Рисуем пейзаж в прямом эфире - Михаил Шканин - Открывашка - 2013-12-01

С.БУНТМАН: Начинаем, мы готовимся одновременно, «Открывашка» открывается. Пожалуйста, ребята, сейчас мы будем рисовать. Вам, по возможности, показывать и давать какие-то советы. Во всяком случае, вместе будем. И мне это тоже очень интересно. Потому что у нас в гостях Михаил Шканин, здравствуйте. Юля, да?

Ю.ШКАНИНА: Юля.

С.БУНТМАН: Юля Шканина. Вы родственники?

Ю.ШКАНИНА: Уже да. Три года как.

С.БУНТМАН: Хорошо. Чудесно. И вот эти родственники будут сейчас рисовать, причем такую штуку, как пейзаж. Как мне хотелось и до сих пор хочется что-нибудь нарисовать, особенно пейзаж. Но вот я не знаю, деревья не получаются.

М.ШКАНИН: Да, это одно из самых сложных.

Ю.ШКАНИНА: Это вечная проблема.

М.ШКАНИН: Особенно если пересчитывать все ветки.

Ю.ШКАНИНА: И листочки.

С.БУНТМАН: Я был маленький, бабушка приезжала на дачу, брала лист такой из альбома моего ужасного со всякими рыцарями убогими и так далее, вырывала лист, брала мои акварельные краски, которые я считал несовершенными и считал, что в красках все дело, что у меня плохие краски, и бабушка моя брала и делала этими красками чудеснейший пейзаж акварелью, прямо у нас там на даче. И я как-то так был в восторге. Ну, бывают люди, совсем не способные рисовать?

М.ШКАНИН: Мне кажется, нет. Если говорить о детях, они все одаренные и все талантливые. Просто бывает среда и преподаватели, которые начинают настолько серьезно их учить, что бедный ребенок бросает кисточки. У меня было то же самое с музыкальной школой.

С.БУНТМАН: Заучили?

М.ШКАНИН: Передо мной стояла суровая женщина и учила. Так учила, что… хотя потом, лет через пятнадцать, у нас была своя рок-группа и мы играли, я очень любил это и не мог понять – какое же это несоответствие: музыкальная школа, где все ненавидят музыку, а только вышли во двор…

С.БУНТМАН: И сразу все такие музыкальные стали.

М.ШКАНИН: Сразу стали все петь и играть.

С.БУНТМАН: Замечательный композитор Николай Николаевич Каретников говорил: «Я не могу без ужаса вспоминать, когда меня годами заставляли перепиливать проклятый ящик!» На виолончели его учили. Ну хорошо, давайте попробуем. Вот пейзаж. Мы видим что-то замечательное. Даже и сейчас, когда листья попадали все уже.

М.ШКАНИН: Но сейчас у нас лег замечательный снег, красивый, белый.

С.БУНТМАН: Можно показать вот это и сказать – это все в снегу. Вот это пейзаж. Это снежное поле. Ну а с чего начать-то?

М.ШКАНИН: Начать с эмоций, наверное. Даже в пейзаже. Закрутить какую-нибудь хитрую… если мы, допустим, рисуем зиму… можно показывать, да? Открывать краски?

С.БУНТМАН: Да-да. Да, ребят, у нас, конечно, камеры несовершенные, но все равно вы уж посмотрите и уж поверьте, потому что, прежде всего, чтобы рисовать, мне кажется, прежде всего это ваше воображение и фантазия должны быть. А почему мы рисуем зиму, а вы беретесь за тюбик, на котором желтая полоска?

М.ШКАНИН: А я вот хочу попытаться сделать зимний свет, и мне кажется, без желтого это будет очень сложно. Мы можем выдавить белую краску.

С.БУНТМАН: Вот прямо выдавливаем.

М.ШКАНИН: Вот прямо из тюбика берем и выдавливаем ее, да, и можем что-нибудь, например, нарисовать.

С.БУНТМАН: Прям тюбиком?

М.ШКАНИН: Да, хлоп, и у нас есть дерево. Еще пара мазков. Очень просто. Ну, это, допустим, такой пейзаж, эмоциональный. Потом, может, мы еще будем классический немножко.

С.БУНТМАН: Но вот смотрите, я могу поднять, даже на просвет, вот мне даже видно, есть контур. Вот условное совершенно такое дерево, но оно не условное, оно безусловное, оно сразу проросло, у меня такое ощущение, и здесь что-то, какое-то поле.

М.ШКАНИН: Да, можно сделать пруд. Можно вообще Чистые Пруды сделать и там поставить домики. Допустим, те же яркие краски не мешают зимнему пейзажу, ведь дома могут быть тоже разноцветными. Мы можем сделать крыши.

С.БУНТМАН: Красные, да?

М.ШКАНИН: Например. А потом сверху возьмем и присыпем все это снегом. Тем же нашим белым тюбиком. Раз.

С.БУНТМАН: А что за краски у нас?

М.ШКАНИН: Это краски акриловые. Это не та страшная акварель, которую всем в детстве… Я вообще не понимаю, почему начинают учить с акварели, это очень сложно.

С.БУНТМАН: Это сложная штука. Кстати говоря, было большое счастье, когда мы мазали-мазали этой протекавшей сквозь лист акварелью, и капнешь, и все поехало куда-то. А потом этот переход на не менее сложную и страшную штуку, гуашь, это было счастье! Ну, я уж не говорю, когда фломастеры появились.

М.ШКАНИН: Акрилом можно много раз переписывать, гуашью тоже. Акварель не терпит переписи, поэтому для ребенка, который хочет экспериментировать, вертеть и поворачивать, акварель ужасна. Она оставляет какое-то чувство, что все, запорол. Взял, и все испортил. А акрил – это профессиональная краска, она очень стойкая, не ломается, не сыпется, в отличие от гуаши, с листа. Вот нарисовал, и через со лет…

С.БУНТМАН: И она сейчас, в общем-то, везде есть.

М.ШКАНИН: Да, она доступный материал. Поэтому мы используем в студии акрил.

С.БУНТМАН: Вот здесь сразу взрослые говорят: «Да, тюбиками рисовать -это дорого!»

М.ШКАНИН: Тюбики у нас маленькие.

С.БУНТМАН: Это маленькие тюбики и рисуют экономно. Так что нечего. Сразу – дорого, не трать краску!

М.ШКАНИН: Ван Гог тоже рисовал тюбиками некоторые из своих пейзажей.

Ю.ШКАНИНА: Ну теперь они и стоят дорого.

С.БУНТМАН: Ну вот смотрите, сделали мы пейзаж, кусочек, начали, да? И получилось сразу у нас самое главное – пространство. Ребята, у нас получилось пространство. Потом, мы очень часто забываем, когда начинаем вырисовывать контуры всего, у нас получается, что у нас все плоское и корявое.

М.ШКАНИН: Да. В пейзаже главное – ухватить вот этот порыв, который вас заинтересовал. Либо это солнце светит, либо это снег лежит, и попытаться передать вот это чувство, эмоцию. Детали вы дорисуете всегда. Сейчас можно взять тонкую кисточку и начать поверх моего рисунка рисовать. Мы сейчас даже попробуем, немножко подсохнет.

С.БУНТМАН: Можем сесть и задуматься, что это у нас за дерево. Это какое дерево – с которого листья уже попадали?

М.ШКАНИН: Скорее всего.

С.БУНТМАН: А почему это не может быть у нас корабельная сосна, с которой ничего не попадало, только все высоко у нас растет? Это что такое желтое у нас появилось под деревом?

М.ШКАНИН: Листья, которые попадали.

С.БУНТМАН: Ну-ка быстро их закрываем снегом, потому что уже снег пошел.

М.ШКАНИН: Да, и можно перерисовывать каждый раз, ставить сверху еще точки и менять состояние пейзажа. Допустим, да, если это сосна, мы можем добавить зеленый.

С.БУНТМАН: Вот. Зеленый. Добавили в крону зеленого просто-напросто.

М.ШКАНИН: И еще можно сделать оранжевые ветки, допустим, а потом их немножко припорошить снегом. Оранжевого у нас нету.

С.БУНТМАН: Но оранжевый как-то делается.

М.ШКАНИН: Да, это серьезная, мне кажется, тема – как сделать оранжевый цвет? Пожалуй, попробуем красный с желтым смешать – вдруг получится.

С.БУНТМАН: Можно такой эксперимент. Внимание, страшный эксперимент – смешиваются красный и желтый.

М.ШКАНИН: Два мощных цвета, да. Опа! Вот он, красный.

С.БУНТМАН: А это желтый. Ну и что, ну и получился красный и желтый.

М.ШКАНИН: Да, теперь придется растирать.

С.БУНТМАН: Они не смешиваются.

М.ШКАНИН: Теперь возьмем такую штуку, как мастихин. Я думаю, все знакомы с ним, да?

С.БУНТМАН: Это такая лопаточка.

М.ШКАНИН: Да, моя бабушка когда-то перепутала и решила котлеты им переворачивать. Похожа.

С.БУНТМАН: Если маленькие котлетки, то можно переворачивать. Только лучше для этого, конечно, его очистить, а то получатся цветные котлеты, хотя это весело.

М.ШКАНИН: Да. И теперь мы смешаем.

С.БУНТМАН: И перемешиваем прямо на листе, да? И не боимся ничего.

М.ШКАНИН: Да, смело-смело.

С.БУНТМАН: Какой толстый у нас получился. Что ж теперь делать?

М.ШКАНИН: Ну, мы потом это все – раз – аккуратненько соберем.

С.БУНТМАН: Он такой, можно, конечно, делать это не только мастихином специальным, но он мягкий, плюс ко всему, и он не режется. Он же не опасный?

М.ШКАНИН: Нет.

С.БУНТМАН: Вот. Ножик режется, если им пытаться сделать, а вот он и не опасный. Ой-ой, Таня чудесно пишет: «Что вкуснее – акрил или гуашь?» Ну смотрите, особенно старшие ребята, за младшими, потому что есть любители все пробовать на вкус. Ничто не вкуснее.

М.ШКАНИН: Говорят, что так рождается художник. Если в детстве есть тяга попробовать краску и удалось это сделать, акварель лучше всего пробовать, она с медом, а акрил очень вреден, гуашь менее вредна, но все равно не стоит ее пробовать.

С.БУНТМАН: Но если кто-то попытался… а если его вовремя остановили, он не станет художником?

М.ШКАНИН: Неизвестно. Возможно, у него все получится. Был порыв, но его остановили. Он хотел это сделать.

С.БУНТМАН: Сетевизор у нас работает, дорогие друзья, и мы не учим рисовать по радио, и это не та контора, которая за 15 минут учит китайскому языку, нет, мы просто вместе с вами рисуем. Пожалуйста, спрашивайте и делитесь своими страхами и ужасами, тем, что у вас не получается, или тем, что получается. Вот я знаю очень многих ребят, у которых какие-то вещи прекрасно получаются. Например, когда они маленькие, у них прекрасные сочетания цветов. Они придумывают каких-то зверей удивительных, каких-то рыб, которых они начинают раскрашивать непонятно как приобретенной золотой краской, и это чудесно. А потом их начинают учить. Вот не означает ли это, что учиться вообще не надо? Надо ведь учиться. Только как?

М.ШКАНИН: Очень осторожно. Мне кажется, что выход… я видел детей художников, которые абсолютно не хотели рисовать, и у них не было такой потребности, они просто были в среде художников. И когда у них возникал какой-то порыв, они как-то интуитивно, видя вокруг людей, которые рисуют, и общаясь с ними, брали, и у них все получалось, и никто их не останавливал. Вот беда, мне кажется, с тем, когда начинают учить, когда ставят постановки, когда искусство превращается в какой-то набор правил. Оно выше всего этого. И дети это чувствуют. Вот это сочетание цветов. Вот в студии мы пытаемся оставить как можно больше этой свободы у ребенка. Он попадает он к нам лет в пять – чтобы он лил краску, экспериментировал, что угодно делал. Потом они взрослеют и все переходят к академическому чему-то – «я хочу передать перспективу».

С.БУНТМАН: И тогда надо «как». А как рука сочетается с ногой? Как они происходят? Удивительное открытие, что глаза не сразу под черепным сводом располагаются. Это, кстати, большое детское открытие, потому что очень часто когда дети рисуют глаза, первые глаза располагаются здесь. Как говорят некоторые футболисты, в углах головы. Ну хорошо, у нас потихоньку подсыхает. Вот Надя говорит: «Я нарисовала акрилом рыжую кошку на футболке и хожу на физру в ней».

М.ШКАНИН: Молодчина.

С.БУНТМАН: Сама нарисовала, то есть не трафарет. Взяла да и нарисовала акрилом.

М.ШКАНИН: Надо больше рисовать. Побольше футболок, и всему классу или всей школе нарисовать животных или зверей, и была бы уникальная форма на уроке.

С.БУНТМАН: Кстати говоря, на уроке физкультуры – придумывают и с родителями обсуждают часами, а то и месяцами: у нас будут какие маечки – белые или синенькие? А где мы достанем их? На любой белой майке можно будет сделать свою форму. Теперь.

Ю.ШКАНИНА: Пока у нас подсыхает наш авангардный пейзаж, мы можем попробовать сделать классический.

С.БУНТМАН: Да, давайте попробуем классический. Вот сейчас у нас такой пейзаж по чувствам нашим – как мы сразу увидели и попробовали сразу, раз-раз, сделать. И у нас получилась такая сосна, вроде бы, и домики у нас есть там где-то далеко. «А если нет сиреневого для зимних сумерок, что делать?» Сложно!

М.ШКАНИН: Наверное, нужно смешать красный с синим и добавить много-много белого, и вы получите примерно это состояние.

С.БУНТМАН: А потом, мне кажется, можно до бесконечности пытаться и смешивать, пока ты найдешь что-то, что тебе нужно.

М.ШКАНИН: Это очень интересная вещь. Вот я наблюдал за детьми, которые могут сидеть целый час и мешать краски, а ты им только подливаешь. И вот так вот ребенок целый час сидит, пока не намешается. Тем самым он ловит как-то вот это состояние, где остановиться. Ему нельзя сказать, как я говорил, что красный с желтым это оранжевый, он сам перемешает горы краски, весь измажется, но будет знать, что вот это с этим (он даже названия может не знать для цвета) – и получится то, что ему нужно.

С.БУНТМАН: Когда маленькие дети, да?

М.ШКАНИН: Да, когда маленькие дети, они просто на ощущении это все делают. А потом просто ты называешь вещи своими именами, проявляешь.

С.БУНТМАН: Хорошо. Ну что ж, попробуем.

М.ШКАНИН: Давайте, да. Классический пейзаж.

С.БУНТМАН: Какой это будет у нас пейзаж? И с чего вот тут-то начинать нам?

Ю.ШКАНИНА: Здесь все очень весело.

С.БУНТМАН: В каком смысле?

М.ШКАНИН: Здесь у нас есть планы к каждому пейзажу. Основное – это земля и небо. И мы попытаемся лист сейчас разделить между землей и небом. Линией чуть-чуть ниже центра, допустим, я отделяю – у меня будет внизу маленький кусочек поля, допустим, возможно, а здесь небо.

С.БУНТМАН: Мы просто проводим горизонтальную линию чуть-чуть ниже центра. Каждый может себе представить себе эту линию. Только не по линейке.

М.ШКАНИН: Да, от руки.

С.БУНТМАН: Нет в природе линейки.

М.ШКАНИН: Да, и художник, который пользуется линейками, это уже ближе к архитектору. Был такой художник замечательный, Хундертвассер, он считал, что ровная линия – это страшно, это что-то ужасно страшное, как черный цвет.

С.БУНТМАН: Да.

М.ШКАНИН: Поэтому ровных линий в искусстве старайтесь избегать.

С.БУНТМАН: Хорошо, ну вот мы сделали неровную линию.

М.ШКАНИН: Да, долго мы трудились и провели неровную линию. Отделили небо от земли. Это у нас первый план получился. Теперь нам нужно придумать второй план. На втором плане мы попытаемся изобразить горы, например, какие-то, Карадаг.

С.БУНТМАН: Да, а если так, то Арарат. Вот у нас получились горы. Мы сразу увидели нечто. Вот понимаете, даже если не видно, вы себе представляете, что вот линия, а где-то горы, и как только мы нарисовали горы, вот я уже свои предположения, трудно представить себе размер гор. Они всегда такие большие! Потому что мы не знаем, где они находятся – далеко или близко. И как-то горы у нас все сразу…

М.ШКАНИН: Вот, это у нас первый план, а горы – второй план.

С.БУНТМАН: А третий?

М.ШКАНИН: Небо – это третий план. В классическом пейзаже, в самом простом пейзаже есть три плана. Первый – земля. Второй – горы. Это могут быть не горы, а лес. Но главное – чтобы был второй план. Третий – небо.

С.БУНТМАН: Ну все, готово. Готов пейзаж. Пейзаж «Три плана», называется.

М.ШКАНИН: Волшебный пейзаж из трех планов. Давайте теперь еще немножко поразнообразим. Каждый план можно еще разнообразить. Например, на переднем плане у нас может быть озеро. Мы проводим какую-нибудь линию и делаем вот такое вот озеро. На втором плане может быть не одна гряда гор, а, скажем, где-то еще одна, чтобы им не так скучно было стоять.

С.БУНТМАН: Пониже, да?

М.ШКАНИН: Да, чуть-чуть ниже. И уходит, например, вот сюда. Ну, небо у нас пока так и остается небом. Бесплановое небо. Когда все это мы получили, можем добавить на передний план, например, какие-нибудь домики и сделать рыбацкий поселок.

С.БУНТМАН: На той стороне озера, на дальней. Мы можем себе представить, нам легче себе представить на той стороне, потому что на этой стороне получается непонятно что, мы тут же оказываемся – как будто из-за угла выглядываем. Это можно будет сделать, но это не сразу. Сейчас мы прервемся и размышляем. Пока у нас есть три плана. На втором плане у нас горы одни, горы поменьше, тут можно будет еще маленький домик сделать в горах, и озеро на первом плане, чтобы он был яснее и разнообразнее. И домики уже на другой стороне озера. Правильно? Правильно. Все, хорошо, теперь новости.

НОВОСТИ

С.БУНТМАН: Продолжаем мы наши пейзажи. Михаил, Юля здесь у нас. Мы начали пейзаж делать, сделали три плана. Вот горы – это один план все равно, хотя у нас две гряды, да?

М.ШКАНИН: Да, это у нас второй план. Мы можем делить его до бесконечности.

С.БУНТМАН: И все у нас первый план. Поле у нас сначала было, потом на нем образовалось озеро, потом кооператив «Озеро» приехали, домики построили, ну что, ну так получилось у нас.

М.ШКАНИН: Рыбацкая деревушка. Лодку можно.

С.БУНТМАН: Да, только лучше где-нибудь ее у берега, а то сразу у нас получится такое почти чрезвычайное происшествие, если у нас лодка будет одна, как-то так, без присмотра. Ведь, вы понимаете, пейзаж-то пейзажем, но там ведь что-то происходит. Вот здесь вот спрашивают – если часто ходить в художественные музеи и галереи, то будешь лучше рисовать? Или это все равно? Олег спрашивает.

М.ШКАНИН: Прекрасный вопрос. Если ходить в музеи и галереи и еще чаще брать с собой блокнот и карандаш и делать наброски с картин, это одна из лучших школ. Можно копировать, сейчас в музеях все разрешено. Сели на пол, положили блокнотик и срисовали.

С.БУНТМАН: Копировать – это не значит, что вы кальку приставляете к картине и обводите. Нет. Да, можно посидеть. Потом, лучше всегда не спешить. А потом, почему я говорю, что что-то происходит? У меня один из самых любимых художников есть, я его все время везде выискиваю, это такой художник Патинер, и у него называется пышно картина «Бегство святого семейства в Египет», но вся эта картина – это пейзаж. Причем тут лес, дорога, горы какие-то, зверюшки, цветочки, чудесные совершенно вещи. А святое семейство, прости господи, оно маленькое такое вот в уголке, они с осликом в Египет бегут. Почему я говорю, что все происходит? Вот одна у нас лодка, мы сделали, я объясняю, она вот здесь, у пристани, а другая, по-моему, вытащена на берег.

М.ШКАНИН: Да, она на берегу.

С.БУНТМАН: Да, значит, какая-то жизнь происходит. Нарисовали мы, представили себе, я покажу вам, все равно в карандаше это не очень видно. Вот. Три плана есть у нас. Уж какие получаются в Сетевизоре, не взыщите, но они есть. Кстати говоря, нас осуждают насчет акварели и говорят: «Ох, как вы не правы про текущую акварель! Мои дети как раз так раскрепощались». Мы про это и говорим.

М.ШКАНИН: Раскрепощаться – да. Когда я говорил про акварель, то имел в виду, что классические формы придавать ей очень тяжело. Раскрепощаться, лить, брызгать ею… Мы заправляли в брызгалки акварель и брызгали прямо на листы – они текли, это были очень красивые разводы. Конечно.

С.БУНТМАН: Нет, а когда от тебя требуют, чтобы ты акварелью нарисовал сразу что-то тонкое, с массой деталей, которые друг на друга налезают.

Ю.ШКАНИНА: Зеленую бутылку на зеленой драпировке с зеленым яблоком.

М.ШКАНИН: И красной краской.

С.БУНТМАН: Ну хорошо. Уже, кстати, есть в этом какой-то пейзаж. И вот появляется, хотя мы здесь рисовали линии, делили на планы, все равно у нас уже получилось какое-то настроение, уже что-то происходит.

М.ШКАНИН: Теперь у нас есть такой волшебный инструмент, клячка.

С.БУНТМАН: Это что такое?

М.ШКАНИН: Дети безумно балдеют, когда видят мастихийные клячки. У нас были дети, которые просили Деда Мороза принести…

С.БУНТМАН: «Мастихийная клячка» - это такой мультфильм надо снять.

М.ШКАНИН: Мы приносили им, и они под подушки клали вместо игрушек их, представляете? Да, вот она тянется. В общем, волшебный такой инструмент. Вы можете им все вытирать. Это ластик, по сути.

С.БУНТМАН: А это лучше, чем обычный ластик?

М.ШКАНИН: Лучше.

Ю.ШКАНИНА: Он мягче.

С.БУНТМАН: Да?

М.ШКАНИН: Помимо того, что он мягче, вы можете его вымакивать, чуть-чуть сделать линию полегче. Ластик так не сделает.

С.БУНТМАН: Ластиком все-таки нужно тереть.

М.ШКАНИН: А здесь как штампики.

Ю.ШКАНИНА: И ластик стирает все, а здесь остаются линии.

М.ШКАНИН: Когда в тоне работают, например, штрихом, мне нужно сделать его чуть-чуть полегче, хлоп, промокнули.

С.БУНТМАН: А клячку эту можно где-нибудь купить?

М.ШКАНИН: Да, они продаются.

С.БУНТМАН: Сейчас, между прочим, на зависть, столько стало… не знаю, во всяком случае в Москве, но я думаю, и в других городах тоже, становится все больше магазинов, такие райские магазины, в которых краски райские, бумага всевозможная.

М.ШКАНИН: Вчера одна мама привела девочку заниматься и говорит: «У меня мания – я езжу по всему миру, рисовать не могу, но безумно люблю покупать все. Я понимаю вот этот драйв, когда они все цветные!» Я тоже, когда путешествую где-то, покупаю краски. Они мне не особо нужны, но мне нужно видеть эти банки цветные, они едут со мной, кисти, и все это доставляет массу удовольствия. И этой клячкой я хочу вытереть эти цифры, чтобы они мне не мешали дальше работать.

С.БУНТМАН: Как! А мы забудем, какой у нас первый, их нельзя вытирать – мы забудем! Значит, так. Напряженно запоминаем, что первый план – это тот, который внизу, то есть он ближе к нам, второй план посередине у нас получается, и третий, соответственно, наверху. Главное – не перепутать это.

М.ШКАНИН: Теперь это настоящий пейзаж, без цифр.

С.БУНТМАН: Вот меня бы, я не знаю, может, и ребят, меня бы заинтересовало, во-первых, какое это время дня?

М.ШКАНИН: Пока сейчас это непонятно, но мы дальше можем придумывать.

С.БУНТМАН: Это может быть что угодно. Вот теперь мы должны для себя решить это. Если мы не с натуры, конечно, пишем, если это не какой-то пейзаж, который мы хотим для себя запечатлеть. Все равно, понимаете, когда мы рисуем, это не только ведь для того, чтобы что-то запомнить, как оно есть. Мне кажется, что даже и фотографии не получаются, как оно есть.

М.ШКАНИН: Конечно.

С.БУНТМАН: Все равно там субъектив работает. Он объективом только называется, это у него кличка такая, а на самом деле он субъектив. Я уж не говорю о том, если мы собираемся пейзаж рисовать.

М.ШКАНИН: Давайте, может быть, выберем, что это будет. Мне почему-то кажется, наверное, потому что у нас тут нет людей, что это раннее утро.

С.БУНТМАН: Раннее утро. Лучше всего, пускай у нас будет какой-нибудь июнь, когда оно уж такое раннее, чудесное. И смотрите – а что мы еще должны решить? Куда у нас повернуто все это, правда?

М.ШКАНИН: Свет-тень.

С.БУНТМАН: Да, если это утро, то у нас откуда солнце-то появляется, мы должны это решать или нет?

М.ШКАНИН: Да, мы должны подумать об этом. Это может быть рассвет, когда только-только все озарится, а может быть и восход солнца. Вот мне кажется, что мы могли бы сделать здесь восход. Красивые тени от гор могли бы получиться у нас.

С.БУНТМАН: Да, вот это надо продумать, в какую сторону. Сюда к нам?

М.ШКАНИН: Да, солнце восходит за горами, оттуда поднимается, и это все наплывает на нас. Представляете, все же, наверное, были на море, все видели, как восходит солнце.

С.БУНТМАН: Да. Хорошо. А вот как это сделать?

М.ШКАНИН: Теперь мы выдавили краски на палитру наши основные – красный, синий, зеленый, желтый. Этого, наверное, будет достаточно.

С.БУНТМАН: Там беленький есть.

М.ШКАНИН: Белый обязательно. В акриле он нужен. В акварели можно обойтись и без него. Но здесь нам не справиться. И теперь мы начнем воображать. Восход – это какие у нас краски? Ну, наверное, белый с красным смешать, получить нежно-розовый. И, может быть, немножко добавить желтого. И попробовать мазками написать наше небо.

С.БУНТМАН: Розовое, да. Потому что оттуда у нас, представляете, из-за гор солнце восходит. И первое – над нами, на самом верху у нас получается вот такое розовеющее небо.

М.ШКАНИН: Чуть-чуть желтого еще добавляем.

С.БУНТМАН: Вам же слышно, как рисуют?

М.ШКАНИН: Шуршит кисть по бумаге. Аккуратные мазки. Потом, есть еще такая особенность у неба – небо, которое за горами, светлее. Мы больше желтого с белым туда добавляем. То, которое повыше, чуть-чуть темнее становится. Поэтому красного больше вверх, к верхнему краю листа.

С.БУНТМАН: А откуда вы это знаете? Это ведь важный вопрос.

М.ШКАНИН: Я очень много ходил в галереи и смотрел у художников и пытался срисовывать. И когда срисовываешь, у Тернера прекрасные пейзажи есть, автоматически все это видишь. У Клода Моне. Когда мне подарили книжку Клода Моне, я ее открыл, я ничего не знал о живописи. Я вообще, честно говоря, ее не очень любил. И когда я увидел эти краски, мир открылся.

С.БУНТМАН: Сразу вопрос – могут спросить и ребята, и особенно взрослые: а если посмотреть на настоящее небо? Может, просто внимательно посмотреть не на картины, а настоящее небо? Как тут?

М.ШКАНИН: Можно, но это чуть сложнее. На настоящем небе увидеть… Тут даже непонятно, что первое идет – впечатление от художника и от картины или от того, что ты видишь.

С.БУНТМАН: Кстати говоря, это одно другому помогает. Когда ты смотришь на картины и когда потом ты смотришь на небо, на горы, на дома, ты и смотришь на них по-другому. Ты уже начинаешь видеть в них что-то новое. Вот были, например, замечательные художники, которые делали тот контур, которого нет на свете, он не такой заметный. Вот как замечательный художник Добужинский, например. У него такой контур всегда. Это потрясающе – я стал видеть контуры на домах. Может, там тень играла, может, что-то… И так совершенно по-другому выстроился мир.

М.ШКАНИН: Это все есть.

С.БУНТМАН: Конечно. Это все вместе работает.

М.ШКАНИН: Добавим еще белого.

С.БУНТМАН: И не бойтесь, ребята. И, я вам сейчас очень страшную вещь скажу – не очень-то слушайте и не выбрасывайте сразу кисточки, карандаши и краски, когда вам говорят: «Нет, это не похоже, так не бывает!» Потому что все очень любят…

М.ШКАНИН: Давать советы.

С.БУНТМАН: Как будто видят и знают, как есть.

М.ШКАНИН: Причем те, кто меньше всего рисует, больше всего дает советов.

С.БУНТМАН: Да-да, больше всего советует.

М.ШКАНИН: Меня всегда это удивляет.

С.БУНТМАН: И здесь самое главное – призакрыть глаза вам и подумать: я это действительно, потому что не умею, сделал, или потому что мне что-то показалось. Вот если показалось, уже можно работать, ребята.

М.ШКАНИН: Все правильно, да.

С.БУНТМАН: У нас такое желто-розовое небо. Здесь очень интересно – «Мне бабушка говорит, что нельзя рисовать розово-зеленое платье, цвета не сочетаются. А нам очень нравится», говорят Оля и Катя.

М.ШКАНИН: Все сочетается. Есть теория, что красный и зеленый – это противоположные цвета, которые не сочетаются. Нет, смотря как их расположить, зависит от насыщенности красного и зеленого. Если вам нравится, значит, это правильно.

С.БУНТМАН: Ну да. Ну, просто бабушка абсолютно права, что в определенное время и достаточно устойчиво это носить было трудно, сразу в глаза бросается зеленое с розовым. А если вы делаете платье у куклы, Оля и Катя, розовое и зеленое, вы посмотрите, какой розовый, какой зеленый. А какое сочетание замечательное, когда идут мелкие вот эти вот, это ж так прекрасно!

М.ШКАНИН: Конечно. Все это в природе есть. Как это так – в природе сочетается, а у нас на листе нет?

С.БУНТМАН: Вдруг.

М.ШКАНИН: Как это мы так перехитрили всех?

С.БУНТМАН: Мне мама тоже всегда упорно говорила, что розовое с зеленым – это самое страшное. Я чувствую, что и у бабушки, и у моей мамы какое-то это такое пугало.

М.ШКАНИН: Попался хороший преподаватель в свое время.

С.БУНТМАН: Нет, а это было устойчивое мнение. Во всем – в одежде, в цветах. Это сразу – дурновкусие! Вот нельзя! У тебя вкуса нет. Как замечательно получается. Вот мы сейчас с вашей подачи попробовали – по-моему, очень славно получается. Уж поверьте.

М.ШКАНИН: Много белого в красный и много белого в зеленый.

С.БУНТМАН: И так нежно получается, такие нежные переходы.

М.ШКАНИН: Мы можем этот зеленый даже использовать где-то в наших горах, например. Не чистый зеленый, а немножко к нему синий добавить. Так, небо мы прописали.

С.БУНТМАН: Нам надо сейчас что-то очень важное сделать, потому что нам уже очень скоро разбегаться по Подмосковью надо будет.

М.ШКАНИН: Тогда мы берем широкую кисть, и дальний план у нас будет светлее, чем передний план. Передние горы на втором плане будут более темные.

С.БУНТМАН: Это если рассвет у нас там, или вообще?

М.ШКАНИН: Да, если рассвет. И мы так видим. Поэтому мы сильными мазками…

С.БУНТМАН: А снега у нас там нет наверху?

М.ШКАНИН: Можем добавить.

Ю.ШКАНИНА: В июне?

С.БУНТМАН: Это ж горы-то какие получились! Это на переднем плане может не быть.

М.ШКАНИН: Белые мазки поставим.

С.БУНТМАН: Ребят, еще, когда мы вдруг придумали большой ледник в горах, то у нас получается, что эти горы очень далеко.

М.ШКАНИН: Да, белый цвет на верхушках сразу их отодвинул.

С.БУНТМАН: Да-да.

М.ШКАНИН: Потрясающе в живописи – одним движением ты можешь отодвинуть на сотни километров. Одним мазком, а! волшебно.

С.БУНТМАН: Можешь изменить мир просто-напросто вообще.

М.ШКАНИН: Да, взял кисточку.

С.БУНТМАН: Вот эти лодочки мы нарисовали одного размера. А мы ж могли и дома здесь. Мы сразу представляем себе. Мы можем же сделать так… Смотрите, у нас получается, если мы, предположим, человека здесь сделаем, он выходит утром, потягивается, из одной двери, большого такого человека, а мы можем сделать человека совсем маленького, и у нас получатся совершенно другие дома, не двухэтажные, а многоэтажные, а вы тогда спросите гневно у нас – почему ж у вас лодки здесь такие? А мы еще пару мачт добавим, и получатся шхуны большие. Потрясающе. Дима очень любит карандашами рисовать.

М.ШКАНИН: Цветными?

С.БУНТМАН: Цветными.

М.ШКАНИН: Это тоже здорово.

С.БУНТМАН: Конечно. Сейчас очень много всего. Когда ты себе задачу ставишь другую, потому что когда тебе нужны очень яркие цвета, вот у нас была большая печаль, что цветные карандаши блекловаты. Поэтому мы предвкушали рождение и проникновение на территорию нашего родного государства фломастеров. Это ж была революция.

М.ШКАНИН: Да, я смешиваю, тут же прямо фломастер в краску добавляю.

С.БУНТМАН: Хорошо. Дорогие мои друзья, давайте подведем некоторые итоги. Что мы сегодня узнали? Конечно, «Табу на розовое с зеленым у моего поколения», пишут люди постарше. Это просто священный запрет. Так вот, во-первых – настроение. Мы сразу из настроения делаем пространство в пейзаже. У нас получились горы потемнее на первом плане. Когда мы делаем пейзаж более классический, мы разделили планы, а в этих планах мы можем играть, как хотим. Менять масштаб, менять пространство, менять то, что получается.

М.ШКАНИН: Сделать озеро на лугу, убрать озеро и вернуть обратно луг.

С.БУНТМАН: А потом здесь еще – и в конце всего мы можем еще сказать, вот здесь на небе мы сделаем две луны, и у нас получится: а где все это происходит? Совершенно в другой какой-нибудь галактике или системе. Спасибо, Юля. Спасибо, Миша, большое. Мы сейчас за очередными впечатлениями и пейзажами отправляемся вместе с Татьяной Пелипейко в Подмосковье. А мы с вами будем и рисовать, и много чего делать, и отвечать на вопросы, кстати говоря, к программе «Говорим по-русски». Слово пейзаж, сельская картина, вошла в русский язык в 18-м веке, а в литературу попало в самом начале 19-го. Степан Петрович Жихарев, писатель, а к тому же оберпрокурор Сената, в своих знаменитых «Записках современника» писал: «Если вы захотели представить Москву в отдалении пейзажем, то надо нарисовать ее…» - и что он предлагал? С Поклонной горы, с Воробьевых гор или с Введенских гор, тех, что в Лефортово? Ну-ка давайте, +7 985 9704545 смсками. И получите вы призы.