрея Игнатчика.

Отсняв репортажи, мы пошли в кафешку, где начали болтать, и я рассказала, что в Москве на протестных акциях нападают на людей с флагом Украины. И сказала, что, мол, интересно попробовать так же встать на Майдане с российским флагом – интересно, какая реакция будет?

Андрей идею поддержал.

Никакого российского флага у меня с собой, конечно же, не было, и потому мы купили в ближайшем ларьке маркеры и нарисовали флаг России на моём электронном билете из Москвы в Киев. С этим рисунком я походила по Крещатику, по Майдану, Андрей снимал на видео. Мимо ходили люди в военной форме с нашивками «Айдар», «Азов», и никто меня не трогал.

Кстати, потом несколько человек этих меня нашли на Facebook и написали: «Ой, а я вот тот человек в военной форме, который на вашем видео, а вы на самом деле думали, что мы вас будем бить?».

Да, на самом деле думала. Теперь не думаю. Если не верите, можете тоже такой эксперимент поставить. *экстремистская организация, запрещена на территории России.