Ответы Алексея Уминского на ваши вопросы - Алексей Уминский - Без купюр - 2017-01-10

Почему надо верить в то, что невозможно проверить? Не лучше ли просто надеяться?

Дело в том, что вера и надежда – категории несовпадающие, но очень близкие друг к другу.

Та надежда, которая сопоставима с верой, она не похожа на ту надежду, которую обычно имеют в виду люди в быту. Мы называем надеждой чаще всего то, что обычно принято называть словом мечта. То есть, когда мы на что-то надеемся, мы о чем-то на самом деле мечтаем. И поэтому наши надежды – они чаще всего бывают несбыточными. И чаще всего ничего так сильно не разочаровывает человека, как надежда. Это очень ненадежная вещь, хотя слово «надежда», и слово «надежность», как это ни странно, слова однокоренные. И поэтому, конечно, надеяться необходимо, потому что вера и надежда – они всегда идут вместе.

Апостол Павел говорит, что вера – это уверенность в вещах невидимых.

Так вот, оксюморон: уверенность в вещах невидимых. И вера – это не представление о чем-то небывалом, не какое-то неопределенное состояние души, как люди обычно под словом «вера» понимают: «Вот Бог у меня в душе», или: «Я думаю, что там что-то такое есть. Наверное, есть что-то, что можно назвать Богом». Вот это к вере отношения не имеет. К вере имеет отношение уверенность в твоем, скажем так, неуверенном пути к Богу, которому ты доверил свою жизнь. Слово «вера» – оно определяется, мне кажется, двумя очень важными понятиями. С одной стороны, это верность, а второе понятие – это доверие, что тоже является словами однокоренными со словом «вера».

Когда ты доверил свою жизнь Богу и когда ты становишься ему верным, то есть верным его заповедям, верным его учению, верным его взгляду, скажем, сверху на тебя – тогда это можно называть словом вера.

Вера – не просто представление о чем-то неизвестном. Вера – это всегда путь к тому, что не может быть рационально объяснено просто как профессия или как увлечение, или как реализация твоих собственных талантов – то, что мы обычно называем человеческим предназначением на земле. Вера – это всегда стремление к высшему и к тому, что выше, больше тебя.

А надежда – это упование, скажем так.

Слово «надежда» определяется упованием на то, что ты на своем пути никогда не будешь одинок, что твой путь, конечно же, всегда будет принят, потому что если твой путь верный, то у тебя есть основания уповать, то есть надеяться на то, что даже если ты заблудишься, даже если ты ошибешься, даже если ты на своем пути споткнешься и упадешь, то милостивая рука свыше тебя обязательно поддержит и направит.

А.Уминский: У нас в православии нет догмата о непогрешимости патриарха

Отец Алексий, постоянно "спотыкаюсь" о фразу "Собирайте себе друзей богатством неправедным". Растолкуйте, пожалуйста.

Эта фраза из Евангелия, когда Господь приводит притчу о неправедном управителе.

Это Евангелие от Луки, глава 16-я. Эта притча о том, что у одного богатого человека был управляющий его имением, на которого было донесено, что он управляет не очень честно и расточает его имение. Тогда хозяин позвал к себе этого управляющего и сказал, что он уволен – это я так, своими словами пересказываю текст притчи. И вот перед своим увольнением этот управляющий собрал кредиторов, которые были должны хозяину и сказал, чтобы они в своих долговых расписках написали следующее… Если человек был должен 100 мер масла, то он должен был написать, что должен не 100, а 80. А другой должен был сколько-то мер пшеницы – 80, например – «А ты напиши не 80, а 50». И каждому снизил меру его долга. Когда хозяин узнал об этом, он его похвалил, потому что он приобрел себе друзей неправильным способом.

Казалось бы, собственно говоря, притча говорит о том, что человек поступил очень нечестно, с одной стороны.

А с другой стороны, приобрел себе друзей тем, что он снизил меру их долга. Но притча говорит не столько о нечестности данного управляющего, сколько о том, как мы распоряжаемся своим собственным потенциалом. Потому что в данном случае под хозяином в этой притче разумеется сам Господь Бог, а под управляющим его имением, наверное, имеется в виду, собственно говоря, любой человек, потому что каждому из нас Бог доверил какие-то свои собственные дары, то есть мы распоряжаемся теми талантами, которые есть от Бога. И распоряжаемся ими по отношению к людям, которые от нас каким-то образом зависят. Каждый из нас находится в том положении, что от нас кто-то зависит.

Надо сказать, что в древности подобные управители, управляющие, они жили с того процента, который накручивали на долги этих вот кредиторов.

То есть у них не было собственного содержания, а содержание составляла та маржа, которую они брали свыше от управления этими самыми кредитами, которые они раздавали. Ну, скажем, люди брали в аренду виноградник или оливковое поле, или пшеничное поле, и должны были вернуть хозяину определенную долю с урожая. А управляющий брал себе в качестве дохода чуть больше, и это была его, собственно, плата. В данном случае он отказывается от своей маржи, что называется, от своего дохода в пользу кредиторов, то есть он снимает с них обременение, которое сам на них наложил, и тем самым получает в их лице людей, которые ему становятся благодарными. Он снизил меру их ответственности, он снизил меру их долга перед самым главным хозяином.

Когда я в свое время, в юности тоже спотыкался об эту притчу – на самом деле, это самая сложная притча в Евангелии, о нее все спотыкаются – я у своего духовника спрашивал, как это понять, как это приложимо ко мне самому.

А тогда я работал учителем в обычной средней школе. И он спросил меня: «Хорошо, представь себе, приходит к тебе ученик. И парень он хороший, а тот французский язык, который ты ему преподаешь в школе, в Бибирево, ему, в общем, не сильно нужен. Но вот если ты поставишь ему двойку, то ты, в общем, сильно его зарубишь, потому что он может остаться на второй год или у него будут большие неприятности с родителями и всякое такое. Но ты же можешь поставить ему тройку, и тем самым ты поступишь неправильно, но будешь управлять своим имением неправильно. Но в лице его ты приобретешь друга, потому что надо человеку помочь».

И он мне, в общем, правильно ответил, потому что я, как всякий учитель – он же, если нормальный учитель, он же всегда может хорошему парню немножко натянуть оценку, снизить меру ответственности какого-то человека, который изо всех сил старается, но не может.

Это зависит от каждого человека – немножечко быть по-доброму несправедливым, то есть справедливость не с точки зрения требовать должного, а немножечко снижать меру со своей требовательности по отношению к людям.

Так могут относиться, скажем, начальники к подчиненным. Так должны относиться родители к своим детям. Так должны относиться все люди по отношению к тем, кто от них зависит. Вот приобретать себе людей, но богатством неправедным. Не быть очень требовательным к людям, прежде всего, а как-то быть к ним снисходительным и справедливость превращать в милость.

А.Уминский: Если монах не исполняет обет бедности – он не может удержать в нормальной узде свою плоть

Приближается столетие Февральской революции и Октябрьского переворота. Почему событие столетней давности стало возможным в практически 100% православной стране? Почему у православной церкви не было никакого авторитета, чтобы вмешаться и предотвратить катастрофу? Должны ли быть сделаны уроки из этих событий, и если да, то какие?

Замечательный вопрос.

Церковь вполне хлебнула горя… Церковь не может не быть ответственна за те события, которые произошли сто лет назад. Без всякого сомнения, это так. Действительно, Октябрьская революция была прежде всего революцией не только против государства, но конечно же, против церкви. И то, что сказал в свое время Лесков о русском народе, что русский народ был крещен, но не просвещен – это действительно явилось в революции 17-го года. Ответственность церкви за то, что она оказалось бессильной перед государством в защите интересов народа в течение многих-многих веков; то, что церковь была полностью подчинена государству Петром I и лишена своей свободы в течение двухсот лет… Перед революцией только было восстановлено патриаршество и какая-то церковная независимость от государства. Это, конечно, является одной из причин революции, конечно – то, что церковь стала аппаратом государства. В 200-летний период церковью управляли министры от государства, обер-прокуроры Священного Синода, они управляли церковью как министерством.

Церковь, к сожалению к величайшему, была в состоянии, в котором не сумела донести до народа полноту евангельской истины. Это все так, к сожалению. Именно поэтому церковь оказалась первой под ударом. И тот самый народ-богоносец, который, казалось бы, является носителем православия в той самой триаде уваровской, которая была сформулирована как «самодержавие, православие, народность», оказался первым уничтожителем той самой церкви, в которой он был крещен и которой он принадлежал.

Без всякого сомнения, из этого должны быть сделаны самые серьезные уроки, особенно в отношениях церкви и государства и в отношении внутренней церковной свободы в проповедях и в возвещении правды.

Здравствуйте! С уважением к вам, но вопрос у меня будет неудобный и может некорректный, я не знаю. А.Невзоров сказал недавно: "Понятно, что там примерно треть педофилов будет иметь то или иное отношение к Русской православной церкви. Я уж не говорю про те примеры, которые у нас все на слуху и на глазах…". И дело не в его словах, а в том, что такая проблема вероятно есть. И может ли ее не быть, если священнослужители ограничены в вопросе создания отношений, в том плане, в каком это понимают большинство людей (одни отношения, другие, третьи, четвёртые и когда-то, ты находишь женщину, которая станет супругой). То есть, если эта здоровая человеческая потребность подавляется, то вероятно она будет как то по-другому неадекватно проявляться, вот как сказал Невзоров. Что вы по этому поводу думаете? Может, я неправильно информирован и вы меня тогда поправите. Спасибо.

Я думаю, Александр Глебович очень свободно трактует свои представления о количестве педофилов, так или иначе принадлежащих к Русской православной церкви, надо сказать.

Ну, пускай будет на его совести. Я вряд ли буду это комментировать, потому что это странно звучит и, конечно, неоправданно.

Я, в общем-то, все-таки не думаю, что церковь как таковая, члены церкви как таковые имеют какое-то серьезное отношение к этой проблеме.

Хотя без сомнения среди, наверное, людей, принадлежащих к церкви, есть всякие уроды, в том числе и среди священнослужителей. Но все-таки так треть церкви к педофилии относить, наверное, было бы совершенно неуместно.

Но вопрос ведь не об этом.

Речь идет о том, что церковь учит подавлять в себе какие-то естественные человеческие потребности, и это подавление является причиной какой-то болезненной сексуальности – об этом идет речь. Что я хочу сказать. Все-таки проблема, она, наверное, не в этом, не в педофилии. Хотя вот сейчас громкое дело – обвинение священника Глеба Грозовского в педофилии. В течение долгих лет это дело длится. Он недавно выслан из Израиля. Сейчас он помещен в тюрьму в Санкт-Петербурге. Это дело длится. Он своей вины не признает. Очень многие люди считают его невинно осужденным. Я тоже думаю, что за ним этой вины нет, и там есть какая-то странная ситуация, которая это обвинение педалирует. Не знаю, в чем там дело.

Но разговор не в этом.

Дело в том, что все-таки православное священство в отличие от католического священства, где проблема педофилии выражена была в огромных гомосексуальных и педофилических скандалах, которые потрясли католическую церковь в последние 10 лет, - все-таки такого в православии нет по причине того, что православное священство женато, и православные священники все имеют в основном хорошие многодетные семьи, в большинстве своем так происходит. Поэтому проблема педофилии в среде православных священников, может быть, скажем так, минимизирована. Она, наверное, существует в отдельных случаях, отдельные преступления на этой почве совершаются, но отнюдь не носит какого-то массового явления.

Разговор, наверное, идет о монашеской среде, о среде тех, которые замешаны не столько в педофилических сандалах, сколько в гомосексуальных каких-то связях, которые время от времени выявляются, являются, по крайней мере, темами для обсуждения в социальных сетях, в интернете и в основном на форуме отца Андрея Кураева.

Был не так давно, несколько лет назад подобного рода скандал в семинарии в городе Казани, который как-то всколыхнул церковь по жалобам студентов вполне совершеннолетних, которые жалуются на сексуальные домогательства со стороны преподавателей, носящих священный сан, которые были в монашеском постриге.

Эта ситуация действительно была. Я думаю, что подобные ситуации, к сожалению, в церкви действительно являются реальностью.

И в данном случае, я думаю, речь как раз идет о тех иерархических должностях, которые могут быть только у монахов.

Потому что на самом деле карьерный рост в Православной церкви, попадание в ряды высшего духовенства, он в Православной церкви доступен только для монахов. Поэтому все высшие церковные должности – епископы, архиепископы, митрополиты, патриарх – это все должности, которые носят люди… монахи, в монашеском постриге. И вот в этой среде, к сожалению – не могу сказать, насколько это массовый характер носит, но даже если это не массовый характер носит, это носит характер скандальный и очень болезненный для церкви – эта проблема, к сожалению величайшему, всегда замалчивалась и внутри самой церкви никогда не решалась каким-то нормальным способом. То есть люди, которые попадали в гомосексуальные скандалы, они никогда не были публично осуждены. Эти люди никогда публично не лишались сана, никогда не лишались публично своих должностей. Обычно тихим образом они переводились с места на место, потихонечку выводились в какие-то менее значимые кафедры, епархии, чтобы этот скандал потихонечку затихал.

А сейчас при таком активном действии информационного поля, соцсетей это уже невозможно.

Я уверен, что подобные ситуации все чаще и чаще будут выходить наружу. Поэтому церковь обязана с этим как-то справляться. Я не думаю, что причиной этого является то, что наш корреспондент Григорий нам написал, - что это подавление человеческих потребностей. Дело в том, что монашество – это путь добровольный. Никто тебя не заставляет быть монахом, никто тебя не заставляет брать обет целомудрия и обет безбрачия. Это путь для людей, которые сами для себя выбирают путь монашеской аскезы, и для этого существует огромное количество, наверное, таких практик монашеских, не которое подавляют человеческие естественные порывы, а которые сублимируют, выводят эту энергию в другую совершенно сферу. Потому что, естественно, большинство монахов люди целомудренные и люди все-таки живущие по заповеди.

Я думаю, что здесь имеется в виду как раз то искушение, когда монахи живут не в монастырях, а получают высшие церковные должности, которые связаны с большой властью человека, которые связаны с большими финансовыми возможностями человека, с другим уровнем жизни, то есть возможностями роскоши, возможностями окружать себя комфортом, пользоваться церковной властью, как и пользуются люди нецерковные.

То есть окружать себя всеми атрибутами этой власти, как это делается в светском обществе. И это является, мне кажется, самым большим искушением. Потому что монахи берут на себя обет не только безбрачия и целомудрия, но и обет нестяжания, то есть бедности, отказа от имущества и обет послушания. То есть это люди, которые должны быть в некоем служении другим людям.

А у нас получается наоборот.

Если монах не исполняет обет бедности, не воспринимает свою должность как служение другим, а считает, что ему должны служить – то конечно, он не может удержать в нормальной узде свою плоть. Тогда этот обет тоже будет нарушаться.

Вот мне кажется, что причина этого не в подавлении рефлексов, а в том, что в разнузданной жизни людей, которые не умеют пользоваться ни властью, ни деньгами, которые им в руки приходят.

Вот и всё.

А.Уминский: Церковь не может не быть ответственна за те события, которые произошли сто лет назад

Добрый день, отец Алексей. Я стараюсь быть христианином (православным). Однако у меня все время как у христианина возникает вопрос. Если я не согласен с позицией РПЦ (Патриарха), в его позиции по политическим и государственным вопросам, это грех? И могу ли я критиковать то, с чем я не согласен? Это для меня всегда сложный выбор.

Дорогой Олег, у нас нет такого в православии догмата о непогрешимости нашего патриарха.

У патриарха, как у любого человека, может быть позиция, в том числе, выраженная его личным отношением к политике, государственной власти и так далее. Иногда эта позиция может быть не только личной патриарха, но и неким историческим курсом современной церкви.

Ваша личная позиция несогласия вполне может быть уместной, то есть не является грехом.

Если вы не согласны с какой-то политической программой, какой-то общественной программой, которую озвучивает патриарх в данный момент, в данной исторической ситуации, вы имеете право на свое личное мнение. Ваше несогласие с патриархом может быть грехом только тогда, когда вы противоречите догматическим вопросам церкви, которые выражает патриарх как глава местной православной церкви, в данном случае Русской православной церкви.

Патриарх – хранитель веры, хранитель догматов.

Вот если патриарх говорит об учении, о догматическом учении церкви – о Боге, о церкви, о таинствах – а вы с этим не согласны, тогда, конечно, это грех. Потому что учение церкви, выраженное словами патриарха, это, действительно, очень важно, это свидетельство о нашей истине, свидетельство самого христианства и самого православия.

Если же речь идет о каких-то вещах исторических, вещах политических, то политическая позиция может быть разной. В нашей церкви люди разных политических убеждений. Наша церковь – не политическая партия. И патриарх, между прочим, тоже об этом часто говорит, что церковь – для людей разных политических взглядах. Поэтому ваша политическая позиция может быть вполне уместной для вас самого. Это не значит, что она правильная или неправильная, просто вы на нее имеете право.

Господин Уминский! Почему церковь не подаёт свой голос за всех непрaведно осуждённых? К примеру, Олег Сенцов. Даже если признать, что то, в чём его обвинили правда, то наказание (20 лет лагерей) настолько несоразмерно, что может быть вынесено только во сне, но не в реальности. Ответ, что церковь не вмешивается в политику - не может быть принят, потому что приговор Сенцовa и есть политика, а значит абсолютно несправедлив. И это в свою очередь значит, что церковь, которая только и только за милосердие, обязана подать голос. В противном случае, это не церковь, а туфта. Всё мировое элитарное творческое сообщество за него просит, а русская церковь молчит. Позор!

Это вопрос очень хороший, действительно.

Вот о чем идет речь. Да, действительно, церковь имеет такую обязанность – возвышать свой голос перед властями не только за невинно осужденных, иногда даже за осужденных, может быть, по каким-то справедливым статьям. У церкви есть такая обязанность – печалование перед властью. Печалование перед властью, она так называется. Более того, эта обязанность церкви сформулирована самой церковью в ее социальной концепции, которая была опубликована в 2000 году. Во-первых, в разделе «Церковь и власть» там есть такие вещи, что церковь печалуется перед властью за свой народ и за тех, которые и невинно осуждены, и вообще за осужденных. А дальше больше сказано – что в случаях, когда государство явным образом призывает свой народ к нарушению заповедей, к жизни антихристианской, то церковь может призвать народ к неповиновению властям. Это все в официальном церковном документе значится.

Но вот только, к сожалению, действительно, на сегодняшний день мы не видим такого печалования церкви перед властью не только за невинно осужденных – здесь церковь может всегда сказать: а где критерий невинно осужденного, кто может точно сказать, осужден он правильно или неправильно?

И церковь все время говорит: «Это не мы решаем, эту суды решают. Мы не знаем, кто прав, кто виноват». И так далее. Но, тем не менее, поскольку церковь сегодня находится в очень близком контакте с государственной властью, очень таком ближайшем общении, то само по себе печалование перед властью за людей, которых эта власть осуждает и бросает в тюрьмы, всегда может восприниматься этой властью как недружественные шаги. И поэтому, конечно же, эта форма печалования перед властью – это один из критериев настоящей церковной свободы: обладает ли церковь сегодня настоящей свободой или не обладает? Может ли она возвысить свой голос в пользу невинно осужденных или просто осужденных властью или не может – вот сегодня это как раз, наверное, свидетельство того, что церковь, к сожалению, этой полнотой свободы не обладает или боится ею обладать. Это первое.

Второе: для того, чтобы такое случилось, необходим в церкви, мне кажется, настоящий орган печалования перед властью.

Ну например, в свое время при президенте России был комитет по помилованию, по-моему, он перестал существовать. И в этот комитет по помилованию входили прекрасные люди России, в том числе и священники. И вот этот комитет по помилованию все время обращался к власти по поводу разных людей и имел возможность обратиться к президенту, и президент по представлению этого комитета миловал людей, сокращал тюремные сроки.

Вот что-то подобное, мне кажется, должно быть и в церкви.

Потому что для того, чтобы церковь занималась этим вопросом – обращение к государственной власти с печалованием – должен быть целый орган, который изучал этот вопрос. Потому что церковь должна обращаться к власти не только по насущным, очень громким информационным поводам, связанным с Олегом Сенцовым или с Савченко или какими-то другими людьми. Потому что на самом деле в тюрьмах России сидит огромное количество людей, нуждающихся в помощи с стороны церкви и со стороны печалования. Огромное количество, в том числе и невинно осужденных людей, которые попадают в тюрьмы, потому что у нас плохо работает судебная система.

И надо сказать, что вот это вопрос печалования перед властью – он ведь перед любой властью обязательно должен существовать, потому что любая власть – это машина насилия определенная, машина, которая не работает идеально, машина, которая при самом благоприятном законодательном режиме, при самых хороших судах все равно будет давать какие-то сбои, все равно будет нуждаться в каком-то вовне стоящем органе, который будет действовать на эту власть с точки зрения не рационального, не законного, а с точки зрения просто милосердия, которое должно быть оказано людям, которые сидят в тюрьмах - невинно осужденным и повинно осужденным – они все нуждаются в милосердии.

Поэтому церкви просто необходимо изначально создать такой орган, который бы осуществлял позицию милосердия по отношению к осужденным.

У нас многие священники ходят в тюрьмы.

У нас многие священники занимаются с преступниками, в том числе с людьми, которые осуждены по строгим статьям. И очень многие люди, которые сидят в тюрьмах и общаются со священниками, могут быть уже помилованы, потому что многие из них по-настоящему – ну я просто знаю, потому что сам ходил в тюрьмы и хожу – изменились, на них можно посмотреть другими глазами.

Когда мы говорим об этих людях – Сенцов, Савченко – понятно, что это показательные суды, что эти люди являются примерами, которые государство держит в руке как какой-то козырь, который в нужный момент надо будет поставить или обменять.

Хотя такие вещи, конечно, показательные, как это случилось с Савченко, которую в нужным момент просто взяли и обменяли. Сенцов – такая же трагическая фигура, которая в данном случае используется государством в каких-то политических целях. Но дело не в этом. Дело в том, что не только он нуждается в милосердии, хотя он конечно же нуждается в нем. Дело в том, что у церкви действительно должен быть сформирован такой орган печалования, которого сегодня нет.

Не так давно – и я знаю, это мне известно было из СМИ – по просьбе патриарха был освобожден из плена в этих самопровозглашенных республиках донецких один из солдат украинской армии.

Он был именно по просьбе нашего патриарха освобожден. И это была довольно долгая работа, когда патриарх лично обращался. Я знаю, что к патриарху часто лично обращаются люди, политики, журналисты, правозащитники по поводу конкретных людей, которые так или иначе бывают в каких-то ситуациях арестованы или задержаны. И я знаю, что негласно, непублично вот такая работа по освобождению, по помилованию каких-то людей, по ходатайству за них, по крайней мере, ведется. Мне это известно. Я думаю, что это не очень известно всем остальным, но мне известно это.

Я думаю, к сожалению, что это не очень массово.

Вот например, я точно знаю, что в Грузинской церкви раз в году по ходатайству патриарха происходят амнистии для заключенных Грузии. Патриарх специально обращается с просьбой амнистировать такое-то количество. Там по 500-600 людей получают свободу по просьбе патриарха.

То же самое папа римский постоянно этим занимается, когда по его просьбам происходят такие акции милосердия государства по отношению к своим заключенным.

Сегодня в Русской православной церкви с этим пока слабовато у нас, к сожалению.

Я думаю, что эту позицию нужно обязательно формировать.

А.Уминский: Это зависит от каждого человека – немножечко быть по-доброму несправедливым

На Ваш взгляд, нужна ли встреча Папы Римского и Патриарха Русской Православной Церкви и для чего? Спасибо.

Ну конечно же.

Да, весь прошлый год мы обсуждали эту встречу. Слава Богу, она состоялась. Эта встреча почти что была нереальностью, потому что в течение многих лет было очень много препятствий, может быть надуманных, может быть каких-то не вполне даже правильных препятствий, которые мешали встретиться нашему Патриарху с Папой Римским. Это было невозможно при патриархе Алексее II, потому что это было связано с серьезным конфликтом на Западной Украине в 90-х годах, когда униатские священники, вообще, униаты, то есть те христиане, которые подчиняются римскому папе, но пользуются византийским, то есть православным обрядом богослужения, захватывали православные храмы на Западной Украине и там была практически такая религиозная война. Римский престол не мог этому помешать никаким образом и, по-моему, даже не очень хотел. И тогда был, конечно, очевидный конфликт с Римом, и встреча с римским папой была невозможно.

Она оказалась возможной в прошлом году при патриархе Кирилле.

Это высочайший прорыв в наших отношениях с Западом, это величайшая победа над таким, знаете, отчуждением, разделением двух ветвей христианства. Причем действительно, между нами давно есть довольно близкие отношения, в том числе в культурной области, в гуманитарной области. Но такого совместного заявления о мире, обращения к правительствам, в том числе, по умирениям разных конфликтов, до сих пор не было.

Все-таки хорошо, когда люди встречаются, а не ругаются, когда они обнимаются и находят общие слова для всех, кроме того, как это было раньше, когда мы все равно искали, что нас разделяет.

Наконец, может быть, нашло время искать, что нас соединяет. И между нами, скажем, христианами Запада и Востока гораздо больше общего, чем того, что нас разлучает и отчуждает друг от друга.

Считаете ли Вы, что в церкви (с маленькой буквы, как организации) скопилось много проблем, порождающих недоверие прихожан и нужно честное широкое их обсуждение? Что пора и полезно начать выносить сор из избы?

В общем, я об этом уже немножко сказал - о том, что есть вещи, которые необходимо в церкви обсуждать гласно внутри себя.

Церковь – это живой организм. Естественно, что церковь – это, конечно, семья, прежде всего, и конечно, в такой огромной, большой семье не может не быть проблем. Семья не может жить, ничего не меняя. Даже ремонт вы должны, по крайней мере, время от времени производить в квартире, иначе все будет запущено.

Это только в армии, где по уставу все живут, ничего менять не надо.

И то там иногда происходят изменения. Конечно, церковь – живой организм, в котором необходимо все обсуждать гласно, обсуждать открыто, ничего не бояться, потому что церковь – это общество людей, которые друг другу могут доверять. Церковь как любой другой организм может болеть. Но если она не будет себя лечить, то любая болезнь может оказаться сильней, чем организм. И поэтому здесь даже не разговор: конечно, нужны честные обсуждения, и можно выносить сор из избы. Сор из избы надо обязательно выносить. Не обязательно из этого сора делать кучи на улицах; этот сор должен выноситься в нужное и правильное место. Но сор из избы выносить необходимо.

А.Уминский: Вера и надежда – категории несовпадающие, но очень близкие друг к другу

Уважаемый о. Алексей! Евангелие учит нас совершать благие дела тайно, но мне и другим людям приходится призывать в социальных сетях друзей и знакомых переводить на благотворительность, чтобы собирать огромные суммы, непосильные одному человеку. Чувствую, что это правильно, но все равно гложет сомнение. Спасибо.

Но это же одно другому не мешает.

Дело в том, что совершать благие дела тайно и заниматься организацией благотворительности в социальные сетях – это вещи, которые друг другу не противоречат. Ведь когда человек собирает эти огромные суммы с других для благого дела, разве он может сказать, что это он совершает благое дело? Конечно же, это дело свершается другими людьми. Его дело десятое – организовать. Его дело в стороне.

Если человек приписывает себе это доброе дело, он конечно поступает опрометчиво, потому что, на самом деле, он приписывает себе те огромные суммы пожертвований, которые сделали другие для исцеления, для операций, для сбора помощи больным людям.

Но ведь это же не ты, не твои деньги, это чужие деньги. Твое дело – просто правильно все организовать. Это твой малюсенький вклад в огромное дело других.

Но если ты себя считаешь главным, то конечно, это антиевангельски, антихристиански.

Ты себе приписываешь заслугу. Ты никто. Вот если человек, который занимается благотворительностью смиренно, понимая, что он, собственно говоря, десятая спица в колеснице, а все остальное делается другими людьми, которым он очень благодарен, которые, действительно, делают это доброе дело, то все в порядке. Если человек приписывает все себе, но, наверное, это нехорошо.

Для кого-то мой вопрос на первый взгляд может показаться простым и не существенным, но это только на первый взгляд. Вопрос звучит так "Какова роль стартовых условий в жизни человека?" Под стартовыми условиями понимаются такие составляющие, как родители (их уровень образованности, воспитанности, материального обеспечения и пр.), учителя, генетика, среда обитания, окружения и т.д. Головорезом, вором, лгуном, хамом, лицемером и так далее, человек рождается или становится? Из прошлых ответов на этот вопрос есть интересные мнения, например "Да, стартовые условия (или еще можно назвать – потенциал) имеют сто процентов влияние до 25 лет." И.Хакамада, "Конечно, на формирование человека влияют и родители, и школа, и учителя, и генетика. Но сильно влияет социальная среда." С.Шаргунов. А каково ваше мнение по этому вопросу (ответ можно дать более полно)? Если в ответе будет речь о проценте, скажем стартовые условия играют в жизни человека лишь 50% или 40%, а может быть и все 100%, то хотелось бы прочитать и аргументацию к этому ответу о процентах. Тут как дополнение к этому вопросу может быть вопрос и о таланте человека, где-то я прочитал, что он даётся всевышним, так ли это?

Дело в том, что стартовые условия, о которых написано, имеют огромное значение в жизни человека.

Ну, очевидно, что если человек рождается в благополучной семье, обеспеченной семье, с возможностями хорошего образования, воспитанный и так далее, то у него есть возможности быть одним человеком. Если человек рождается в среде алкоголиков, наркоманов с низким образовательным цензом и вообще в семье без возможностей, у него другие возможности. Это даже настолько очевидно, что чего об этом говорить. Но говорить об этом я могу вот с какой точки зрения – что и тот, и другой человека равны и драгоценны для Бога; что стартовые условия для людей, но не для Бога, потому что Бог одинаково с любовью относится и к человеку, который родился в семье олигарха, который родился в семье царя и к человеку, который родился в семье дворника, к человеку, который родился в семье преступника и наркомана. Одинаково относится Господь ко всем.

И по этому поводу есть замечательная история у одного святого, преподобного аввы Дорофея, который говорит: «Представь себе такую ситуацию, - а он жил в 7-м веке в Сирии, - что на рабовладельческом рынке среди продававшихся рабов две девочки сестры. И вот проходит мимо этого рынка одна благочестивая монахиня и покупает себе в услужение одну из девочек. И воспитывает ее в благочестии и чистоте, заповедях божиих и во всем прекрасном. А потом появляется на рынке развратница, содержательница притона, проститутка, блудница и берет себе вторую девочку. И воспитывает ее у притоне среди разврата, среди ругани, среди пьянства, среди всякого беззакония и всякого греха. Вот две девочки, оказавшиеся в странных условиях жизни. Представь себе, - говорит он дальше, - что и та, и другая выросли, и та и другая совершили какой-нибудь ужасный поступок. Как ты думаешь, кто из них будет более виновен перед Богом: та, которая была воспитана в чистоте, целомудрии, во всяком добре и любви, или так, которая кроме мата и разврата вокруг себя не видела?». Поступок один и тот же.

Суд человеческий по отношению к ним будет не такой, как суд Божий. И поэтому тут разговор о том, что каждый человек перед Богом драгоценен и каждый человек ведется Богом непостижимыми судьбами, но Бог ведет каждого человека так, чтобы привести его ко спасению. И в каких бы человек условиях жизни не находился, выбор между добром и злом у него всегда есть на любом уровне. Человек все равно будет выбирать между добром и злом. Богатый он или бедный, воспитанный он или невоспитанный, вырос он в условиях стартовых с самым высоким значением или самым низким – все равно в его жизни будет этот выбор. И все равно этот человек будет любим Богом, несмотря ни на что.